Вариация БуреВестника

Глупый пингвин гордо реет над утёсом часом ранним.

Потому, что глупый пингвин научился вдруг летать.

И страдает буревестник, ползая по скалам диким.

Тихо шепчет буревестник: ну какая же я птица,

Коли молнии подобен, так ударился в скалу,

Что поднять крыла не можно...

Или можно, но не нужно...

Или нужно, но опасно...

Или лучше так вот тихо,

Не рассчитывая много,

Гордо ползать по скале,

Наслаждаясь жутким видом

Как пингвин летает глупый,

Попирая мать Природу

Во дурак, ни дать, ни взять...

И воскликнул буревестник,

Офигевший от виденья.

Силу гнева, пламя страсти

Он вознёс к суровым тучам,

Аж гагары застонали, заложило так в ушах.

"Что же ты пингвин тупица,

Тут летаешь дикой птицей,

Будто моря тебе мало,

Или скалы не нужны?

Ты бы пингвин обнаглевший,

Делал бы уже посадку,

Вон, гляди какие тучи,

Наползают на тебя!"

Глупый пингвин лишь смеётся.

Вот он носится как демон,

Жуткий страшный демон-птица,

И смеётся и рыдает,

Он давно с ума сошёл.

В это время, в пене гнева, стонут волны, с ветром споря,

И поют и рвутся волны, к высоте, навстречу тучам,

Гром раздался! Сила молний бьёт из неба веткой тока.

Электрического тока, не какого-нибудь там!

И подхватывает ветер стаи волн объятьем крепким,

И бросает их с размаху на утёсы в дикой злобе,

Разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.

Разозлился даже ветер, на придурка-летуна.

Между тем, дурная птица, очумевшая от счастья,

Черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи,

Пену волн крылом срывает, и хохочет словно выпь.

Буревестник же тоскливо на него со скал взирает

Ожидая, ну когда же... всем воздастся за своё...

В гневе грома, глупый пингвин, вдруг усталость свою слышит,

Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря.

Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит.

- Буря! Скоро грянет буря! – закричал уставший пингвин,

- А тебе что говорили, - буревестник заворчал,

- Я хочу вниз приземлиться, на утёсик свой любимый!

- Так давно уже пора бы, идиотика кусок!

- Но не вижу я ни моря, и ни скал печальных чёрных, даже неба я не вижу, где же я, я что, пропал?

- Эй, смельчак, меня ты слышишь? Если слышишь – разгоняйся и лети ко мне без страха, ты умеешь ведь летать?

- Да летать то я умею, научился утром ранним, только кто бы показал мне, как садиться на скалу!

- На скалу садиться просто: жирным телом вниз спускайся, если есть мозги, конечно, не спускайся головой.

- Я лечу, о, буревестник, я к тебе лечу с разгона! Подсветил бы ты мне что-ли...

- Чем? Я что тебе – сверчок?

- Разожги же ты мне пламя! Так, чтоб жар стоял до неба!

- Так давай, кидай мне спички, и дрова с газетой дай...

- Нету! Нету в небе спичек! В небе лишь сиянье молний!

- Ну, так вот по ним, придурок, и смотри куда лететь...

- Всё, лечу, скупая птица! Думаю не промахнусь я...

- Ну, давай, лети скорее, дай гагарам хоть поржать!

Через час метаний чёрных, одуревший от полётов и от криков в поднебесье, на скалу, что у кручины, громыхнулся толстый пингвин, громыхнулся он с разгона, поломал себе все лапы, вывихнул себе все крылья, клювом маты нацарапал, проползая по камням...

Буревестник же, довольный, что дурак живой остался, прокричал как рок победы, обращаясь в небеса:

- Пусть сильнее грянет буря! Гром сильнее пусть грохочет! И сиянье злобных молний, и стенание ветров! Глупый пингвин наш прорвался, вон лежит и тихо плачет, обращаясь к тёмным водам, обещает не летать. Так что, вы там уж извольте, сделать бурю нам покрепче, чтоб гагар крикливый хохот, мне не слышать... дней так пять...

© Inet