16
Зарядили
дожди. Ехать стало не так весело, но привычные к непогоде арья только кутались
в гуни, а ночами старались ложиться поближе к костру. Дорога почти всё время
проходила лесом, иногда вырываясь на открытые места, пересекала реки по редким
мостам, чаще переправляться надо было вброд. Один за другим оставались позади
посёлки триполийцев, в которых воины брали продукты в дорогу. Ночевали чаще под
ветвями деревьев, редко – в бургах арья, которых тут было мало, и никогда не
останавливались в триполийских посёлках. Их жилища были ужасны – ни днём, ни
ночью не смолкающий ор голозадых чернявых триполийских детёнышей, теснота, вонь
от свинарников… Даже молоденькие триполийки, пышногрудые и круглозадые, не
могли заставить дружину Ингвера заночевать в селе – слишком свежа была память о
девушках-змиях. А триполийки, как назло, очень часто напоминали их своими
длинными чёрными косами.
Несколько
раз по пути дружинники вступали в схватки с изгоями, которые нападали на всех
встречных, мстя за свое изгнание из клана и мира арья. В
лесах шайки изгоев были на удивление большими – встречались и до полусотни
числом. За весь долгий путь к отрогам
гор Карпахи не случилось ничего, особо заслуживающего внимания. Разве что конь
Локи лишился уха, отсечённого широким и длинным наконечником копья неизвестного
существа, похожего на дуппу. Это существо было одно. Подробно рассмотреть труп
не получилось, поскольку рассвирепевший Локи мгновенно изрубил тварь на мелкие
куски. Но не обошлось и без приятных неожиданностей – за кобылой Локи увязался
великолепный вороной жеребец, да так и остался при отряде Зико. На него
навьючили весь лишний скарб и он нёс его, нисколько не уставая. Беркана, поколдовав,
объявила дружинникам что жеребец чист от чёрной волшбы и сущность его не несёт
угрозы для отряда. А конь был действительно великолепен – высоченный, с мощной
грудью и шеей, с крепкими ногами и густыми щётками над копытами. На лбу яркой
звездой выделялось белое пятно размером с кулак. Рам почему-то пристрастился
ехать на вьюке, который вез жеребец. К тому же этот невесть откуда взявшийся
вороной оказался иноходцем. Когда подбирали имя новому коню, то сначала хотели
назвать его именем священного Небесного Коня – Слейпниром, но
Рам опять удивил всех. Сидя на плече у Бояна и безразлично чистя оперение, он
вдруг прервал на миг своё занятие и занятие и строго прошипел:
-
Ноя!
Так
и стал вороной жеребец Ноем. С этим решили согласиться из уважения к Раму. Хотя
никто не знал – кто такой этот самый Ноя…
Девять
дней и ночей, не прекращаясь, лил дождь, а на десятый день установилась
холодная, но солнечная погода. Ехать стало легче, хоть начались предгорья. На шестнадцатый день отряд выехал
к неширокой реке. На противоположном крутом берегу, словно вырастая из отвесной
скалы, возвышался бург. Стены его были сложены из больших кусков дикого камня.
Над гребнем стены нависала деревянная, крытая промазанным глиной камышом кровля
для защиты дозорцев от непогоды.
-
Отличное место для ночлега! – обрадовался Карай, - Как должно быть далеко видно
с этих стен! Трудно сюда подойти незамеченными…
Перейдя реку вброд, путники стали подниматься по
извилистой дороге, ведущей к воротам бурга. Этой дорогой явно уже давно не
пользовались, а за очередным поворотом путь наверх преградил большой камень, на
котором глубоко выбитая руна Хагалаз в обратном изображении предупреждала об
опасности. Отряд остановился. Кто-то неизвестный оставил сообщение для всех
арья – дальше дороги нет.
- Ну, что будем делать? – спросил
у Ингвера Боян.
- Мы уже поднялись почти к
воротам бурга. Повернуть назад было бы недостойно, - надменно ответил конунг.
- А не повернуть – неразумно! –
вписалась в разговор Беркана.
