Боясь что-то изменить, начать с чистого листа, мы лишаем себя новых возможностей.
Когда мне было года четыре, кажется, я совершила первый в своей жизни поступок. Мы с подружкой Лизой закрылись в ее комнате и принялись выбрасывать игрушки из окна. Наверное, нам перед этим читали вслух «Карлсона» и мы буквально восприняли призыв: «Покидаем стулья из окон!» Долго кидать нам не пришлось, потому что почти cразу прибежала соседка с первого этажа Марья Васильевна. Знали ли мы, что так будет? Во всяком случае, могли предположить. Но это был наш выбор. Почти осознанный. Последствия очевидны. Но наслаждение видеть, как пупс кувыркается на ветру, перекрывало страх наказания. По-моему, вот это: знать, что будет, и делать, что хочешь, и называется поступком.
Кажется, с годами житейская мудрость разрабатывается, разнашивается, как узкие туфли. И неминуемо, будто мозоль на пятке, набивается опыт. Теперь боязнь Марь Васильевны и других бытовых неприятностей существенно ограничивает жизненный кругозор. Еще до первого пупса совершенно ясно: не стоит открывать форточку.
Наверное, родители могут быть спокойны за таких детей. Их принято называть разумными. Возможно, потом из большинства разумных девочек вырастают разумные женщины. Но, к сожалению, оценки правильно — неправильно, зачет — незачет не работают всю жизнь.
В кризисные, военные, революционные, голодные, сумасшедшие времена люди совершали самые отчаянные, безумные, умопомрачительные поступки. Мария Раевская уехала в Сибирь за нелюбимым мужем, хотя у нее в ногах валялся отец-генерал Раевский и царь обещал дать развод. Вольф Мессинг ушел из концлагеря в одежде заключенного, показав вместо аусвайса охраннику белую бумажку. Он это сделал не только потому, что был чудотворцем, — он просто так сильно хотел жить. Мать Дианы фон Фюрстенберг, когда за ней пришли нацисты, выбросила свою дочь из окна, так как знала: переломы срастутся, а из газовой камеры назад хода нет.
Всякий раз, глядя на примеры из жизни, я поражаюсь, как многообразна человеческая натура: от прямых отчаянных вызовов времени и смерти до суицидальной паники из-за неисправной розетки. У нас всю жизнь можно посвятить борьбе с Марьей Васильевной.
Возможно, наши родители, рожденные практически на пепелищах и кожей чувствующие, что такое настоящий голод и настоящая бедность (прямо как Скарлетт О’Хара и ее клич: «Я никогда больше не буду голодать!»), сделали все, чтобы мы ни в чем не нуждались, окружив нас таким плотным кольцом опеки и заботы, что почти лишили собственной воли. Во имя нашего же блага, разумеется. Тот же Ретт Батлер весьма разумно заявлял, что дети у великих авантюристов бывают мягкие и покорные.
Все девушки, которые рассказали мне свои истории для этой статьи, конечно, не наследницы Дианы фон Фюрстенберг. Но каждая из моих героинь отстояла свою маленькую правду, не побоявшись сделать в нужный момент решительный шаг.
Тот еще фрукт
В сентябре Саша Сoйгина решила оставить работу в глянцевом журнале, где отвечала за дизайн и путешествия (а это минимум 2 поездки в месяц в дизайнерские отели и на экзотические курорты), и открыть в Москве juicy-бар. По примеру того, что видела в 2001 году на Гавайях.
Звучит немного абсурдно, но, когда Саша рассказывает о своем предприятии, понимаешь: да, именно juicy-бар, именно сейчас, именно в Москве. Дело в том, что Саша Сoйгина — девушка мудрая и обаятельная.
Хотя сама Саша считает, что взрослая она от рождения. Например, определяет свою натуру так: «Серьезной я никогда не была, но всегда была разумной». И рассказывает, как в возрасте тринадцати лет приняла совершенно осознанное решение провести летние каникулы у папы в офисе. Папа был директором фирмы, а Саша у него — секретаршей. «Научилась варить кофе и отвечать на звонки писклявым голосом, пока мои ровесники жевали клубнику у себя на дачах, — говорит Саша. — Зато заработала себе на фотоаппарат. Конечно, мне бы его и так купили. Но было важно, что я заработала сама».
Из разных Сашиных историй мне больше всего нравится не про то, как она 4 месяца работала барменшей на Гавайях, и не про то, как она вышла в вечернем открытом платье из Большого театра и через 30 минут поисков в снегах поняла, что ее машину эвакуировали. Саша — замечательная рассказчица! А про то, как она исколесила всю Испанию на автобусе «ЛиАЗ» в составе ансамбля калмыцкого народного танца. Саше было 22 года, и она была единственным испаноговорящим человеком среди 43 танцоров.
«У нас не было проблем послушания. Они меня довольно быстро зауважали. Они видели, что я делаю все возможное, чтобы им было хорошо и комфортно. И с администрацией отелей выясняла, что за номера нам положены и почему нас расселяют не так, как обещали. И на свидания с аргентинцами ходила. И в аптеку за лекарствами».
Кажется, с калмыцкими танцорами Саша до сих пор поддерживает отношения.
