В 1864 году
Огюст Роден показал миру свою первую работу. Уже этим бюстом сказал
будущий мастер новое слово в скульптуре. Но – как это порой бывает –
художник, признанный позднее великим, не был тогда услышан.
Скульптурный
портрет, названный автором "Порттрет Биби", вошел в историю как "Маска
человека со сломанным носом". Роден, тогда 24-летний, представил
бронзовый бюст на парижский Салон, и Салон отклонил работу. Уж слишком
необычной она показалась.
В скульптуре тех времен еще были приняты определенные каноны
мастерства и представления о красоте. И "Портрет человека со сломанным
носом" не соответствовал этим канонам. Он изображает старика, которого
не назовешь красивым. Позировал скульптору некто, известный как Биби,
бедняк с улицы Муфтар. Лицо его перерезано морщинами, каждую из которых
мастер учел и наделил мыслью. Более поздние скульптуры Родена резко
отличались от всего, вылепленного до него, динамичностью. Удивительно,
но его первый бюст тоже полон внутренней динамики – движение мысли и
эмоций, весь жизненный путь и опыт читаются в чертах модели.
Этой работой Роден заявляет новый канон красоты, сформулированный им
гораздо позже: "Для художника все прекрасно, потому что в каждом
существе проницательный взор его открывает характер, то есть ту
внутреннюю правду, которая просвечивает сквозь внешнюю форму. И эта
правда есть сама красота».
После отказа в участии в Салоне молодой художник долго работал в
мастерских мастерской Альбера Карье-Беллёза при Севрской мануфактуре. И
годы эти не прошли даром: Роден постигал тонкости мастерства, изучал
материалы. Признание пришло к Родену нескоро и трудно. Многим казались
неоднозначными его работы, полные порыва и страсти, но в то же время
непривычно реалистичные. Между тем годы спустя стало ясно, что уже
"Портрет человека со сломанным носом" являет собой работу вполне
состоявшегося зрелого мастера. Сам Роден писал позднее об этом
портрете: «С точки зрения упорного изучения натуры, а также искренней
непосредственности моделирования, я никогда не делал ни больше, ни
лучше». А Райнер-Мария Рильке, высоко оценивший скульптуру, считал, что
уже в ней проявляется нечто подлинно роденовское.
Источник: