Чтобы совершить рывок в
экономическом развитии, ведущим российским регионам нужно больше свободы в
принятии решений по хозяйственному планированию Сюжеты Региональное развитие:
Расширяем пространство развития Крым ждет инвесторов Теги Интервью Региональное
развитие Экономика «Из моего окна видна практически вся Уфа, — говорит
президент Башкортостана Рустэм Хамитов, кивая на величественный вид в вечернем
солнце и оба берега реки почти с высоты птичьего полета. — Она вся кусками, как
заплатками, застроена новыми домами, ей не хватает единого плана…» По тому, как
президент это говорит, чувствуется, что он любит свою малую родину, но не
идеализирует ее. И поэтому готов к переменам сам и может убедить в их
необходимости других. «Когда-то Вячеслав Глазычев, большой ученый и знаток
российских регионов, назвал Башкирию островом. В его словах была своя правда,
ведь Башкортостан действительно долго жил в добровольной изоляции, — продолжает
Хамитов. — Мне стоило определенного труда доказать людям пользу большей
открытости, показать им, как динамично развиваются регионы-лидеры. Но теперь
они поняли меня, и Башкирия постепенно приходит в движение». РЕКЛАМА
Действительно, нынешний президент Башкортостана производит впечатление
глубокого человека, он не только детально знает хозяйство своей республики, но
и хорошо осведомлен о жизни в других российских регионах, о последних мировых
тенденциях в химпроме. Солидное инженерное образование Бауманского
университета, большой опыт работы на разных должностях в федеральной власти, а
также владение английским дают Хамитову возможность охватить картинку
реальности в весьма широком фокусе. С ним интересно поговорить о «заклятых»
российских проблемах, ведь он не просто детально представляет себе, как
работают нефтехимические или машиностроительные производства в республике, но в
то же время в состоянии увидеть их вписанными в общероссийскую или даже мировую
канву. О том, как дальше собирается развивать Башкирию и почему активно
выступает за необходимость масштабного импортозамещения, Рустэм Хамитов
рассказал в интервью журналу «Эксперт». Без воровства — Говорят, что вы
переформатировали органы власти в Башкирии. В чем это заключается? — Структура
осталась прежней. Задача состояла в том, чтобы кардинально изменить подход к
управлению. Башкортостан — это крупная экономически развитая территория, ее
потенциал далеко не исчерпан, но в середине 2000-х республика начала по
некоторым направлениям отставать от передовых российских регионов, терять темп
развития. Это было связано в первую очередь с недостатками стратегического
управления, отсутствием планов индустриального развития республики, а также с
тем, что население не было вовлечено в экономическую жизнь. Главенствовали
эмоции, патернализм, консервация, приватизационные скандалы. Люди начали
уезжать из республики, и не только в поисках заработка, а потому, что не было
перспективы: социальные лифты не действовали, новых предприятий не строилось,
восхваление региональных событий стало гипертрофированным. Это раздражало многих.
Деловая активность съежилась — рейдерские захваты предприятий и бизнесов стали
нормой. Сегодня уже многое изменилось: бизнес-климат стал мягче, свободнее,
предприниматели «задышали», поверили в возможность честной работы, ощущают
поддержку. Конечно, мы еще не идеальны, но тема коррупции в высших эшелонах
республиканской власти уже малоактуальна. На среднем уровне, к сожалению, эта
зараза еще есть, но на высшем, правительственном, приоритетом является честная
работа. Текучесть кадров в министерствах и ведомствах, в которой меня обвиняют
оппоненты, была в начале моей работы связана именно с наведением порядка и
отсевом соответствующего типа «деловых» людей. И еще одно: сейчас все доходы от
приватизации и продажи имущества до копейки поступают в бюджет республики.
Незаконных схем реализации госпредприятий нет. Кроме того, надо было
разобраться в проблемах национализма, радикального ислама. Эти вопросы не
поддаются упрощенному анализу и быстрому решению. Но кое-что уже сегодня
удается делать. Например, в кадровой политике. Мы стимулируем конкуренцию среди
специалистов исходя из их компетентности, а не по каким-то другим критериям. —
Как сегодня выглядит Башкортостан на общероссийском экономическом фоне? — Наши
экономические показатели по многим направлениям лучше среднероссийских. Выше у
нас и индекс промышленного производства. Связано это с тем, что в республике
диверсифицированная экономика. Добыча нефти, нефтехимия, нефтепереработка
составляют значительную часть промсектора, но при этом у нас есть сильное машиностроение
и хорошо развит агропромышленный комплекс, неплохая горнодобывающая
промышленность. Все это позволяет нам удерживаться наверху. Даже в 2008–2009
годах, в пик кризиса, объем промышленного производства в республике снизился
только процентов на пять-семь, что было все-таки значительно лучше
общероссийских цифр. Наши предприятия производят востребованные товары: в ТЭКе
и химпроме — топлива и полимеры, в машиностроении — оборонную продукцию, выпуск
которой сегодня финансируется в полном объеме, в горнодобывающей отрасли растет
добыча медно-цинкового концентрата, поскольку мировые цены на медь совсем
неплохие. Кстати, по количеству прибыльных предприятий республика на первом
месте в стране — 82 процента из них работают с экономическим плюсом. Устойчиво
работает село. Такая модель многоотраслевой экономики была сформирована
пятьдесят-шестьдесят лет назад. Все это позволяет нам не просто выживать, но
чувствовать себя достаточно уверенно. В плане поступления налогов показатели
выше прошлогодних и близки к плановым. Беспокоит только снижение налога на
прибыль, а ведь это один из основных индикаторов самочувствия предприятий. Но
вот в июле ситуация с этим налогом стала лучше, и мы вздохнули с облегчением.
Мы индивидуально работаем с крупнейшими налогоплательщиками. Разговоры с ними
подчас бывают достаточно жесткими, но это позволяет достигать запланированного
уровня наполнения бюджета. С другой стороны, есть факторы, на которые мы не
можем повлиять. Например, снизились поступления акцизов на нефтепродукты (эта ситуация
общая по всей стране и связана с уменьшением акцизов на более качественный
бензин, чтобы простимулировать производителя к его производству. — «Эксперт») и
акцизы на алкоголь. Цифры статистики показывают снижение потребления алкоголя в
республике: в позапрошлом году в среднем было около одиннадцати, а сейчас около
семи литров на душу населения в год. Снижение за год более чем на 30 процентов!
Но на самом деле употреблять меньше не стали, просто сказывается завоз дешевой
водки из Казахстана, которую продают прямо с машин, и большая доля суррогата на
рынке. Значит, покупается много спиртного с черного рынка, много контрафактной
продукции. Это для нас огромная проблема. Непьющая деревня — Если уж мы
упомянули алкогольную тему, то какова вообще ситуация с потреблением алкоголя в
республике, ведь вроде бы мусульмане не должны употреблять алкоголь? — Это, к
сожалению, в прошлом. Во-первых, ислам исповедует у нас только 55 процентов
населения, а во-вторых, теперь в наших мусульманских районах потребление алкоголя
такое же, как в немусульманских. Мы пытаемся «давить» на традиции и религиозные
аспекты, но больших успехов пока нет. Как и для страны в целом, для нас это
очень болезненная тема, поскольку теряем много людей. Ведь три четверти
погибающих в пожарах находились в состоянии алкогольного опьянения, и в ДТП, в
происшествиях на воде, на производстве изрядная доля людей погибает по этой же
причине. В городах и деревнях на могильных камнях даты жизни молодых мужчин.