У нее нет идеи спасти мир, она не практикует каббалу, фрукторианство и не выходит в астрал. Она просто любопытная девушка.
«Я не боюсь пробовать новое. Несмотря на красный диплом МГУ, могу спокойно наняться на низкую должность и попробовать освоить новую область. Мое самолюбие от этого нисколько не страдает. Но как только все становится понятным, я теряю интерес».
В последние два года Саша много ездила по миру, и ее гавайская мечта мало-помалу обрастала подробностями. Поэтому, когда инвесторы наконец-то нашлись, друзья друзей загорелись фруктовой темой, Саша смогла предложить им четкий детальный план.
Не боится ли она прогореть, вступая на неизвестную почву?
«Деньги — не моя мотивация. Я выбираю такие виды деятельности, где на квартиру не заработаешь. Мне важен баланс. Я готова работать много, но хочу получать столько же, сколько отдаю», — разумно говорит Саша.
Подача навылет
Лина Красноруцкая — улыбчивая, доброжелательная девушка с ярко-голубыми глазами. Этой Линой Красноруцкой в теннисе пугают родителей.
О том, что Лине Красноруцкой на роду написано быть теннисисткой, известно было заранее. Ее мама и папа, Марина и Владимир Красноруцкие, к моменту рождения своего первого ребенка, дочери Лины, как раз проводили время за разработкой авторской, фирменной, концепции тренировок. Мама, профессиональный теннисный тренер, теннисистка в прошлом, много консультировалась с папой, медиком по профессии. Новорожденная дочь, по выражению мамы, «была упругая, сильная, как теннисный мячик». В общем, Лине повезло: от природы, по наследству, она обладала «физикой» потенциальной теннисной звезды.
Дальнейшее было делом техники. Владимир Красноруцкий оставил профессию, переквалифицировался в теннисного специалиста и вместе с женой взялся за дело. Делом жизни стало воспитание идеальной теннисистки.
Семейное предприятие Красноруцких набирало обороты. Дочь оправдывала самые смелые надежды. Изо всей стайки российских девчонок-теннисисток начала 2000-х Лина выделялась особенно. У Лины был потенциал не просто успешной спортсменки, а спортивной звезды. «Я знаю, что такое самопреодоление, — говорила Лина, — когда на улице жара 45 градусов и у тебя уже температура 40, но ты заставляешь себя и выигрываешь матч. Ради чего? Нет ничего ценнее в жизни, чем это чувство: ты смогла, ты себя переборола, ты преодолела!»
Бойцовские качества плюс врожденное обаяние, прекрасное воспитание и идеальные внешние данные — спасибо папе с мамой. Про таких, как она, в Америке говорят: «Человек особой породы — теннисист из первой десятки». А если бы в турах награждали еще и за самые красивые глаза, другие спортсменки могли бы на корт просто не выходить.
Успехи говорили сами за себя. Лина Красноруцкая выиграла юниорский US OPEN, победив в финале сильную соперницу. Потом была досадная травма, полтора года вне корта, триумфальное возвращение в профессиональный теннис — победа в турнире WTA. 25-е место в профессиональном рейтинге. Обложка французского спортивного журнала L’Equipe, запечатлевшая Лину на фоне Кремля, предрекала новую российскую сенсацию.
Сенсация действительно грянула. Лина Красноруцкая бросила теннис. Галатея сбежала от своих Пигмалионов.
«Я не играла восемь месяцев — восстанавливалась после травмы, — рассказывает Лина. — И я увидела мир, тот, которого не знала. Я увидела, сколько в жизни происходит всего интересного, закрытого от меня, неизвестного. И я вдруг поняла: я не хочу, чтобы вся моя жизнь была подчинена теннису. Только теннис — этого мне мало! Мне нужно гораздо больше! Потом после травмы я восстановилась, вернулась на корт, выиграла турнир в Японии, уехала в Америку готовиться к следующим. И поняла — не хочу!!!»
Что творилось в этот момент в семье Красноруцких, язык не поворачивается спрашивать. Но известно следующее: Марина и Владимир приняли единственно возможное решение. Они перестали быть тренерами и остались просто родителями Лины.
«Самое страшное — разочаровать родителей. Мне было искренне жаль и папу, и маму. Я люблю родителей и ценю их труд. Я видела своими глазами, как это сложно и тяжело. Но и поступить по-другому я не могла.
Я до сих пор не говорю с родителями о своих занятиях теннисом, стараюсь эту тему не задевать. А если случайно касаюсь, вижу: им еще больно. Хотя рождение ребенка, моего сына Максима, сгладило ситуацию процентов на 90, а 10 процентов, как я понимаю, это только время. Может быть, родители меня никогда не простят. Как теннисистку, я имею в виду. Как дочь, я знаю, они меня простили. И как родителей, я их очень люблю».
После тенниса у Лины была журналистика, она работала спортивным комментатором на канале HTB+, а сейчас — тренерская работа.
«Я уверена, будет что-то другое. Просто комментатор — этого мне мало!
Буду снимать документальные фильмы о великих спортсменах. Я знаю: руки, ноги, голова на месте, значит, смогу придумать что-то новое, буду двигаться дальше, буду пробовать новое. Я смогу измениться. Мне не страшно».
Источник:
