Поговорки
— Лень, отвори дверь, сгоришь!
— Хоть сгорю, да не отворю.
В. ДАЛЬ
То, что свинья непременно грязная, а «русиш швай
не» еще и крайне ленива — является, безусловно, «ис
торической аксиомой». Об этом пишется во всех мему
арах побывавших здесь, в России, иностранцев, которые
со странным упорством и последовательностью (казалось
бы: не нравится — не езди!) со времен царя Гороха тя
нулись в Московию, на Русь, в Российскую империю, а,
уехав, препарировали наши недостатки и осуждали осо
бенности. Ужас, какая страна! Ленивые мужики! По
тридцать лет на печи сидят, что тут говорить. Веками,
заметьте, со времен Ильи Муромца. Национальная
идея — ничего не делать и ни в чем себе не отказывать!
Самое любопытное, что подобное мнение, имеющее
длинную седую бороду, сложилось не на основании ка
ких либо конкретных фактов и проявлений российской
бытовой жизни, а, так сказать, по совокупности. Вот
когда тавро на народный лоб было поставлено, для его
подтверждения и обоснования в ход пошли надерганные
из исторического контекста «обвинительные» эпизоды.
Спят, гады, на печи! Позвольте, господа хорошие, а где
тот народ, который не спит?
А уж на печи, не на печи — это вопрос удобства и
интерьера. На печи спать было попросту теплее и удоб
нее. Кстати, и для здоровья полезнее. Многие врачи
склоняются к тому, что спать поверх прокаленных, мед
ленно отдающих жар кирпичей русской печи — прекрас
ная профилактика простуд, простатитов, ревматизмов и
прочего. Работали то в поле, порой и под дождем, и с
промокшими ногами. Сухое тепло русской печи успока
ивало и лечило. А послушать иностранцев, так получа
ется, на печи спать чуть ли не неприлично.
«Работа — не волк, в лес не убежит!» Это поговор
ка — отнюдь не хронической лени показатель, а всего
лишь умение различать потребности сиюминутные и пер
спективные. Есть то, что необходимо сделать здесь и
сейчас, не откладывая. Всегда и во всяком хозяйстве есть
дела обязательные, но не срочные. Сделать их все рав
но придется, но не обязательно сию секунду, поскольку
они «не волки», сами по себе не исчезнут, «в лес не убе
гут».
То есть при желании в поговорках и в сказках уви
деть можно вообще все что угодно. Если точно знаешь,
что народ ленив, — обязательно найдешь подтверждение
своему предрассудку.
У Ивана дурака из народных сказок вообще не жизнь,
а сплошная «халява», эдакий счастливый лотерейный
билет, своего рода «неразменный пятачок», как у бра
тьев Стругацких. Улыбался, зубоскалил, а в результа
те — как минимум полцарства, жена — царевна с хоро
шими перспективами, тесть — подкаблучник и народная
любовь. За какие такие заслуги все эти «нетрудовые до
ходы»?
Про Емелю говорить и вовсе неловко. Он на нашей
народной, постыдно знаковой печи не только спал, он на
ней перемещался! «Роллс ройс» в отечественном испол
нении. Жил Емеля типичным щучьим Альфонсом, а со
временем пожилая патронесса пристроила милого дру
га в новые заботливые руки. Передала, как эстафетную
палочку, в приличную царскую семью. За что?!
Подобный способ препарирования народного фольк
лора говорит о крайней недоброжелательности исследо
вателей, не более. Все можно обмазать цинизмом, как
забор дегтем, и не заметить при этом, что в наших ге
роях симпатичны юмор, предприимчивость, азарт, сме
лость, доброта и многие другие ценные качества. Ни
один народ не откажется от такого «джентльменского
набора», никогда не сочтет его показателем душевной и
физической лени. Да, кстати, о Емеле. Щуку то он, в
конце концов, поймал сам, личным крестьянским трудом.
Труд, и крестьянский в том числе, никогда легким не
был. Неудивительно поэтому, что веками жила сказоч
ная мечта об отдыхе, удаче, хоть каком то послаблении
в тяжелых ежедневных обязанностях. Мечта эта воисти
ну интернациональна, и сказки всех народов мира зву
чат в унисон. В Германии и Скандинавии от щук помо
щи не ждали. Там были другие волшебные помощники,
вот и все!
У европейцев была популярна народная игра «поймай
гнома». Гномы, как знают все приличные люди, обяза
тельно имеют многочисленные клады — горшочки с зо
лотом.
Естественно, что во многих сказках главный герой
(сам — бедный, жена — бедная, семеро детишек — один
другого бедней) бродил ночью по лесу в местах преиму
щественного обитания гномов с надеждой поймать хотя
бы одного. Уже потом гнома надо было пытать, щеко
тать, обманывать, чтобы он откупился золотым горшком.
В этом деле, как следует из североевропейских сказок,
были свои чемпионы и народные герои. Кстати, запыты
вать щуку Емеле не доводилось. А вот в шотландском
фольклоре есть и такой момент: замучил главный герой
гнома насмерть. Перестарался.
А солдат из андерсеновского «Огнива»209? Как же мы
про солдата то забыли! Огниво, конечно, не щука, не
скатерть самобранка, не печь, но итог тот же — богат
ство, принцесса и королевство в придачу. Ничего не на
поминает? Или Ганс чурбан из германского фольклора,
да заодно из собрания сказок Андерсена, — великий
сказочник взял народный сюжет, облагородил его, сде
лал литературную сказку...210 Но о чем? О чудесном по
лучении героем тех же принцессы, полуцарства и кучи
золота на халяву.
Что касается Ивана дурака, то в европейском фольк
лоре было достаточно своих «бедных Йориков», и ни
кто их ни глупыми, ни ленивыми не считал. Напротив,
очень тяжелая и опасная у них получалась жизнь.
К сожалению, для русской культуры характерно иро
нично критическое отношение к самим себе, своей исто
рии и достижениям. С одной стороны, это неплохое ка
чество, своеобразная гигиена души, благодаря которой
делается прививка от зазнайства, спеси и мании величия.
Но как известно, «лекарство от яда отличается дозой».
Самокритику не надо доводить до самобичевания!
Сказал как то Пушкин: «Мы ленивы и нелюбопытны» —
и мы эти слова приняли как приговор. Да, поганый на
род. Ленивый, нелюбопытный — ни тяги к знаниям тебе,
ни ума. Этому печальному диагнозу вторит из за грани
цы мощная группа поддержки: «Лентяи, лентяи, лентяи!»
Они не клевещут, просто цитируют «наше все». Тут мы
и повесили носы, сгорбились от стыда — лентяи. А еще
припомнили и Емелю, и Ивана дурака, и работу, кото
рая «в лес не убежит»... Ну, полно, господа, убиваться!
Александр Сергеевич, конечно, «наше все», достояние
отечественной и мировой культуры, но далеко не каж
дое его высказывание было историческим и объектив
ным. Ведь он и с женой разговаривал, и с друзьями, и с
детьми. Деловые переговоры вел с издателями,при этом
раздражался непременно и спорил о гонорарах — кор
милец большой семьи, куда деваться. О ком говорил
Пушкин — «мы»? Кого имел в виду? Арина Родионовна
оплошала или придирчивый цензор довел? Может быть,
просто паршивое настроение случилось, и все вокруг
стало «...и кюхельбекерно, и тошно»?
В любом случае, совершенно недопустимо изымать
пушкинские выражения из контекста его жизни, в кото
рой он всегда проявлял и самый горячий патриотизм, и
много уважения к русскому народу, и внимание к его ис
тории. Не стоит вечно использовать эту фразу для ил
люстрации мифа о бесконечной отечественной лени.
Где было лениться и когда?
Не потопаешь — не полопаешь.
Русская народная поговорка
Для того чтобы разобраться с мифом о лени, необхо
димо просто проанализировать хозяйственную, бытовую
и культурные стороны жизни россиян. Совершенно оче
видно, что климатические особенности накладывают свой
отпечаток на быт и хозяйство народа. Бушмен от века
ходит в набедренной повязке, и эта одежда полностью
соответствует его потребностям. Однако забрось его не
легкая в Гренландию, над экипировкой ему пришлось бы
серьезно поработать. Тот же подход — в домостроении,
в пище, суточном и сезонном образе жизни. В зависимо
сти от места, где он находится, разумный человек пред
принимает те или иные шаги для максимального соответ
ствия окружающим его условиям. Именно такая тактика
способствует выживанию и приумножению рода. Любое
другое поведение является надругательством над здравым
смыслом и влечет за собой сплошные проблемы. Именно
поэтому важно оценить, в каких условиях и «географи
ческих декорациях» складывался быт наших предков.
Границы российского государства простираются от
Арктики, где все покрыто вечной мерзлотой, до степной
зоны с теплым и засушливым климатом. Между Аркти
кой и степью располагаются тундра с ее холодными веч
ными ветрами, за тундрой — обширная зона лесов, а к
востоку от степей — полоса пустынь с холодными зи
мами и очень жаркими летними периодами. Большая
часть пространства сурова для проживания и в совре
менных, технологически развитых условиях, не говоря о
тех временах, когда об индустриализации, газификации
и электричестве еще никто и не помышлял.
Однако в течение нескольких веков Россия превратилась
в могучее, развитое централизованное государство и осво
ило именно эти суровые земли «...ядро русской государ
ственности к концу XV столетия имело около двух милли
онов населения и около 50 000 кв. км территории. Оно
было расположено в самом „углу“ тогдашнего мира, было
изолировано от всех культурных центров, но открыто всем
нашествиям с севера (шведы), с запада (поляки), с востока
и юга (татары и турки). Эти нашествия систематически, в
среднем приблизительно раз в 50 лет,сжигали на своем
пути все, в том числе и столицу. Оно не имело никаких
сырьевых ресурсов, кроме леса и мехов (тогда нефть и газ
не ценились — их не умели добывать и использовать), даже
и хлеба своего не хватало. Оно владело истоками рек, ко
торые никуда не вели, не имело доступа ни к одному
морю — если не считать Белого, и по всем геополитиче
ским предпосылкам — не имело никаких шансов сохранить
свое государственное бытие. В течение приблизительно 400
лет это „ядро“ расширило свою территорию приблизитель
но в 400 раз — от 50 тыс. до 20 млн кв. километров»219.
В кратком перечне событий отечественной истории,
изложенной мной выше, достаточно упоминаний об этом
процессе «расширения ядра» и тех результатах, которые
были достигнуты.
Автор «Народной монархии» изучал Россию, в отли
чие от зарубежных туристов, с патриотическим внима
нием и любовью. Солоневич, казалось бы, вслед за Ве
бером, определяет особый путь для России, но причины
индивидуальной стратегии развития видит совершенно
иные. Если, по Веберу, мы не способны развиваться, а
только принимаем мучения и нищету в полном соответ
ствии с требованиями ортодоксального православия, то
по Солоневичу, отечественная история многократно про
демонстрировала духовную зрелость русского народа.
По его мнению, народная монархия (в отличие от со
словной) является идеалом русского государственного
устройства. Она существовала в России до реформ Пет
ра I и характеризовала соединение самодержавия и само
управления. Осознанного и очень ответственного отноше
ния к жизни! После свержения большевиков (а автор
эмигрант очень на это надеялся!) именно она, народная
монархия, должна стать самой эффективной формой го
сударственного устройства России. Русская политическая
мысль, по мнению Солоневича, может быть русской по
литической мыслью тогда и только тогда, когда она ис
ходит из русских исторических предпосылок.
Отсюда вывод: «Политической организацией Русско
го народа на его низах было самоуправление, а полити
ческой организацией народа в его целом было Самодер
жавие». Это исключительно русское явление— не дик
татура аристократии под вывеской «просвещенного
абсолютизма», не диктатура капитала, подаваемая под
соусом «демократии», не диктатура бюрократии, реали
зуемая в форме социализма, а «диктатура совести, дик
татура православной совести».
Предложенное Солоневичем понятие «соборная монар
хия» обозначало «совершенно конкретное историческое
явление, проверенное опытом веков и давшее поистине бле
стящие результаты: это была самая совершенная форма го
сударственного устройства, какая только известна челове
ческой истории. И она не была утопией, она была фактом».