Почти всех их сгубила водка. — А вы пытаетесь что-то с этим делать? — Общество
начало сопротивляться этому явлению. У нас есть движение «Непьющие деревни», и
мы поощряем села, которые добиваются успехов в борьбе с пьянством. Есть
деревни, где терпение уже иссякло: люди на народных сходах принимают решение
вообще не продавать алкоголь на своей территории. В то же время ограничить
потребление алкоголя простым увеличением цены невозможно, потому что
сверхдорогой официальный продукт замещается привозной дешевой водкой или
суррогатом. Специалисты подсчитали, что официальную водку независимо от ее цены
потребляет только 30–35 процентов населения. Значительная часть людей, 65–70
процентов из числа покупающих алкоголь, в первую очередь обращает внимание на
цену и делает соответствующие выводы: когда растет цена напитка, переходят на
сторону теневой экономики. Упорное желание работать — Каковы, с вашей точки
зрения, основные двигатели региона и основные ступоры, которые мешают
развиваться? — Повторюсь, наше очевидное преимущество — диверсифицированная
экономика. Мы входим в первую пятерку регионов России по количеству
наименований выпускаемой продукции, значительная часть которой высоколиквидна.
У нас действительно высокий уровень компетентности во многих отраслях, хорошие
специалисты, успешные университеты, трудоспособное население. Я бы сказал, что
у моих земляков есть настырность и упорное желание работать, глубоко
укоренившееся чувство ответственности, будь то в освоении шестьдесят лет назад
целины или сейчас — в оказании помощи Крыму: наши люди везде самоотверженно
работали и работают. У нас сегодня есть предприниматели, которые без всякой
приватизации и преференций создали свои предприятия с оборотом в миллиарды
рублей. Но, конечно, нам есть над чем работать. На первых порах становления
рыночной экономики республиканская власть старалась защитить население от
последствий шоковой терапии. Подобные стремления и действия были оправданными.
Проблема, однако, состояла в том, что параллельно с этой поддержкой не
проводились реформы, не повышалась производительность труда, не оказывалась в
необходимом объеме помощь предпринимателям. Такое развитие событий привело к
отставанию по некоторым направлениям. — Как повлияло стремление устранить
произошедшее отставание на промышленную политику, которую вы проводите? — Мы приняли
целый ряд законов республиканского уровня, чтобы привлечь больше инвестиций,
создать условия для государственно-частного и муниципально-частного
партнерства, снизить административные барьеры и поощрить производство. Создали
такие институты, как Корпорация развития Республики Башкортостан, Агентство по
привлечению инвестиций, Центр микрофинансирования малого бизнеса, Центр
поддержки экспорта, Гарантийный и Лизинговый фонды. Все это сейчас работает, и
виден результат. По объему инвестиций, привлеченных в 2013 году, мы уже девятые
в стране, хотя в 2011-м были в четвертом десятке. Минрегион России в своем
последнем рейтинге определил нас по объективным показателям в пятерку наиболее
динамично развивающихся в экономическом плане регионов страны по итогам 2011–2013
годов. Свое дальнейшее развитие мы видим в еще большей диверсификации
производства. Мы должны продолжать расширение ассортимента выпускаемой
продукции, двигать не только нефтехимический бизнес, но и машиностроение,
радиоэлектронику, производство средств связи. Важной отраслью развития для нас
является агропроизводство. Мы в пятерке крупнейших агропроизводителей России.
Молоко и продукция из него, мясо всех разновидностей, зерно, овощи,
подсолнечное масло — по этим направлениям наша республика один из крупнейших
производителей. Действуют программы модернизации молочных ферм, развития
мясного скотоводства, покупки агротехники, помощи фермерам. Мы субсидируем
ставки кредитов, оказываем прямую пятидесятипроцентную поддержку при ремонте
ферм и закупке тракторов и комбайнов. Инвесторы приступают к строительству трех
молочных мегаферм, каждая с годовым объемом производства 30–50 тысяч тонн
молока (наша цель — в 2020 году производить 2,1 миллиона тонн). Введенные
недавно санкции — мощный стимул для дальнейшего развития сельского хозяйства.
Мы этот шанс не упустим.
Послезавтрашние технологии — А как у вас с
высокими технологиями? — У нас есть целый ряд направлений высокотехнологичных
производств, становлению которых мы помогаем. Например, радиоэлектронная промышленность.
Сегодня в стране рынок средств связи монополизирован иностранцами — США, Китай,
ЕС, а российское производство составляет только около пяти процентов. Мы
буквально прогрызаемся в этот сегмент, в том числе при прямой поддержке
президента страны, показываем, что у нас есть разработки, которые не хуже, а по
многим показателям лучше иностранных. А ведь в некоторых сферах обладание
собственными средствами связи, локальными компьютерными сетями отечественного
производства совершенно необходимо, например в оборонной промышленности, в
госструктурах. И я могу сказать, что у нас уже есть успехи на этом рынке: на
наше оборудование переходит российское налоговое ведомство. Работаем и с
другими крупными потребителями. В оборонке ситуация несколько иная, нет импорта,
но у них очень старая отечественная аппаратура, мы предлагаем им самую
современную, надежную, дешевую. — Как именно вы убеждаете компании отказаться
от импортной продукции? — Даем в эксплуатацию свое оборудование, и компании
имеют возможность сопоставить предлагаемую нашими предприятиями цену и
качество. Набирает обороты машиностроение, в частности авиационная
промышленность. Например, за прошедшие четыре года объемы производства
Уфимского моторостроительного производственного объединения, УМПО, входящего в
состав Объединенной двигателестроительной корпорации, выросли почти в три раза,
до 40 миллиардов рублей. Предприятие выполняет крупные заказы, в том числе по
линии импортозамещения. И если двигатели для боевой авиации страна всегда
делала сама, здесь даже нет никаких вопросов (УМПО — головное предприятие
отрасли), то сегодня в связи с ситуацией на Украине появилась и тема двигателей
для российских вертолетов (моторы выпускает украинское предприятие «Мотор
Сич»). Наше УМПО уже освоило выпуск 40 процентов комплектующих вертолетных
двигателей, и эта цифра будет расти до 70–80 процентов. Окончательная сборка
двигателей будет производиться в Санкт-Петербурге. Перед газовой отраслью
страны стоит колоссальная задача уйти от импорта газоперекачивающих агрегатов.
«Газпром» на своем балансе имеет тысячи таких машин, так как на всех
магистральных трубопроводах через каждые 100–150 километров стоит агрегат,
повышающий давление в трубе. Эти установки тоже производятся на Украине, что в
связи с последними событиями составляет уже большую проблему. Разработки
Уфимского моторостроительного объединения позволяют заменить украинскую
продукцию на российскую. Вместе с «Газпромом» и УМПО мы создаем предприятие по
выпуску приводов газоперекачивающих станций. Это очень большая и важная работа.
Плотнее начали загружаться предприятия, выпускающие оборудование для
нефтедобывающей и нефтеперерабатывающей промышленности, химпрома. Так что
перспективы в машиностроении есть, и немалые. Но я опять хочу вернуться к
сельскому хозяйству, уже в аспекте высоких технологий. В республике
производится 2,5–3 миллиона тонн зерна в год, а для собственных нужд нам пока
необходимо 1,5–2 миллиона, хотя поголовье крупного рогатого скота растет и
потребность в фураже увеличивается. Но все равно есть приличный излишек, от
морей мы далеко, поэтому продавать зерно за границу нам невыгодно — слишком
дорогая перевозка. Поэтому мы рассматриваем возможность его глубокой
переработки для производства добавок к кормовым рационам и даже новых
инновационных продуктов. Сегодня в мире становится все более популярным такое
направление, как использование биопластиков. Например, бутылочка для воды из
такого пластика через полгода сама превратится в лужицу воды. — Но, наверное,
зерно — дороговатое сырье для биопластика, есть же другие. — Да, конечно, это
может быть и древесина, и опилки, и солома. А из зерна можно производить другие
продукты глубокой переработки, например янтарную и молочную кислоты, которые
используются в парфюмерии, кондитерской промышленности. Иначе говоря, мы должны
сформировать нишу для глубокой переработки зерна. — И что для этого делается? —
Инициировали формирование соответствующей программы в правительстве Российской
Федерации, прошли большой круг инстанций и уже видим свет в конце тоннеля. Я
думаю, нам удастся получить федеральное софинансирование, так как оборудование
крайне сложное и дорогостоящее, это даже не завтрашние, а послезавтрашние
технологии, поэтому в одиночку мы, конечно, этот проект реализовать не сможем.
Но сделать это нужно, чтобы не упустить серьезный мировой тренд и занять нишу с
колоссальными рынками сбыта уже в ближайшем будущем. Например, Япония
законодательно поставила цель в 2020 году 30 процентов всего пластика,
используемого в автопроме, сделать биоразлагаемым, и пока у России есть
возможность успеть занять свое место в этом мировом сегменте. Другая серьезная
цель, которую мы перед собой ставим, но уже в химической промышленности, —
создание производств, занимающихся выпуском конечной продукции. В Башкирии есть
крупные производства полимеров первого и второго передела (крупнотоннажные
производства), которые затем экспортируются, а своей конечной продукции мы не
имеем и импортируем ее из-за границы. Формируются технопарки, где будет выпускаться
наша собственная конечная продукция из пластиков: напольные покрытия, трубы,
корпуса оборудования и бытовых приборов и многое-многое другое. Это важно и с
точки зрения импортозамещения, и для наращивания промышленного потенциала.
Делать конечную продукцию — Выпуск конечной продукции из пластмасс — больной
для России вопрос. Среди главных препятствий называется слишком высокая,
неконкурентоспособная стоимость сырья, высокая цена на электроэнергию для
промышленного производства и слишком благоприятные условия для импорта
аналогичных товаров из-за границы. В совокупности эти факторы ведут к тому, что
заниматься выпуском нефтехимии высокого передела в России невыгодно. Каков ваш
диагноз, почему Россия ничего не выпускает? — Помимо названных объективных есть
и субъективные причины. Собственникам предприятий проще выпускать
крупнотоннажную продукцию, поставлять ее на экспорт и иметь постоянный доход,
чем тратить средства на развитие требующих кропотливой работы малотоннажных
производств. Да, в малотоннажке большая прибыль, но хлопот… Редко кто идет на
такие проекты. Кроме того, в стране нет оборудования, на котором можно было бы
выпускать такого рода продукцию. А вообще, в химпроизводстве ситуация сложная.
Сегодня Россия, имея 20–25 процентов мировых запасов химического сырья,
выпускает только один процент мировой химической продукции. Это 15-20-е место в
мире. Иначе как развалом химической промышленности подобную ситуацию не
назовешь, ведь когда-то в мире мы были вторыми. Новые собственники после
приватизации эксплуатируют наиболее прибыльные производства, требующие малых
вложений и затрат, законсервировав или демонтировав ряд нужных для
импортозамещения установок. У нас уже нет производств высших жирных спиртов,
синтетических жирных кислот, парафинов, масел, эпоксидных смол, гербицидов и
пестицидов и многого другого, что служило сырьем для таких конечных продуктов,
как стиральные порошки, растворители, ингибиторы коррозии, красители,
смазочно-охлаждающие жидкости. Всего не перечесть! А ведь эту продукцию наши
предприятия еще пятнадцать-двадцать лет назад выпускали. Сегодняшние
собственники потеряли объемы, добавленную стоимость, рабочие места. Теперь эти
товары закупаются за рубежом. Установки, а среди них были и уникальные,
разобраны, сданы в металлолом или ржавеют без использования. — Но даже если у
нас делается конечный продукт, то к нему масса претензий по качеству. Почему
это так? — Причин несколько. Прежде всего это устаревшие технологии и
оборудование, нашим производствам нужна глубокая модернизация. Там, где она
прошла, качество сопоставимое. Надо признать, есть еще оборудование выпуска
60-х годов прошлого века. Ну и пресловутый человеческий фактор. Ведь в любой,
даже в самой автоматизированной системе присутствие человека обязательно. И
если не хватает знаний и компетенций, то, конечно, и должной продукции нет. В
производстве всегда важны нюансы. Ошибся на полградуса по температуре в
техпроцессе или на сотую долю миллиметра в размерности детали при настройке
станка — и все, качества нет. Поэтому новые технологии всегда должны идти в
ногу с квалификацией персонала. В России действительно снизилось мастерство