- Молчи, рыже-золотая, когда с
тобой не разговаривают. Сам спрошу твоего мнения, если нужным посчитаю! –
разозлился Ингвер.
Беркана пожала плечами и отъехала
в сторону. Ингвер, обернувшись к дружинникам, рявкнул:
- За мной, Зико!
И Ашва понеслась вверх по дороге,
а за ней и все остальные всадники. Приблизившись к бургу, Ингвер поразился
мерзости запустения, исходящей от каменных стен. Вблизи было видно, что навесы
над стенами держатся лишь милостью погоды, настолько они обветшали. Распахнутые
створки ворот с северной стороны покрылись мхом, а из зияющего проезда в
надвратной башне веяло леденящим холодом, от которого по телу пробегал озноб.
Царила полная тишина. Даже ветер не шелестел сухой листвой. И в этой тишине
гулко, как набатная медная доска, раздавался стук конских копыт. Заговорив,
люди помимо воли понизили голоса.
- Давненько тут последний раз был
человек, - заметил Боян, - Похоже на то, что отсюда поспешно бежали! И он
показал копьем на виднеющиеся сквозь ворота сундуки и расползшиеся тюки во
дворе бурга.
- Вон сколько добра брошено, и
ведь явно – самого ценного!
- Непохоже, чтобы на них
напали люди, иначе победители унесли бы
всё это с собой, - размышлял вслух Ингвер, - Арья спасались от врага, который
напал на них, внезапно оказавшись внутри бурга. И был он судя по всему – не
человеческой породы.
- Посмотрите сюда! – копьё Бояна
указывало на что-то, виднеющееся в траве у обочины. Это был скелет в защитном
облачении арья. Одежда истлела, и сквозь свободные от плоти рёбра густо
проросли полевые цветы. Меч и копьё лежали рядом, покрытые толстым слоем
ржавчины.
- А вот ещё! И ещё! О, Сварог, да
сколько же их! – изумился Сколот, глядя на человеческие останки, щедро усеявшие
открытое пространство вокруг бурга.
- Здесь плохое место,- Беркану
бил озноб, - Давайте уедем отсюда!
- А как мы узнаем, что тут
случилось? Хотя эти арья, - Ингвер задумчиво посмотрел на скелеты, - Если и что
расскажут нам, то только когда мы сами пребудем в Сварге! Или – в Нифлхейме…
- Погоди, конунг, есть средство
заставить их заговорить. Готовьте погребальный костёр для этих воинов, а я пока
побеседую с тем скелетом, что в серебряном шлеме. Он, похоже, из начальных
людей, значит и знать должен больше рядового дружинника, - и Боян спрыгнул с
коня.
Пока на поляну перед бургом
сносили хворост, Боян подошёл к скелету в серебряном шлеме и сказал на наречии
древней Арианы:
- Двенадцатое я знаю,
Если увижу на земле
Труп лежащий,
Червями источенный,
Вырежу так
И руны нарисую,
Что он будет говорить
И отвечать мне!
С этими словами Боян начертал
ножом на костяной пластинке руны Эйхваз, Уруз, Эхваз, Уруз, Эйхваз. Под ними он
дописал полный рунический ряд Футарка и добавил сильнейшее заклятие от сил Тьмы. Тем же ножом Боян надрезал кожу на своей руке и залил только что вырезанные руны кровью,
произнеся магическую формулу:
-Ни солу о тук
Скорини сотим
Арник дани сгио
Рви рны вил, тира
Дан лио и тхи
Хинвор бу се о
Мар ед эви имка
Волки фра к неи
Лги ланди йот
Мисоури!
И тотчас от скелета раздался
глухой, словно из-под земли, голос:
-
Спрашивай, Вызывающий!
-
Кто ты? Как зовут тебя? – вопросил Боян.
-
Там где я сейчас, Имя не имеет значения.
-
Как звали тебя при жизни в Мидгарде?
-
Велунд из данов, сын Ингли, комвис Эдельбурга.
-
Что случилось, Велунд из данов?
-
Проклятый Иеужа пять зим назад наслал на Эдельбург бледно-розовых червей, которые
выползали по ночам из подземелий, когда же наш эриль, очень сильный маг, сумел
избавить бург от этих вампиров, то появилось Иное. Оно тоже приходило по ночам,
но было невидимым. Оно уносило людей – человека будто накрывало Тьмой и через
мгновение ока всё исчезало. И тьма, и человек. Но и этого показалось мало
проклятому Иеуже – днём нас стали одолевать огромные стаи двупади, слоняющихся
под стенами бурга. Они никого не пропускали к нам, но и нас не выпускали за
стены. Много их убили лучники данов, но на смену убитым приходили новые толпы
нелюди.
Мы не смогли сидеть в Эдельбурге
в ожидании смерти из Тьмы. Отчаявшись мы решили прорваться в долины. Но когда
ворота открыли и воины данов стали прорубать среди двупади путь для наших
женщин и детей, То, что приходило ночью, выбралось на дневной свет. При виде
его даже двупади обратились в бегство. Но Оно не вышло за стены бурга, и
поэтому двупади вновь набросились на нас. Я был убит, и не знаю, что случилось
потом. Вряд ли отсюда ушёл хоть один живой арья!
А
теперь Вызывающий, сделай благое дело – зажги нам погребальный костер. И да
пребудем в Сварге – мои воины, женщины и дети Эдельбурга и я, комвис Велунд из
данов, сын Ингли…
И
берегись, Вызывающий! Как и булы, То, что приходит ночью, пожирает души. Так
сказал наш эриль, прежде чем исчез сам. Благослови тебя и твоих товарищей, Вызывающий,
Солнечный Бог-Отец Сварог. Прощай!
И
голос умолк. Ингвер стоял рядом с Бояном, до глубины души потрясённый рассказом
погибшего комвиса Эдельбурга. В душе его боролись два желания – сжечь прах
павших в битве воинов и поскорее ускакать отсюда, или наперекор судьбе
остаться, пройти в замшелые ворота бурга и сразиться с Неизвестностью.
-
Так что делать будем, конунг?- вопрос Бояна помог Ингверу выбрать решение.
-
Драться! Хотя я предпочитаю не волшбу, а старый добрый меч – он надёжнее, когда
имеешь дело с миром живых. Пока ещё живых.
Тем
временем погребальный костёр был готов, и дружинники аккуратно сложили на дрова
останки защитников Эдельбурга и их оружие. Боян
обратился к Богу-Отцу Сварогу с просьбой, чтобы и каждому дружиннику
Ингвера, и каждому арья было уготовано
достойное погребение. После этого он с четырёх сторон света поджёг хворост и бросил в огонь пластинку с
начертанными на ней рунами прощания. Пламя взметнулось к небу, осыпая искрами
стоящих неподалёку воинов. Вскоре лишь выгоревшая земля да куски обугленных
костей вперемешку с обгоревшим оружием
указывали на место, где открылся путь в Сваргу эдельбургским арья.
Ингвер не стал брать в бург
коней. Их отвели за камень с предупреждающей руной и, расседлав, отпустили
пастись. Сёдла и уздечки сложили под придорожным кустом. Мысленно попрощавшись
с конями, воины вернулись к воротам
бурга. Ингвер, сжав рукоять ваджры вмиг вспотевшей ладонью, шагнул в проём
ворот – как бросился вниз головой с обрыва в омут. За ним вошли и остальные. Во
дворе бурга, казалось, было гораздо темнее, чем за его стенами. Посреди двора
чёрной дырой, уходящей в неизмеримую глубь земли, зиял обложенный диким камнем
колодец. Заржавевшая цепь тянулась от ворота к стоящей рядом дубовой бадье.
Отчего-то ни у кого не возникло желания проверить глубину колодца, бросив
камушек. Или заглянуть в него. Даже подойти поближе – никто не захотел. Непонятным
образом этот провал в земле внушал безотчётное чувство ужаса.