По выводу Солоневича, превосходство царской власти
неоспоримо: «Царь есть прежде всего общественное рав
новесие. При нарушении этого равновесия промышленни
ки создадут плутократию, военные — милитаризм, духов
ные — клерикализм, а интеллигенция — любой „изм“,
какой только будет в книжной моде в данный историчес
кий момент». В трудах Солоневича русская общественная
мысль возвращалась к идее монархии. Можно спорить
или соглашаться с этой идеей, но нельзя игнорировать
огромную исследовательскую работу автора в отношении
истории и способов отечественного самоуправления. Надо
отдавать себе отчет в том, что сама идея самоуправления
возникает только в том обществе, где большинство граж
дан готовы к этому материально и духовно.
Управление, как таковое, необходимо при движении.
Лежать на печи и бить баклуши можно без всякого ру
ководства.
Теоретики Всемирного валютного фонда всерьез го
ворят о том, что демократия невозможна в стране, где
80 % населения живет на 2 доллара в день. И этот вы
вод подтверждается. Нищета прямо связана с бездея
тельностью. Там, где люди активно трудятся, они и бо
гаче, и самостоятельнее, независимее. Способность к
самоуправлению, желание самим решать важные вопро
сы — следствие и самой по себе активности, и обще
ственного богатства. В Сомали или в Центральноафри
канской Республике и даже в Индии и на Кубе с демок
ратией все обстоит как то очень уж непросто.
Для исторических времен трудно вывести формулу,
подобную этой: «Не менее двух долларов в день на че
ловека». Но ведь нищий, забитый крестьянин— что в
странах Древнего Востока, что во Франции XIV века,
был не только беден. Он и самоуправления не знал. Раз
ве что время от времени поднимался на бунт, «бессмыс
ленный и беспощадный».
А Россия во все времена, с древнего вечевого строя и
до казачьего круга, до земского самоуправления XIX —
начала XX века, стремилась к самоуправлению. Об этом
написано мало книг, и даже монография эмигрантского
историка С. Г. Пушкарева220 — только начало темы. А уп
равиться собой сами люди хотят самостоятельные, трудо
любивые и активные... Лентяям и захребетникам, холуям
и дармоедам демократия ни с какой стороны не нужна.
Приятно сознавать, что наши предки были людьми де
ятельными, ответственными и трудолюбивыми, поскольку
постоянно управляли своей жизнью и государственным
устройством. Русский крестьянин освоил земли, на кото
рых не стал бы вести хозяйство «разумный европеец».
У нас на целый месяц короче вегетативный период (пери
од роста у растений), а на главные сельскохозяйственные
работы — пахота сев и уборка наши климатические ус
ловия отводят в среднем всего 25 дней. А даже в такой
северной стране, как Швеция — 40. В современных усло
виях менее 10 % земель России сравнимы по естественно
му плодородию с земельным фондом США.
Впрочем, русский крестьянин о земельном фонде США
ничего не слышал, и ничтоже сумняшеся, стремился изо
всех сил, надрывая жилы, управиться со своим трудом в
срок. Именно это состояние постоянной занятости поро
дило большинство наших пословиц и поговорок:
Плохо жить без забот, худо без доброго слова.
Скучен день до вечера, коли делать нечего.
Не работа сушит, а забота.
Не то забота, что много работы, а то забота, как ее нет.
Занятость воспринималась как востребованность че
ловека, показатель его значимости и необходимости ок
ружающим. Отсутствие дела выключало из общей жиз
ни, обрекало на одиночество. «Без дела жить — толь
ко небо коптить». В труде обязательно воспитывали
подрастающее поколение. Молодежь учили трудолюбию
и мастерству. Над теми, кто не овладел мастерством
согласно его возрасту,начинали насмехаться. Подрос
тков, которые не умели плести лапти, дразнили безла
потниками.
Вообще это серьезное оскорбление: крестьянин, кото
рый не умел плести лапти, считался последним человеком.
В Средневековье русский крестьянин уже превосходил
европейцев в некоторых элементах аграрной практики.
Борона у нас появилась на столетие раньше. Русским зем
ледельцам приходилось осваивать земли среди густых
лесов, в буквальном смысле отвоевывая участки земли:
«садили села на сыром корени». И только к XIV веку в
Европе получило распространение «трехполье».
Кто ленив с сохой, тому все год плохой.
В пашне огрехи, а на кафтане прорехи.
На работу позадь последних, на еду наперед первых.
У матушки сошки (сохи) золотые рожки.
С незапамятных времен наши внимательные и насмеш
ливые предки обратили внимание на прямую связь уси
лий и результата: «На ниве потей, в клети молись, с го
лоду не помрешь». Народ «не помер», хотя ситуаций
печальных за века было предостаточно. Выводы о коли
честве «пота на нивах» очевидны.
Праздность — мать пороков.
Лентяй да шалопай — два родных брата.
Ты что делаешь? — Ничего. — А ты что? — Да я ему
помощник.
Еще в XVIII–XIX веках в деревнях девочек, не на
учившихся в положенный срок — на 11 году — прясть,
дразнили непряхами. Не умевших «выткать кросны»
дразнили неткахами. Не умевших самостоятельно, без
подсказки матери поставить стан (на 17 м году) дразни
ли безподставочными... Праздность не только вела к
нищете, она вызывала насмешки окружающих. Предки
прекрасно понимали, что безделье давало почву для
нравственного уродства, для пороков, которые при слу
чае могли стать проблемой для окружающих.
Трудолюбие и постоянная занятость, привитые как по
требность с юных лет, становились своеобразной формой
социальной самозащиты. Очевидно, что такой способ отли
чался удивительной эффективностью, поскольку на века
стал основой воспитания многих поколений. Излишне гово
рить о том, что граждане любой страны с удовольствием
подпишутся под этой базовой педагогической доктриной.
Труд на Руси всегда был органически спаян с делом
защиты и приумножения славы Отечества, выполнением
святого долга перед ним, с воспитанием юношества, ми
лосердием и другими ценностями.