работников во многих отраслях. Можно, конечно, кивать на развал системы
профобразования, но проблема не только в этом — предприятия ставят перед собой
узкие задачи, не заинтересованы в расширении выпуска конечной продукции,
диверсификации производства. Им спецы высочайшей квалификации редко когда
нужны. Реально подготовкой кадров мало кто из них занимается. Экономят! Мы не
видим энергии спроса, которая шла бы от бизнеса, от предприятий. Они пассивны в
подготовке кадров. Хотя, повторюсь, испытывают острый недостаток в
квалифицированных рабочих. Только крупные заводы и редкие энтузиасты еще
поддерживают систему профтехобразования, но этого крайне мало. — Так что же с
этим делать? На вашем уровне вы видите какой-то способ выйти из этого порочного
круга? — Универсальных рецептов нет. Регионы по-разному выживают. Например, в
Калужской области целенаправленно готовят специалистов для
автомобилестроительной промышленности. У нас в республике сейчас созданы и
начинают действовать ресурсные центры подготовки кадров для машиностроения,
нефтехимии, агропромышленного и деревообрабатывающего производств, строительной
отрасли и жилищно-коммунального хозяйства, в которых мы стараемся объединить в
единую цепочку все элементы системы образования: школа — ПТУ (СПО) — техникум
(колледж) — университет. Надеемся получить новый результат. Если получится —
расскажем. Кстати, в этом году появился конкурс в ПТУ и колледжи, поскольку ЕГЭ
в республике провели предельно честно, и выпускники школ с небольшими баллами,
а их стало намного больше, пошли учиться на рабочие специальности, имея в виду
последующую возможность бесплатного заочного обучения в вузах. — Каково ваше
мнение по поводу необходимости предоставлять регионам больше возможностей для
самостоятельной работы в экономике? — Субъекты все разные. По-разному мы решаем
вопросы и в отраслях. Однако регионы порой слишком жестко связаны в экономике
федеральным правовым полем. Например, федеральная власть слишком плотно
регламентирует работу в ЖКХ, строительном комплексе, дорожном хозяйстве и так
далее. Сегодня регион мало влияет на деятельность крупных предприятий,
работающих на его территории. Субъекты не участвуют в формировании или
обсуждении стратегии развития промышленных гигантов, не знают, сколько налогов
заводы будут платить в бюджеты в обозримом будущем, какие суммы предъявят к
налоговым вычетам, что будет с неиспользуемыми земельными ресурсами, какие
кадры им будут нужны. Все это корпоративная тайна. Федеральные ведомства,
крупные корпорации, естественные монополисты порой ставят нас перед внезапно
изменившимися правилами игры в части налогов, отчислений, субсидий или
трансфертов, выполнения новых функций, отказа от строек. Но ведь в таком узком
коридоре знаний трудно строить стратегические планы развития территории. А
регион — это важная составляющая страны. Поэтому уверен, что разработку
стратегий крупных предприятий и отраслей необходимо осуществлять только
совместно с субъектами федерации. Если региональные власти глубоко знают планы
развития, то они могут и более предметно помогать в решении многих
производственных вопросов. Мы у себя в республике сейчас переходим к плотному
взаимодействию с крупным и средним бизнесом с точки зрения формирования планов
развития, вводим элементы планово-рыночной экономики. План, стратегия — это
основа основ. Кое-кому такой подход не нравится, мол, не будем отчитываться
перед местной властью. Нам отчет не нужен, хотя и это важно, нам нужна совместная
стратегия развития региона. Например, структуры «Газпрома» постоянно просят у
нас план развития территории для перспективного снабжения газом, а мы его, этот
план, зачастую правильно и сформировать не можем — не хватает информации от
промышленников, строителей. Планирование дает намного больше возможностей
ускорить развитие территорий, чем один лишь расчет на «невидимую руку рынка».
