Это только в стихах советуют не встречаться с юношеской любовью,
потому что «все иным покажется сейчас». А как в жизни получится – никто
заранее не может угадать. И рискнуть, черт побери, иногда так хочется.
Родственники из деревни сообщили новость: «Дорогу у нас разгорнули!»
Это значит выровняли бульдозером все их ямы и траншеи, которые после
дождя на радость гусям и уткам превращались в некое подобие Великих
озер.
Из-за этих дорожных особенностей к дому родственников уже несколько
лет не было никакой возможности подъехать – машину приходилось глушить
на подступах к их переулку. И тут – на тебе. Разгорнули.
«Кто ж так постарался? – спрашиваю. – Неужто районные власти
средства изыскали?» Как бы не так. Это все Мишка Сулимчик... Ну, боже ж
мой, Наташа, как это ты не помнишь Сулимчика? У его матери, тети Любы,
мы еще молоко покупали. А отец его под сеялку попал еще тем летом,
когда конюшня сгорела. Ну, конюшня на том краю села, где вы в лапту
играли, ты забыла уже все, что ли?
Короче, кое-как удалось выяснить, что у некой тети Любы и у ее
мужа-инвалида есть сын Миша. Я его не знаю, в пору моего деревенского
детства он уже учился где-то в городе, а дома если и показывался, то
внимания моего привлечь никак не мог – будь ему девять и будь у него
велосипед «Орленок», то шансы на нашу дружбу кое-какие имелись бы, а
так без вариантов. В лапту я играла без него.
Так вот. Миша этот так в городе и остался. Два раза женился,
столько же разводился. Работал, богател, у родителей дома не
показывался, создавал какие-то там строительные фирмы – до деревни
доходили только слухи, сильно отредактированные тетей Любой. А после
«сороковника» Михаил вдруг как-то резко устал. Кризис среднего возраста
и кризис всемирный экономический, которые очень удачно совпали, он
отметил серьезным запоем. Тете Любе пришлось даже эвакуировать его на
малую родину и практически на себе тащить по траншейному переулку.
Справившись с интоксикацией, Михаил всерьез задумался над своей
судьбой. Все знают, как это у мужчин бывает: «Я ничего не добился!
Пушкин в мои годы ого-го! Билл Гейтс – ага-га! Дайте подходящий камень
и веревку, мне срочно надо совершить прогулку в сторону реки».
И тут пришла в дом она. Валя. Я могу только представлять, как эта
женщина, первая Мишкина любовь, явилась вечером с бидончиком за
молоком, стукнула согнутым пальчиком в окошко веранды: «Теть
Люба-а-а-а!» Ах ты господи! Как же ухнуло его сердце, как зашлись
собаки в хриплом лае. Валя! Валька! Валюха!
А у Валюхи двое взрослых сыновей. И муж-алкоголик. И крыша
протекает, а перекрывать не на что. И зуб один – «Мишка, не смеши ты
меня!» – отсутствует. Но это она. Это ее глаза с пушистыми ресницами,
васильковые омуты, которые сводили его с ума в десятом классе. Как он
мог их забыть? Вот дурак.
«Валя, а помнишь, как мы на танцы ходили?.. А как твоя мать
запрещала тебе со мной встречаться?.. А как сидели на бревнах возле
дома Куличихи, и ты хватала меня за руки: «Не надо»?.. Почему мы тогда
не поженились, ты не знаешь? Я в город уехал? Ну я же вернулся, Валя. Я
здесь».
Это только в стихах советуют не встречаться с юношеской любовью,
потому что «все иным покажется сейчас». А как в жизни получится – никто
заранее не может угадать. И рискнуть, черт побери, иногда так хочется.
Поэтому так много граждан тянется к своему прошлому на «Одноклассниках»
– есть какая-то особенная магия у давно позабытых, но все же первых,
самых острых чувств.
А может быть, люди, пережившие десять, двадцать, сто таких вот
«любовей», рано или поздно приходят к выводу, что все повторяется и
один брак все равно похож на другой. Что череда встреч и расставаний не
дает ничего «ни уму, ни сердцу», и что надо было все эти годы просто
любить свою Валюху. Растить детей, сеять хлеб или там ремонтировать
лифты, изобретать синхрофазотроны, но быть со своей единственной, не
разменивать нежность на медяки…
Я не знаю, получается ли у кого-то дважды войти в одну и ту же реку. Но
знаю, что Михаил в деревню переехал. Строит рядом с родительским домом
настоящий особняк. Скупил в бывшем колхозе чуть ли не все земли,
выращивает там что-то, обеспечив работой чуть ли не пять деревень
сразу. Валю, само собой, к себе перевез. «На джипе теперь она
рассекает, – говорят родственники. – Большая такая машина, ладная, вся
у серебрянке». Причем ходят слухи, что Валентина «на старости-то лет
опять понесла». А то с чего бы это они расписываться в район ездили?
Но самое главное, конечно, что Мишка дорогу в переулок, как в свое
прошлое, «разгорнул». Вот за это ему все простили. И что носа не казал
в деревню столько лет. И что жену от живого, пусть и спившегося мужа
увел. И что взял ровесницу, хотя столько девок молодых при его
появлении сразу напряглось. И что сам захотел быть счастливым в
такие-то годы. Пусть уж, ладно.
Наталья Радулова(с)
