Преступник получает
повестку в милицию. Он приходит в указанный кабинет. Там, кроме
следователя, двое свидетелей и милиционеры. Здороваются. Следователь
говорит преступнику:
— Дорогой, мы прекрасно
знаем, что именно ты жестоко избил и покалечил (ограбил, продал
наркотики, смошенничал, отнял квартиру, изнасиловал, убил) гражданина
(гражданку) такого-то, потому что есть свидетели и неопровержимые улики.
Отпираться будем?
— Да нет, все что сказали, верно.
— Надеюсь, мы не обидели тебя своим обвинением?
— Ничего, Вы делаете свою работу, все нормально.
— У тебя кисти рук в
царапинах и ссадинах. Бедняжка, видать, во время драки рукам твоим
несладко пришлось. Вот тебе отличная мазь. Ранки очень быстро заживляет.
Может, чаю попьем, поговорим? Конечно, если ты не возражаешь.
— Давайте.
Милиционеры быстро греют
чай, приносят бутерброды и пирожные. Все садятся за стол и мирно
беседуют. Следователь продолжает разговор:
— Ты совершил злодеяние,
но мы все равно любим тебя. В нас не исчезло стремление отдать тепло
души тебе, несчастному, ибо ты вряд ли знал, что творил.
— Обижаешь, гражданин
начальник! Я же не дурачок, не маразматик какой-нибудь? Что значит «не
знал»? Все знал, все помню. Шел по улице, скучал. Решил размяться.
Первого встречного прохожего вырубил парой ударов. Потом пинал его куда
попало – по почкам, по печени, по голове, прыгал на нем, руки
выворачивал, потом ломал. Не знаю, что на меня нашло. Увлекся слегка.
Его головой об асфальт колотил, чуть мозги ему не вытряхнул. Потом я
устал, успокоился. Закурил, значит, и дальше пошел. А он почему-то
остался лежать. Как видите, все помню и понимаю. — Он с торжествующей
улыбкой оглядел слушателей. — А вы говорите «не знал». Так что в
маразматики меня пока что рано записывать.
Следователь растерянно помолчал, потом нашелся:
— Я ведь не в прямом смысле, не на уровне физического тела, а на уровне души. В возвышенном, так сказать, духовном смысле.
— Ну,… я в этих ваших философиях не рублю. Ладно, будь, по-вашему. Если так хотите, считайте, что не знал.
— Вот-вот! Не знал, что
творил! — Обрадовался следователь. Милиционеры тоже радостно оживились. —
Конечно, арестовывать не будем, дело закроем. Правда, тот, кого ты
избил, в реанимации, в тяжелом состоянии. Ну что поделаешь, жизнь такая.
Представляешь, до чего он духовно неразвит и невежествен! Похоже, и
Библии в руках не держал! Мы ему о высоком, о всепрощении, неосуждении и
непротивлении, о душе, о любви. А он все о своем талдычит: о
покалеченном теле, об отбитых печени и почках, о сломанных ребрах, о
вывернутых и переломанных руках, о вытекшем глазе и черепно-мозговой
травме, о невозможности оплатить медицинские услуги и операции, о
потерянных из-за инвалидности карьере и любимой работе, о жене и детях,
которые теперь заодно с ним обречены на унизительную нищету. Печально
конечно.
Но, с другой стороны,
противно от такого прагматизма, такой приземленности! Никакого полета
души, никаких возвышенных, не привязанных к земному, духовных исканий!
Несколько часов объясняли ему, что отвечающие злом на зло, увеличивают
зло, и что растворять зло может только любовь. И ведь упирался, верить
отказывался! Бубнил, что жизнь совсем другое показывает. Едва живой
лежит под капельницей, весь в бинтах и гипсе. И все равно ведь
упирается! Тупой, ну прямо как баран какой-то!
Но нам не впервой.
Убедили мы его! Забрал свое заявление. Так что все нормально, не
беспокойся. Не зря ведь кое-какую, очень верную философскую концепцию
всем отделом изучаем. Разве можно против убедительности ее красоты
устоять? Зачем тебе в тюрьме страдать? Там комфорта и свободы нет.
Страдания – зло, даже если это страдания преступника. Разве можно злом
на зло отвечать? Так никогда зло не закончится. Уж хотя бы мы не будем
потворствовать приумножению зла! Растворять зло может только любовь! Мы
любим тебя и верим, что ты не от хорошей жизни пошел на преступление.
Ты видишь, как мы для
тебя стараемся? Ведь и на праздники тебя в свою компанию то и дело
приглашаем. Что мы могли бы еще для тебя сделать, чтобы ты совершенно не
сомневался, что мы искренно и глубоко любим тебя как родного брата и
лучшего друга?
— Да чего там. Я давно
уже не сомневаюсь в вашей любви ко мне. Никогда и никто так прекрасно ко
мне не относился. Я вам очень благодарен.
— Но, пожалуйста, очень
просим: не обижай и не бей больше никого, мы же тебе уже не раз
объясняли, как это нехорошо. Это действительно очень нехорошо и
негуманно! Это даже ужасно, что ты творишь! Пойми, наконец, что тем,
кого избиваешь и калечишь очень больно. Они потом и работу теряют,
потому что здоровье не позволяет. Получается, что не только калечишь, но
и на нищету обрекаешь. А ведь у каждого из них семья, дети. Люби людей,
береги их, заботься о них. Видишь, как это делаем мы? Неужели наш
пример тебя не увлекает?
Преступнику слушать
нравоучения надоело. Улыбку тоже держать устал. Да и чего ее держать?
Улыбка исчезла. Теперь его лицо выражало утомленность и озабоченность: —
Короче, помню я все. Когда на прошлой неделе вы меня забирали за
ограбление с избиением, все это говорили. Да и раньше много раз
говорили. Ну, в самом деле, не маразматик же я, все помню. — Смотрит на
наручные часы. — Надо же, время как быстро летит! С вами, конечно, очень
хорошо, но так получилось, что сегодня мне еще кое-куда надо успеть.
Так что мне пора собираться. Как нибудь в другой раз поговорим, ладно?
Честное слово, опаздываю.
— Ты что, обиделся
что-ли? Ну-у-у, а вот это ты зря! Мы ведь ради твоего же блага все это
объясняем. В любом случае, ты никогда не должен сомневаться, что мы
искренно любим тебя таким, какой ты есть и всегда будем любить, что бы
ни случилось. Извини, конечно, если что не так. Всегда заходи, когда
понадобится какая-либо помощь. Да и просто так заходи.