В русской общине и артели, при всей противоречиво
сти этих социальных институтов, труд ценился высоко.
Праведный труд — воплощение Русской идеи, мечты
о справедливости и равенстве всех сограждан. Издрев
ле на Руси было принято делиться плодами своей рабо
ты с сирым и убогим. Проповедник Феодосий Печерский
(XI в.) в одном из своих поучений говорил: «...Приличе
ствует нам от трудов своих кормить нищих и странни
ков, а не пребывать в праздности».
В народном фольклоре не только определяются нор
мы личной и социальной жизни, но и скупыми мазками
рисуются все опасности и особенности различной про
фессиональной деятельности:
Рыбу ловить — край смерти ходить.
Ловцы рыбные — люди гиблые.
От козла псиной, от скорняка кислиной.
Ходить в лесу — видеть смерть на носу (либо деревом
убьет, либо медведь задерет).
Кто с дерева убился? — Бортник. — А утонул? — РыH
бак. — А в поле убитый лежит? — Служилый человек.
Невольно вспоминаются упомянутые уже путевые
впечатления Маржерета, в которых, повторяем: «...оби
лие и разнообразие превосходной рыбы — стерляди, бе
луги, осетров, белорыбицы, семги, форели... в продаже
чрезвычайно много хлеба, меда. Подобного богатства
нет в Европе». Далеко не простым делом, по народным
впечатлениям, была ловля всей этой «рыбы стерляди».
Сходите в Зоологический музей в Санкт Петербурге,
посмотрите на чучела рыб... Коллекция этих впечатляю
ще здоровенных рыбин составлена в основном в XIX веке.
Таких ловить было очень непросто.
Охота мало чем отличалась по уровню острых впечат
лений. Охота состояла в том, что надо с рогатинойили
с копьем идти на храпящего, обезумевшего зверя весом
в полтонны тонну, встающего на дыбы, бьющего копы
тами с небольшую тарелку, рогами лопатами, бритвенно
острыми бивнями222.
А ведь добытое еще надо разделать, сохранить, унес
ти домой за многие километры. Добытую шкуру потом
еще предстоит обработать... Русские меха, чрезвычайно
ценимые всей Европой, выделывали те самые скорняки,
от которых постоянно пахло «кислиной».
Заморские гости отличались хорошим аппетитом и от
точенным вкусом, на пирах сидели, подарки принимали,
а вернувшись в родные пенаты, начинали говорить гадос
ти про недавних кормителей и дарителей — не страна, а
заповедник тупых лентяев. Ничего не делают и ничего не
имеют, совсем грязные и нищие, — сообщали критики,
кутаясь в наши меха, поглаживая на пальцах наши само
цветы и вспоминая с ностальгией нашу кухню...
Под неодобрительный ропот соседей наша страна раз
вивалась и крепла. В период с XIV–XVI веков произо
шло 28 событий, связанных с образованием новых тер
риторий и расширением государства. 16 произошли во
времена ухудшения условий жизни людей.
Вот некоторые из них: перенесение митрополии из
Владимира в Москву, присоединение части территории
марийцев и чувашей, Астраханского ханства к Россий
скому государству, образование Казахского ханства,
присоединение к Российскому государству Пскова,
Смоленска, Рязани. Показательным также является пе
риод конца XIV века, который ознаменовался многими
бедствиями, обрушившимися на территорию Русской
равнины. Если обратиться к летописям, можно увидеть,
что начиная с 1350 года на Русь пришел невиданный
мор. В 1352, 1364 годах пронеслись эпидемии чумы223.
В 1360 х и 1370 х годах на Руси был период невыноси
мых засух. Однако несмотря ни на что, в это время
произошло несколько крупных сражений, в том числе
и поворотная Куликовская битва, а также значительные
события в культурной и технологической жизни Руси,
а именно: построение церкви Спаса в Новгороде, напи
сание Лаврентьевской летописи, фресковая роспись
храма в Новгороде, начало чеканки монет в Москве,
первое массовое применение огнестрельного оружия на
Руси. Налицо активизация всех сторон деятельности.
В период жестоких и долгих голодных лет, когда
люди приходили в состояние совершенного изнеможе
ния, народ русский раз за разом находил в себе силы и
мужество для преодоления невзгод, для укрепления го
сударства, для духовных и культурных свершений. Имен
но эти усилия и остались без внимания всеми нашими
исследователями и критиками. Слона то и не заметили.
К XIX веку российским ученым Семеновым Тян Шан
ским была составлена карта экономического районирова
ния России, а также специальная программа сбора инфор
мации о хозяйственной и экономической деятельности ино
земных стран для географических экспедиций. В программе
были пункты, относящиеся к одежде и способам выделы
вания материалов, жилищам и способам их постройки. Вся
собранная информация анализировалась, необходимые и
полезные иноземные знания применялись на практике.
Только активный, творческий народ, способный упор
но трудиться и применять достижения и новые изобре
тения, мог достичь таких результатов. И этим народом
являемся мы — русские.
История этносов, приспособившихся к условиям при
роды, преодолевающих геоклиматические тяготы, пока
зывает, что эти народы остались в пределах ограничен
ного ареала проживания. Например, Северо Западная
Исландия и северные туземные народности. Вероятно,
только последовательная и убежденная ленивость помог
ла русскому народу занять исключительное место сре
ди своих соседей «по климату'BB. Так, во всяком случае,
получается, по мнению зарубежных экспертов.
С использованием электричества и центрального ото
пления жизнедеятельность современного человека отно
сительно свободна от климатических изменений, тогда
как до конца XIX века от климата зависели все сферы
жизни. Однако и в те времена русские не испытывали
страха перед природой, а смогли не только приспосо
биться к суровому климату сами, но и культивировать
окружающую среду.
Это подтверждают уникальные исследования зависи
мости климатических изменений и активности жизнеде
ятельности россиян в XV–XVI веках, проведенные уче
ными МЭИ В. В. Клименко, А. М. Слепцовым, В. В. Дов
галюк («Климат и история России в XIV–XVI вв.»).
Каждому непредвзятому человеку должно быть понят
но, что приспособление к суровому климату не может не
отразиться на укладе жизни народа. Не надо быть спе
циалистом этнографом, чтобы понять априори заданную
цикличность активности.
Еще учтите, с XVIII века началось глобальное потеп
ление климата на Земле: еще до того, как на этот про
цесс стал влиять человек. Тот, кто бывал в Голландии,
помнит черные зимние каналы в этой стране. А ведь в
XVI–XVII веках именно в Голландии изобрели и стали
широко применять коньки! Не для спорта, а как сред
ство передвижения по ровному льду надолго замерзших
каналов. Со второй половины ноября до середины апре
ля на коньках мчались почтальоны и гонцы, крестьяне с
коробом за плечами ехали на базар, а целые семьи от
правлялись друг к другу в гости. С конца XIX века ка
налы замерзают не каждую зиму. С середины ХХ века
они не замерзают никогда.
В Петербурге еще в XIX веке каждую зиму ртутный
термометр хотя бы раз опускался до минус 30. Колорит
картин, изображающих зимний Петербург, суров — глу
бокие сугробы, ледяной ветер, от которого прохожие
прячут носы в воротники...
В 1987 году, когда термометр два дня подряд показы
вал минус 37 и минус 35, петербуржцы очень «застра
дали»: отвыкли!
Такой мороз нужно было уметь пережить, заготовляя
дрова — порой на годы вперед. Запрячь лошадь, уехать
в лес, свалить несколько деревьев, раскорчевать, переве
сти кряжи, и уже около дома их распилить, нарубить,
сложить. Громадный труд, и думая о нем, лишний раз
порадуешься центральному отоплению.
Длинные суровые зимы резонно провести в теплой избе,
занимаясь домашним хозяйством. Только крайняя нужда
могла выгнать крестьянина из дома. Да и куда, скажите на
милость, ему было топать по бесконечным российским сне
гам? У рачительного и заботливого хозяина все было при
пасено заранее: урожай, соленья, варенья, запасы для себя
и скотины, зерно для новых посевов.
Неуютной, вероятно, представлялась Россия зимой
для иностранных туристов. В городах мастеровая и ад
министративная жизнь не прекращалась, но замедлялась,
а на остальных бескрайних просторах только редкие
дымки поднимались над девственными снегами — то спа
ли на печах ленивые мужики. С первыми лучами весен
него солнца мужики выползали «на пленер» и до следу
ющей зимы «по щучьему велению» кормились (дай Бог
каждому!), отогревались (после таких то холодов!), а
вокруг колосились и наливались разнообразные урожаи.
Так, приблизительно, рисовалась наша действительность
заграничным визитерам.
Над созданием мифа о российской лени в равной сте
пени «потрудились» коварные гости и морозная зима.
Зима, впрочем, не виновата. Более того, суровый климат
во многих местах вовсе не сказывался на занятости.
Взрослые мужчины зимой, проведя посевную, собрав
урожай, уходили работать в города. Строили, чинили,
ковали: «Топор сохе первый пособник».
Понятие «отхожий промысел», без сомнения, появи
лось в России. Крестьянин, лишенный возможности зна
чительный промежуток времени в году заниматься сво
ими непосредственными обязанностями, был настолько
«ленив», что отправлялся на дополнительные заработки.
Причем не один крестьянин, не вдвоем с товарищем. Яв
ление было массовым. В конце XIX века приводили ана
лиз ситуации: «...Отхожие промыслы составляют в Рос
сии один из видных источников дохода крестьянского
населения. Определить сколько нибудь точно число от
хожих промышленников невозможно. По данным для
уездов, подвергшихся земско статистическим исследова
ниям, можно предполагать, что в пределах Европейской
России отхожие промыслы захватывали в 1880 х годах,
во всяком случае, не менее 5 млн человек ежегодно.
В одних губерниях отхожими промыслами занимались
10 % мужского рабочего населения, в других — гораздо
больше, в некоторых центральных (например, в Москов
ской, Смоленской) — свыше 40 %. В настоящее время эти
цифры, несомненно, еще гораздо более значительны.
В Тверской губ. за 7 лет (до 1894 г.) количество выдан
ных паспортов увеличилось на 16,5 % , в том числе ко
личество мужских (по уездам) от 2,9 % до 35,3 %, а жен
ских — до 69,6 %; там же замечается и возрастание чис
ла паспортов долгосрочных на счет краткосрочных.
В Воронежской губернии массовое движение на отхожие
промыслы охватило в 1891–92 гг. почти 2/3 всего рабоче
го населения губернии; можно думать, что на сторону
оттуда ушло тогда около 1/2 млн человек (были волос
ти, которые отпускали по 1–2 тыс. рабочих обоего
пола). В Киевской губернии за последние восемь лет
число уходящих почти удвоилось (поднялось с 45 до
85 тыс. чел.). Аналогичная тенденция отмечена также в
губерниях Орловской и Нижегородской. Между причи
нами, обусловливающими происхождение и развитие
отхожих промыслов, на первом плане стоит недоста
точное обеспечение крестьян землей, орудиями произ
водств и предметами первой необходимости. Губернии,
более обеспеченные в этом смысле, высылают меньше от
хожих, и наоборот; разряды крестьян, более нуждающи
еся, высылают их больше, и наоборот.
Наиболее важными условиями, определяющими пред
ложение труда рабочих, отправляющихся на заработки,
служит размер земельного владения и высота урожаев тех
местностей, откуда они вышли, а условиями, определяю
щими спрос на их труд, — потребность в них на местах,
куда они направляются, в частности — на труд земледель
ческих рабочих (степень распространенности машин в
сельском хозяйстве и опять таки размер урожаев). Раз
личные комбинации этих причин производят большие
колебания в размерах и выгодности отхожих промыслов.
Еще в 1870 х годах замечено (Чаславский), что
земледельческий отход направляется из местностей,
сравнительно менее обеспеченных землей (главным
образом из губерний средней черноземной полосы),
в местности, более обеспеченные ею (Заволжье, Но
вороссия, Сев. Кавказ). В пределаходной и той же
губернии менее обеспеченные группы крестьян высы
лают на заработки больше рабочих, чем группы бо
лее обеспеченные»224.