Стратегическое регулирование — мощный инструмент, и им надо пользоваться. Этим
летом принят закон РФ «О стратегическом планировании в Российской Федерации»,
на подходе закон «О промышленной политике». Это сверхнужные документы,
своевременные. Только надо, чтобы они работали и чтобы в цепочке регуляторов
были и регионы. Без регионов поднять промышленное производство не удастся.
Собрать свой кластер — Давайте вернемся к теме импортозамещения. Она в
сложившейся международной обстановке действительно приобретает особенное
звучание. Я знаю, что вы давно являетесь ее горячим сторонником. Но что этому
мешает? Например, почему мы покупаем львиную долю катализаторов для
производства топлива в США, хотя только в Башкирии есть три завода по их
производству? — Скорее тут причины субъективного свойства. Наши катализаторы по
некоторым параметрам превосходят американские. Оборудование на нашем
катализаторном предприятии японское, мощная лаборатория, новые разработки.
Мешают инерция мышления и действий, отсутствие патриотизма и мотивации на
покупку отечественного. И американцы, конечно, тоже не спят, борются за рынки и
просто так эти ниши не отдадут. Что они там сулят российским покупателям, нам
неведомо, но поставки пока идут из-за границы. В рыночной экономике мы до сих
пор как школьники, а они умудренные профессора… Недавно на одной конференции
американцы в очередной раз задали мне свой любимый вопрос: как мы боремся с
коррупцией? И я ответил, что им-то как раз негоже спрашивать нас об этом, так
как именно Запад стал для нашей страны источником этой болезни. Двадцать пять
лет назад наш российский промышленник про коррупционные схемы вообще ничего не
знал, в Советском Союзе этого почти не было, а западные воротилы бизнеса пришли
на наши рынки и стали соблазнять: купите нашу продукцию, и мы вам столько-то
процентов от заказа в том или ином виде отдадим, счет в банке откроем.
Российский бизнес оказался способным учеником из-за нищеты (хотелось получить
заказ любой ценой), безвластия, отсутствия контроля и правовой культуры.
Развратили нашу систему господа «из-за бугра» и теперь нас жизни учат. —
Хороший ответ! Но, возвращаясь к импортозамещению, как его все-таки добиться? Я
не рассматриваю вариант появления железного занавеса, на этот раз со стороны
Запада. Тогда у нас просто не будет другого выхода. Но будем говорить о более
спокойном варианте. Что делать? Просто взять и поднять пошлины? Но насколько
это разумно, не приведет ли это к стимуляции неконкурентоспособных производств?
— Я абсолютно уверен в необходимости использования гибких пошлин на импорт для
стимуляции собственного производства. Понятно, что в связи с нашим вступлением
в ВТО механизмы введения этих пошлин усложнились, так как надо разобраться в
способах их применения, находящихся вне штрафных зон, предусмотренных правилами
ВТО. Но это возможно. Я общаюсь с нашими производителями, и они приводят мне
десятки примеров того, как другие страны пользуются заградительными пошлинами;
мы же, кажется, до недавнего времени не слишком задумывались на эту тему. Пока
мы этими инструментами пользуемся плохо и по ряду направлений проваливаемся. —
Можете ли вы привести пример технопарка, работающего у вас? — И не один.
«Химтерра» — совместный с республикой технопарк полиэфирного комплекса
«Сибура». Затем технопарк компании «Газпром нефтехим Салават». Далее, технопарк
под Уфой с деревопереработкой и мебельной фабрикой. Формируем индустриальный
парк в городе Агидель на месте бывшей площадки строительства АЭС. Идет передача
имущества от «Росатома» в собственность республике. Там более двухсот зданий и
сооружений, а значит, будет крупная промплощадка и новые производства, в том
числе судостроительный завод, порт, перевалка грузов. В республике создано два
центра коллективного пользования: один радиоэлектронный, другой —
нефтепереработка и нефтехимия. Уже пошли интересные проекты. Однако технопарки
— это отлично, но у нас имеются колоссальные неиспользованные возможности
действующих предприятий. Технопарки в первую очередь хороши, когда близок к
исчерпанию потенциал развития имеющихся производств. Перспективы наших
предприятий очень велики. Главное сейчас — глубокая модернизация,
восстановление разрушенных межотраслевых и межзаводских связей. Башкирский
нефтехимический комплекс был классическим примером большого промышленного
кластера, когда гигантские предприятия входили в единую производственную
цепочку, поставляя друг другу сырье и материалы, и выпускали конечную
продукцию. Сейчас эти предприятия имеют разных хозяев, производственные и
сырьевые отношения разрушены, готовой продукции мало или вовсе нет. Сегодня
межзаводские барьеры намного выше, чем в советское время, собственники порой
даже друг с другом не разговаривают. Много примеров, когда полупродукт для
химии, аналогичный тому, что выпускает башкирский завод, везут из другого
региона или из-за рубежа: менеджеры или собственники не могут договориться о
цене или просто вредничают, «учат» друг друга. Мы подсчитали, что, если бы
нефтехимический кластер республики заработал как единое целое, объемы
производства можно было бы увеличить на 25–30 процентов. Речь идет о
дополнительной продукции на сотни миллиардов рублей! Вот это масштаб, и он
несопоставим с тем, что планируется получать в технопарках. Восстановление
таких мощных кластеров, на мой взгляд, является важной государственной задачей.
Каждый регион приведет вам такие примеры, надо, чтобы нас слышали. Стать свахой
— Вы много раз говорили, что прежде всего стремитесь привлечь нашего,
российского инвестора в регион. Но все-таки хочу спросить и про иностранных.
Башкортостан готовится принять саммиты ШОС и БРИКС. Правильно ли я понимаю, что
это также способ привлечения иностранных инвесторов? — Прежде всего это способ
привлечь внимание к республике, повысить ее узнаваемость. Но, конечно, мы
хотим, чтобы в результате у нас появились новые инвесторы, которые поработали
бы на экономику. Но не только. Нам нужны новые рынки и для собственных
производителей. А для этого вначале необходима элементарная осведомленность.
Вот я съездил на деловой форум саммита БРИКС в Бразилию, в город Форталеза, и
многое узнал и о стране, и о наших возможных партнерах. На деловые форумы
саммитов надо приглашать региональных руководителей. Ведь только на уровне
межрегиональных связей мы можем помочь нашему среднему и малому бизнесу найти
друг друга. На саммитах политики решают глобальные задачи, крупные корпорации
подписывают значимые соглашения, а средний и малый бизнес из поля зрения выпадает.
Вот это и есть зона нашей региональной ответственности. Мне кажется, БРИКС не
хватает «экономического клея» в виде межрегиональных связей. Если он появится,
организация получит новый смысл. Малый и средний бизнес находится в броуновском
движении, партнеров найти тяжело, и нам нужно помогать ему, чтобы его действия
стали более упорядоченными и целенаправленными. Регионы могут быть «свахами»,
помогать предпринимателям находить хорошие, честные компании для
сотрудничества. К саммитам ШОС и БРИКС хотелось бы подойти с этих позиций,
придать работе деловых советов новый формат, заключающийся в укреплении
межрегиональных связей.