Внезапно
заговорила Беркана. Глаза её, казалось, смотрели в Вечность – сквозь каменные
постройки Эдельбурга, сквозь дружиннков – туда, где пытались соприкоснуться
друг с другом Мировой Лёд и Мировой Огонь.
-
Оно почувствовало наш приход, Оно уже вышло на охоту, Оно приближается, Оно
голодно, но Оно будет ждать ночи. И выйдет оттуда! – указательный палец Берканы
протянулся по направленнию к жерлу колодца. Словно огромная глотка, глумящаяся над людьми, колодец давился
беззвучным демоническим хохотом. Земля, как будто Оно ворочалось где-то там,
внутри, слегка пульсировала. Неумолимо приближались сумерки.
Боян
немедленно начал приготовления к неизбежной встрече с ночным Ужасом. Вокруг
колодца белым песком насыпали круг, хорошо заметный на мощёной каменными
плитами поверхности. С четырёх сторон света песком же Боян изобразил
устремляющие к отверстию колодца свои стрелы руну Тейваз. Между этими рунами
четыре Альгиз трёхрогими вершинами завершали внутреннюю линию обороны круга.
За песчаным кольцом, напротив каждой Тейваз были
изображены знаки Сварги - без изломов, с
правыми и левыми изломами а также двойную. Между Сваргами Боян насыпал по
сдвоенной руне Совуло, обрамлённые с каждой стороны рунами Тейваз. А под
сдвоенными Совуло – составные руны из Эхваз, Хагалаз и Вуньо.
После этого Боян широким кругом
обвёл людей, запечатав этот круг так же, как и круг вокруг колодца, знаками
Сварги, но в обратном порядке. Между ними он вывел руны Турисаз, а внутри этого
круга рогами наружу, шестнадцать рун Альгиз.
Сразу за ними он насыпал второй
круг, внутри которого по четырём сторонам света Боян выставил факелы. Ещё
несколько факелов лежало про запас рядом
с ними.
Беркана всё это время стояла
лицом к северу и шептала заклинания, периодически делая магические защитные
жесты. При этом от её рук исходили потрескивающие голубые искры, а косички
подымались дыбом, отчего бряцали бубенчики. Волчица, рысь и ворон сидели вокруг
неё, образовав треугольник с вершиной на север.
Когда тень стены полностью
покрыла двор, Боян встал у границы внутреннего круга так, чтобы быть поближе к
колодцу. Подняв руки к небу, он прочитал защитное заклятие:
-Девять песней силы
Постиг я от знаменитого
Сына Болторна, отца Бестлы;
И смог я сделать глоток
Драгоценного мёда,
Взятого из Одрерира.
Так познал я и руны,
И стал я тогда плодотворен
И мудр;
Я вырос и преуспел;
И слово следовало слову
Со мной;
Дело следовало делу
Со мной.
И я говорю:
Шип ужасно остёр,
Ужалит болью схватившего его;
Страшны шипы для всякого,
Кто упадёт на них.
Осока, в болотах растущая,
Ранит жестоко,
Кровью листья свои обагряя того,
Кто схватить её жаждет бездумно.
Стрела – оберег благородных людей,
Что верно место хранит,
Никогда во тьме не теряясь,
Властью холодной железа
Останешься верен себе.
Ряд блистающих крепких рун
Упокоил я здесь,
Ряд рун спел волшебных.
Гальдар крепко сложен
Против Того, Что приходит во мраке.
И заклинаю я сущность лихую
Тёрном колючим, дубом могучим,
Рябиной кудрявой
И тисом зеленым!
Это заклятие сложено ныне
Чтобы вовеки отправить во Тьму
То, что должно находиться во мраке.
Песню сложил для защиты людей
Наставник Боян из Лугхейма,
Искусный в волшбе,
Что идёт в пользу людям!
В небе громыхнуло, и из-под земли
раздалось эхо. Казалось, что Нечто в глубине бешено завертелось и, яростно
рыча, стало пробираться сквозь узкий лаз на поверхность. Знаки, насыпанные
Бояном, круги и установленные факелы вспыхнули синим огнём, разбрасывая белые
брызги. Земля задрожала сильнее и из зева колодца вынырнуло, едва протиснувшись
наружу, пятно густого мрака. Оно змеилось чёрными щупальцами и визжало на
пороге слышимости человеческого уха. Сгусток Тьмы поднимался всё выше,
выволакивая за собой извивающееся тело. Выбираясь из колодца, Оно пыталось преодолеть границы защитного
круга, но всякий раз сотканные из мрака щупальца болезненно отдёргивались,
будто уколовшись об острия пылающих рун.
Дружинники
замерли, держа в руках ваджры. Было понятно, что другое оружие им тут не
пригодится. Ваджры преобразились – их набалдашники излучали сияние цвета
червонного золота. Когда Оно полностью выползло из колодца, факелы моргнули и
переменили цвет своего пламени на тёмно-багряный. В кровавых отблесках чудовище
казалось ещё ужаснее.
Боян
отступил в сторону и сказал Ингверу:
-
Конунг, ты должен сказать Имя этой Сущности. Но если ты ошибёшься, то за наши
жизни я не дам и обломка когтя двупади.
Подойдя
к защитному кругу, Ингвер всмотрелся в беснующийся перед ним мрак. Перед его
мысленным взором мелькали Образы и Имена. И когда он уже отчаялся найти нужное,
то от Солнечного Бога-Отца Сварога до него
донеслась подсказка. Ингвер почувствовал, что знание истинного Имени врага
придало ему необычайную силу. Ткнув ваджрой в сторону головы чудовища, которая
раскачивалась высоко над отверствием колодца, конунг крикнул как мог громче:
-
Дао Антимира! ОНО!!!
Из
ваджры в мрак ударила золотая молния и раздался раздирающий уши рёв раненого
монстра. Локи, не выдержав звукового давления, пошатнулся и сбил один из факелов.
Тотчас начертанные Бояном знаки запылали алым цветом, а Оно издало торжествующий
вопль и кинулось, пробив защитный круг, к людям. Из ваджр заструились навстречу
Оно золотые потоки молний, но Оно лишь замедлило движение, упорно прорываясь
вперёд. И тогда Беркана, не сходя с места, швырнула прямо в разверстую пасть
порождения Антимира свой меч. Со свистом, остриём вперёд, он вошёл в клубящийся
мрак, и Оно остановилось, наткнувшись на невидимую преграду. Из чёрного тела
выпало небесное оружие, разломившееся на три части. Сверкнув серебром рун,
обломки меча зазвенели по плитам двора. Но факел уже был водворён на место
подоспевшим Бояном и молнии ваджр, соединившись с исходящим от ваджры Ингвера
энергетическим потоком, хлестали чёрную
тварь, вырывая щупальца и куски мрака. Оно, визжа, стало всё быстрее уменьшаться,
съёживаясь под струями громового огня.
Наконец
Оно исчезло совсем. Круги и руны погасли, и только ваджры некоторое время били
в точку, где только что было Дао Антимира. В колодце что-то ухнуло – это сама
земля вздохнула с облегчением, избавившись от чужеродной сущности монстра.
В свете факелов, горящих уже
обыкновенным огнём, было видно, как рыдает Беркана над погибшим мечом. Ингвера
шатало. И весь его отряд, потратив много сил в магическом бою с Оно, выглядел
не лучше. Тогда Боян провёл воинов в гридню и там, на разбросанных подушках и
одеялах, дружинники погрузились в глубокий сон. Дозорцы не понадобились,
поскольку место, где били молнии Сварога, является запретным для нечисти и
нелюди. Люди же, имеющие злые намерения, не смогут приблизиться к нему девять
дней, девять ночей. Зато Гелла, Тана и Рам чувствовали себя прекрасно и до утра
охраняли сон воинов.
Изгой переставал считаться
настоящим человеком, арья.
Проносящий сквозь миры.
Заклинание подлинное, но
намеренно искажённое автором, чтобы не подвергать читателя соблазну испробовать
древнюю магию, не имея на то права.
Стихотворное заклятие.
