Семейная пара Лановой и Купченко превратились в одиноких брошенных стариков...

Человек хотел жить. И не хотел умирать. И тогда Бог придумал старость.

Чтобы человек устал. Чтобы ему все опротивело. Чтобы он почувствовал

себя беспомощным и одиноким. Чтобы человеку самому захотелось уйти…

Перед

началом спектакля рядом сидящая зрительница перекрестилась и тихонечко

перекрестила сцену – ну, с Богом! Волнения понятны: премьеру играет

Василий Лановой – сложный текст, психологическая роль – и Ирина

Купченко – актриса очень избирательная, много лет премьер на сцене

театра Вахтангова не игравшая. Ирония судьбы: благополучная в жизни

семейная пара Лановой и Купченко в спектакле «Последние луны. Тихая

ночь» играют одиноких брошенных стариков. Перед открытием занавеса в

зале в полной темноте долго звучит Бах, настраивая на серьезный

разговор. «Бах – это музыка стариков, – говорит герой Ланового, – а

старость – это галера. Ты прикован до смерти. У тебя нет будущего».

Сюжет

двух камерных пьес Фурио Бордона и Гарольда Мюллера укладывается в

несколько предложений: герою Василия Ланового – 70, героине Ирины

Купченко – 68. Все вокруг твердят – ты стареешь, ты стареешь, стареешь.

Хочешь не хочешь, а поверишь. И успокоишься. И согласишься. И

облегченно вздохнешь – все ты сыграл свою роль. Не нужно больше

бороться, доказывать. Все позади. И впереди – только дом престарелых,

куда тебя отвезет твой собственный сын. Дом, из которого никому никуда

уже не выйти. Только если вперед ногами.

Герои спектакля

«Последние луны. Тихая ночь» в программке обозначены как Он, Она, Мать,

Сын. Нет, они произносят какие-то имена, названия, похоже, что действие

происходит в Италии и Германии. Но разве это имеет значение? Старики во

всех странах тоскуют по счастью в кругу детей и внуков. Фойе театра

Вахтангова с недавних пор наивно увешано фотографиями актеров в детском

возрасте. Одна с бантиками, другой в бескозырке, третья в школьной

форме. Новый главный режиссер Римас Туминас решил начать строить жизнь

в театре заново. С детства. Но поставил спектакль про стариков.

Вспомнилось:

в начале осени в другом московском театре – театре имени Пушкина –

Александр Пороховщиков в спектакле «Саранча» тоже играл немощного отца,

ненужного своим детям. А еще чуть раньше, в конце августа, Лев Дуров в

театре на Малой Бронной в спектакле «Я не Раппапорт» обливался слезами:

«Глубокий старик – это такое же чудо, как новорожденный ребенок. Конец

жизни, как и начало, завораживает своей тайной». Что за череда

несчастных стариков на столичной сцене? То ли этот страшный високосный

год нагоняет на нас хандру? То ли наши большие актеры так постарели,

что ни о чем другом говорить не хотят? Вот и записной сердцеед Василий

Лановой – нет бы к своему юбилею подгадать разудалую комедию на радость

поклонницам! Благо и форма позволяет! А он говорит словами своего

героя: «Я не хочу милости и ободряющих гримас. Точите иглы – у стариков

затвердевшие вены».

В финале спектакля герои двух разных пьес

встречаются в одном доме престарелых. Герой Василия Ланового – в

красном клоунском колпаке. Героиня Ирины Купченко – в наряде а-ля

старуха Шапокляк. Рядом еще с пяток таких же трогательных стариков. Они

разучивают песню к Рождеству и, наверное, загадывают желания на Новый

год. Они состарились, перестали чувствовать боль от невозможности

физической любви, но еще больше стали нуждаться в любви человеческой,

сыновней. Есть такая притча: сын выгонял из дома на улицу под дождь

старого, немощного отца, но решил все же сжалиться над ним и кинуть

вслед ему старую попону. Рядом стоял его собственный маленький сын,

который сказал: «Папа, разрежь попону пополам. Когда ты состаришься и я

тоже буду тебя выгонять из дома – то отдам тебе вторую половину»…

Звучит просто: то, как сегодня поступим с ними мы, завтра с нами так же поступят и наши дети. Вот и все. И нечего хандрить.