Она стояла на маленькой башне над воротами Торнхейма и ждала. Луна достаточно далеко проползла по небу, когда из-за скал послышался стук подкованных копыт Альвина, Его коня. Вскоре темно-гнедой конь бесновался у ворот, звеня сбруей и высекая подковами искры из булыжников дороги.
Она стала спускаться по веревке с навязанными на ней узлами, когда во дворе Торнхейма заметалось пламя факелов и раздались тревожные злые голоса воинов Хакона, ярла из данов. И тогда Она просто прыгнула вниз, упав Ему прямо в забрызганные свежей вражеской кровью руки. Он быстро, но нежно посадил Ее перед собой на коня и Альвин помчался прочь от Торнхейма. Вокруг запели стрелы. Воинам Хакона было легко целиться – снопы искр от подков указывали, где была цель. Но спасительные скалы там, где дорога от замка круто пошла вниз и в сторону, укрыли беглецов от лучников. Где-то у стен уже шумела наспех собранная погоня, но на нее можно было не обращать внимания – Альвин скакал быстро и мерно, словно механизм, оставив далеко позади и Торнхейм, и то место, где его хозяина на пути к Ней попыталась остановить застава – и теперь к изрубленным телам воинов Хакона, ярла из данов, подкрадывались волки.
Они скакали все дальше и дальше, пока Альвин не прогремел копытами по доскам, спущенным на берег с борта драккара. Там, в два прыжка достигнув помоста кормчего, конь остановился и торжествующе заржал. Доски сходней мгновенно были подняты, и могучие удары весел понесли драккар в море – навстречу солнцу, обгоняя слабый рассветный ветерок.
Она стояла рядом с Ним, прижимаясь щекой к волчьей шкуре на Его плечах, а Ее золотые косы касались рукояти Его меча, знаменитого Скефнунга. Они смотрели друг на друга, а драккар стремительно несся вперед – туда, где были жизнь и свобода. Воины пели песню в такт ударам весел, а далеко за кормой таяли в морской дымке силуэты безнадежно отстающих кораблей Хакона, ярла из данов…
…
Анечка потянулась и открыла глаза. Телевизор сердито шипел, а по экрану его бегали полоски. Программа давно закончилась. Анечка с грустью вспомнила свой сон, выключила бесполезный телевизор и поднялась из кресла, чтобы идти спать. И чуть не уронила пульт – с ее колен мягко соскользнула на пол огромная волчья шкура, сверкнув серебряной застежкой – фибулой. А на фибуле, вокруг рубина, были вырезаны руны их имен – Ее и Его. И в квартире запахло морем. Морем и свободой.