Из этой статистики следует нехитрый вывод: кресть
янин трудился круглый год! Видимо, отсюда повелось
утверждение, что «отдых — это перемена занятий». Зна
комство с городской жизнью существенно расширяло
представления сельских жителей. Вернувшись, они пыта
лись украсить свои дома, в соответствии с увиденным в
городе, в доступном материале.
Вот так и появились деревянные барочные резные
наличники. Современный человек не повторит этот узор
без электрических инструментов. Вряд ли получится.
Пройдет еще лет двадцать и от этих огромных север
ных домов ничего не останется. Время берет свое. Де
рево не вечно. Дом, оставшийся без хозяина, гибнет
быстро. И здесь очень часто нам приводят еще одну при
чину запустения русской деревни. Опять таки связанную
с якобы родовой генетической ленью русских. Это мас
совое бегство крестьян от тяжелой однообразной и бес
просветной сельской жизни. Туда, где легче, где можно
заработать — в переполненные города.
Европейские сельские жители — фермеры, наемные
работники крупных агрофирм тоже давно бы сбежали со
своих полей, если бы не сельскохозяйственные субсидии
Евросоюза. Сумма субсидий превышает 280 миллиардов
долларов в год. Это официальная цифра. Советская
власть тоже финансировала село. Но гораздо больше
денег и ресурсов были отданы братским компартиям,
друзьям в Африке, СЭВе, Варшавском договоре, респуб
ликам Прибалтики, Средней Азии, Украине.
Если бы не наши собственные мифы недавнего про
шлого — о счастье и справедливости для всех во всем
мире — мифы, перечеркнутые и опровергнутые нашей
собственной кровью, — то, вероятнее всего, дороги где
нибудь в Тверской или Орловской области были бы ни
чуть не хуже тех, что мы оставили на память о совмес
тной жизни латышам и эстонцам.
Этюд о дорогах...
Миф, кстати, о дорогах российских всегда рядом с
мифом о дураках.
Две беды — дураки и дороги, — отметил русский
классик.
И журналисты всех мастей повторяют про эти две
беды.
Но вот вопрос: мы уже сравнивали и не раз Россий
скую империю и Римскую. Если Рим славился своими
знаменитыми дорогами, сделанными на века, ни Моско
вия, ни Россия ничего подобного не сделали. Почему?
Ответ, в общем то, кроется глубоко в истории и очень
прост. Ровно в той степени, что Риму каменные дороги
были целесообразны, в той же у нас в них веками не
было ни военного, ни особого экономического резона.
Рим строил дороги не от избытка «бюджетных
средств» и тяги к землеустройству. К этому его подтал
кивала экономическая и, в первую очередь, военная не
обходимость.
С экономической необходимостью все понятно:
а) ускорение торговли;
б) обеспечение стройматериалами и продовольстви
ем самого «вечного города» и центров крупных провин
ций.
Крупные имперские города, как вакуумный пылесос,
«всасывали» в себя со всех окраин безграничной им
перии материальные ресурсы и продовольствие. Одна
ко снабжение миллионного (!) населения столицы хле
бом всегда было нестерпимой головной болью всех
правительств и правителей Рима. Отсюда, кстати,
столь «особые» в прямом и переносном смысле отно
шения Римских цезарей с главной житницей импе
рии — Египтом.
История России знает один пример подобного мега
проекта «пылесоса» — строительство Санкт Петербурга
Петром Великим. Со строительством дорог Петр особен
но не торопился: не было ни времени, ни денег, так что
тысячи мужиков тащили волоком со всей России матушки
в Петров град камень и лес. Напомним, что на период
строительства Санкт Петербурга иным городам было зап
рещено любое (!) каменное строительство по всей стране.
Но была и вторая, более прозаическая причина, за
ставлявшая Рим активно заниматься строительством до
рог, — это военная причина.
Небольшая Италия, а точнее «Римская область», до на
чала I тысячелетия завоевала огромную даже по совре
менным понятиям территорию. При этом основу армии
составляли свободные италийские граждане. «Варваров»
стали призывать на военную службу уже при поздней
республике и во времена империи. Поэтому армия Рима
была относительно небольшой.
Однако и призыв варваров не позволял увеличивать
армию до принятыхна Востоке (Персии и Индии) гигант
ских размеров.
Во первых, попросту в Европе не хватало людских
ресурсов.
Во вторых, легионер был профессиональным солда
том, как в наше время солдат армии США, и его ратный
труд стоил недешево. Даже во времена расцвета импе
рии Рим содержал не более 25–28 легионов одновремен
но. Стандартная численность укомплектованного легио
на — 6 тысяч человек, плюс обслуга около 2–4 тысяч.
Итого армия Рима составляла максимум 250 тысяч про
фессиональных военных. Не так много для охраны про
тяженных границ империи.
Именно поэтому и нужны были удобные внутренние
дороги — для молниеносной переброски легионов с од
ного участка границы к другому, из одной провинции —
в соседнюю.
Без дорог Рим никогда не смог бы столь долго про
тивостоять по всему периметру внешнему давлению.
На Руси же история другая. Здесь как раз наш суровый
климат позволял обходиться вообще без дорогостоящих
дорог. Наоборот, в том, чтобы их не строить, имелась эко
номическая целесообразность. Большую часть года, на не
сколько месяцев от осени до весны, когда замерзали реки,
вся страна покрывалась сетью отличных гладких велико
лепных шоссе. К тому же абсолютно бесплатных.
«Трудно сказать, что было ближе русскому человеку,
сама река или земля по ее берегам. Он любил свою
реку, — никакой другой стихии своей страны не говорил
он в песне таких ласковых слов, и было за что. При пе
реселении река указывала ему путь... он жался к ней, на
ее берегу ставил свое жилье, село или деревню»225. — Так
писал В. Ключевский о роли реки в жизни россиянина.
Он же в первой лекции по русской истории отметил
«фантастическую» (по его словам) сеть рек Восточной
Европы.
Такую удобную для передвижения, что по рекам с
небольшими волоками можно было попасть из Бал
тийского моря в Черное или в Каспийское, или наобо
рот...
Ну, и кто бы стал строить дорогу там, где сама при
рода устраивает прекрасный путь: в ладьях летом, в са
нях по льду зимой? Голландцы тоже ведь не строили
дорог с каменным покрытием, как римские. Они весело
мчались на коньках по замерзшей воде своих каналов.
Народный календарь в России очень четко указывал
хронологию движения на Руси: на Казанскую 22 октября
(4 ноября н. ст.) выезжали на колесах, а полозья обяза
тельно клали с собой в телегу. С Козьмы и Демьяна 1 (14)
ноября реки обязательно вставали, и открывался санный
путь. На санях по зимникам ездили еще до конца марта...
Именно поэтому и русские князья выезжали для сбо
ра дани — это называлось «в полюдье» — в холодное
время — зимой, и зимой же совершала набеги — по льду
замерзших рек — многотысячная монголо татарская
конница. Летом им мешали засечные черты — непрохо
димый ров и вал, сложенный из стволов и кольев.
Невежды утверждают, что Россия вовсе не знала до
рог. Мол, строить дороги не умели. Однако в городах
дороги строили.
Однако археологами найдены в культурном слое Ве
ликого Новгорода 28 (!) ярусов добротных еловых те
саных мостовых. Методом дендрохронологии — по го
дичным кольцам — установили, что первый ярус был
положен в 953 году, cледующий — через девятнадцать
лет. И так век за веком226.
Позволить себе такое мог не только богатый Новго
род. Москва, Владимир, Псков — во всех этих городах
существовали отличные мощеные улицы, подобные кото
рым были не во всех европейских городах той поры.
Только были они не каменные, как в Риме, а деревян
ные — потому что дерева было много, и в обработке оно
легче.
А строить деревянную дорогу от села Посконное до
села Суконное — на это не хватило бы не только денег в
городской казне, но и леса во всей округе. Твердого кам
ня, пригодного для строительства мощеных дорог, в рав
нинной средней России тогда просто не было.
Использование рек в качестве естественных транспорт
ных артерий, причем практически всепогодных, очень ос
троумное и экономически выгодное решение. Отнюдь не
случайно большинство русских поселений и городов рас
полагалось по берегам рек и озер.
Самые же большие города — Новгород, Смоленск,
Владимир, Муром... — вставали на перекрестье водных
дорог. Приводить можно и другие примеры.
Поселенцы, прежде чем вбить первый кол на месте
будущего жилья, скребли в затылке и внимательно ог
лядывали окрестности — как бы половчее использовать
все возможности окружающего мира, с минимальными
затратами добиться максимальных результатов.
Наши предки, говоря современным языком, всегда
стремились к экономической эффективности. Заметьте,
это показатель правильности и оригинальности мышле
ния, а вовсе не лени. Смекалистость, творчество и тру
долюбие — это то, что досталось нам от наших предков.
И в тяжелые периоды нестабильности простой русский
народ полагается на себя. Голь на выдумки хитра! —
гласит народная мудрость.
Показательны несколько примеров из сотен подоб
ных. Из новейшей истории наших сумасшедших пере
строечных 1990 х годов. В городе Балаково, где нахо
дится атомная станция и огромное химическое пред
приятие, неожиданно возник новый народный промы
сел. Весь город поголовно, а это сотни людей, из про
изводимой здесь же, в городе, синтетической веревки
научились плести мочалки. Яркие, разноцветные, прак
тичные. В городе возник даже неформальный оптовый
центр. Рано утром сотни машин со всей страны при
езжают за товаром и развозят его по рынкам всей
страны.
А в обычной деревне на полпути между Тверью и
Ржевом в период безработицы, как и тысячу лет назад,
без подсказки и принуждения русские люди наладили
производство готовых домов. Как и тысячу лет назад,
вручную, по дедовской технологии, без единого гвоздя.
Стоят теперь вдоль дороги десятки новых, пахнущих
смолой и стружками срубов. Поистине надо быть не
только ослепленным и враждебно настроенным по отно
шению к России, но и не знать народных европейских
сказок, написав следующее: «Национальным героем по
прежнему остается сказочный Емеля. Этот лежебока
получил все, о чем мечтал, не вставая с печи — „по щу
чьему велению, по моему хотению“, а не добыл упорным
трудом, как герои немецких сказок»227.
Подробно о Емеле мы уже рассуждали.
Личность он, конечно, эпическая, но не одним же
Емелей богат русский фольклор! А мужик, который двух
генералов прокормил? А Дед и Баба, всегда жившие сво
им трудом? Умница и, в определенный момент, красави
ца Царевна Лягушка? Сообразительный Колобок? Удиви
тельно косным и предвзятым взглядом надо обладать,
чтобы изо всеймногообразной палитры отечественной
истории, событий, сказок и преданий выдавить, как ка
ракатица, одну только черную краску. Впрочем, карака
тица выпускает черное облако, когда пугается... Может,
это и есть ответ на вопрос?
Остается только еще раз посетовать на поверхностное
восприятие русского жизненного уклада и культуры...
Даже не некоторыми иностранными путешественниками
и мемуаристами. Что с них взять? Приезжая «в чужой
монастырь», неумные люди даже не пытались понять
«его устава», осмыслить условия жизни россиян и оце
нить высокую степень приспособленности народной
жизни к этим условиям.
Посетовать надо на самих себя: вечно мы не оцени
ваем по достоинству предков. Если предки делали не
так, как в Европе, мы уже начинаем оправдываться, ис
кать объяснения... Зачем?! Пора принять как факт, что
предки ничем не уступали европейцам. Ценой громадно
го труда освоили они Восточную Европу и сделали ее
частью цивилизованного мира.
Но работали они, действительно, в другом режиме...
Мифы о жестокости
Стереотип «русской кровавости»
О, эта страшная и кровавая история огромной, зага
дочной и мрачной страны... Мы и сами почти поверили
страшным сказкам о Руси IX–XV веков.
Спросите у любого мало мальски сведущего европей
ца, да и россиянина, какие ассоциации вызывают у него
слова «Русское Средневековье», — и получите в ответ
полный джентльменский набор: плаха, залитая кровью,
дыба в пыточном застенке, вороны над Лобным местом,
опричники, похожие на персонажей современных «ужа
стиков» и тому подобные прелести. Было все это в на
шей истории? Разумеется, было, чего уж тут отрицать...
Вопрос — в каких количествах...
Нас так затюкали рассказами о нашей жестокости,
что даже экскурсоводы на Красной площади расска
зывают: мол, Лобное место служило для пыток и каз
ней. А выражение «орать во всю Ивановскую» восхо
дит к крику публично пытаемых и запарываемых кну
том.
А это неправда.
Лобное место нужно было для возглашения указов
Государей. До перестройки Красной площади в
XVI веке указы Великого князя возглашались на Ива
новской площади в Кремле. Выходил дьяк в малиновом
кафтане, синих штанах, светло коричневых сапогах,
оранжевой шапке, с чернильницей и тубусом с гусины
ми перьями на боку, в окладистой бороде... и кричал,
«орал во всю Ивановскую» указ Государя и Великого
князя...
А вы так привыкли считать предков садистами, что
поверили?! Ведь верят же, что стекала алая кровь Пуга
чева со товарищи, четвертованного прямо на белоснеж
ном пьедестале Лобного места на Красной площади. Да
и Красной она называется, потому что заливали ее ве
ками кровью невинно убиенных...
Такие вот сказочки.
Лобное место и виселица
А как обстояло дело с кровушкой и пыточной аппа
ратурой в просвещенных Европах? Неужели как то ина
че? Действительно, иначе, но не так, как думается сред
нему европейцу и отечественному интеллигенту, а по
страшнее, чем у нас.
На площадях ВСЕХ европейских городов непременно
красовалась виселица. И не всегда пустовала.
Пытки были совершенно обычным, нормальным спо
собом вести следствие не только в мрачном Средневеко
вье, но и в Ренессансных XV–XVI веках. Пыточные ин
струменты заказывали самым обычным ремесленникам,
и они выполняли свою полезную работу, продавая чле
нам муниципалитета готовые изделия.
Бытовые нравы... По законам практически всех стран
Европы жена и дети рассматривались как СОБСТВЕН
НОСТЬ главы семьи. Не случайно же в английском языке
само слово womаn (женщина) есть прямое производное от
mаn (мужчина). А слово mаn означает одновременно и
«мужчина», и «человек». А обращение к замужней женщи
не на английском и сейчас означает некую принадлежность
мужу. Вовсе не «миссис такая то», как переводим мы, со
гласно нормам русского языка. А «миссис такого то».
Избиения жен и детей были совершенно обычным де
лом. В XVI–XVII веках священники стали подымать свой
голос против бытовой жестокости, но их мало слушали.
Драки, поножовщина были такими обыденными явле
ниями, что это отразилось в обычаях. Взять хотя бы
описанную Марк Твеном «чашу любви». Пили из нее по
очереди двое. Оба держали чашу за рукояти, один из
них снимал салфетку, а другой — крышку. Зачем такие
сложности? А затем, что «в старые времена, когда нра
вы были суровы и грубы, мудрая предосторожность тре
бовала, чтобы у обоих участников пира, пьющих из чаши
любви, были заняты обе руки. Иначе могло случиться,
что в то время, пока он изъясняется другому в чувствах
любви и преданности, тот пырнет его ножом»177.
У феодального сословия нравы пытались ввести в ка
кие то рамки... Но и эти рамки таковы, что отдают ка
кой то прямо космической жутью. Многие ли поклонни
ки сказок про короля Артура и благородного Лансело
та знают, что во время рыцарского турнира победитель
имел право убить (!) побежденного? Даже того, кто при
знал свое поражение и сдался? Даже истекающего кро
вью, лежащего без сознания раненого?178
Акт убийства так и назывался — «удар милосердия».
Было даже оружие, специально предназначенное для
того, чтобы добить беспомощного человека. Оно назы
вается стилет. Стилет — это длинный трехгранный или
многогранный стержень на рукояти. У него нет лезвия,
он не годится как замена кинжала, даже как ножа. Сти
летом можно только заколоть.
В Европе считалось «правильным» и «благородным»
вогнать раненому стилет или между пластинами панци
ря на груди, в сердце, или в глазницу, чтобы пробив
глаз, стилет проходил бы прямо в мозг.
На фоне этого бытового, повседневного зверства уже
не удивляют ни Крестовые походы, ни инквизиция, ни
обыденная жестокость войн.
И костры с еретиками, и методы обращения язычни
ков в христианство — все считалось целесообразным и
правильным. Кстати, насчет язычников и еретиков —
в России обращение с теми и другими было не в пример
мягче, чем в Европе, по крайней мере, народу сожгли
гораздо меньше (хотя, в отличие от Европы, дров было
поболее — энергетическая сверхдержава как никак).
Россия, в отличие от Европы, практически не знала
религиозных войн. По сравнению с тем, что творилось
в Германии, Нидерландах, Франции в XVI–XVII столе
тиях, все раздоры между никонианцами и староверами,
а также гонения на стригольников, нестяжателей и про
чих сектантов представляются просто какими то «раз
борками» малышей в песочнице.
В 1618–1648 годах католики и протестанты резали
друг друга совершенно в чудовищных количествах даже
по меркам 1 й и 2 й мировых масштабных войн. В Гер
мании за время Тридцатилетней войны было уничтоже
но около сорока (!) процентов населения, дело доходи
ло до того, что в Ганновере власти официально разре
шили торговлю мясом людей, умерших от голода, а в
некоторых областях (христианской!) Германии было
разрешено многоженство для восполнения людских
потерь179.
В России не было ничего подобного, и слава Богу!
И специального оружия, чтобы добивать поверженно
го противника, тоже не было.
И виселица не была непременным «украшением» сред
невекового русского города.
Но вот что интересно! Ни один русский ученый не
написал пока книги «Мадонна и виселица», за что бы
его сделали директором Российской государственной
библиотеки и членом Академии наук.
А Биллингтон подобную книгу написал и главой Биб
лиотеки Конгресса США стал.
