"Представь себе что кто-то захотел странствовать, но
земля не отпускает его ног. Что будет если его воля к странствиям не
исчезнет? Его созидательный дух - первобытная сила, которую вдохнули в
него века, найдет другие пути,
по которым он сможет странствовать, - пути, таящиеся в нем самом, пути, которые не требуют ног, чтобы идти по ним,
и он будет странствовать вопреки земле, вопреки мраку".
Гюстав Майринк
Такие пути талантливая поэтесса Алена Форостяная нашла и приглашает в свои созидательные странствования читателей журнала.
***
Повремени... И черный карандаш
В Тебе отыщет новые наброски.
Ты собираешь сотый саквояж,
И поднимаешься с соломенной повозки.
Но экзотические кости вне игры,
А в кружевах египетских корсетов.
Но Ты небесную поверхность остриги
И сбрось на Землю тысячи букетов.
Не просто так, а как перед грозой,
Как перед бурей стали плакать ивы.
И очень близко поводырь босой.
Без конкуренции соизмеряет силы.
Пыль оседает, проедая брешь,
Ласкает голени невидимой рукою.
И у Иуды возникает плешь.
И жизнь становится до крайности простою.
И Истина приставлена к стене,
Ее глаза разбросаны повсюду
И в этой ежедневной кутерьме
Я весь мне отведенный срок пробуду.
Молекулярные частицы стали в ряд,
Возрадовались и живут неубиенно,
А я рощу миндалиевый сад,
В пассивности - актив, одновременно.
И над огнем простерла кисти рук,
Их белизна испариной покрылась.
Я продолжаю с небом перестук
Моля, чтобы незримое открылось.
***
В огромном треугольнике искомканный квадрат.
Не распустились листья - принц в дороге.
И нет у голоса цветов больших преград,
Нет мыслей, нет предчувствий об исходе.
За занавесью спрятались глаза,
Их символ протянулся через двери.
И я под капельницей руки вознесла
И нету большей на земле потери.
И я - сама Синильга в тех лесах,
Я - бросский камень безимянной масти.
Я в беспредельно розовых словах
Преодолею боль любой напасти.
Пусть хлеб насущный мне не принесен,
Иного хлеба жажду я в смиреньи.
А если - нет, и хлеб мой иссушен
Я все равно спасу свое терпенье.
Я знаю знаки всех ночных планет,
Дневные иероглифы прикрыты.
Ко мне приходит пиковый Валет
И эти ноги на Луне омыты.
***
На снежный ком упал ночной янтарь
И к белой краске прикоснулась Осень.
В лесной глуши лучится мой фонарь,
А впереди так много теплых Весен.
Прелестный сон на сказочной заре
В меня вошел, глаза переполняя.
Сегодня я пишу на бересте.
Пишу, сама себя разубеждая.
Как гроздь Альпийских гор моя душа
Перенесла в себя бескрайность линий.
И жизнь моя, как море потекла,
И я сейчас в тени густых оливий.
А надо мной сверкает небосвод,
Лишь взмах ресниц взлетает сокровенно.
Никто не видел мой ночной полет
И я для Вас раскрыта беспредельно.
Пронзился насквозь омут карих глаз
И сотню раз в минуту тают веки,
А я роняю бисер тихих фраз,
Чтоб слились воедино эти реки.
***
Ты видишь, в зеркале играет твой костер
И пышет пламя и сверкают ночью блики?
Ты рождена, чтоб лицезреть простор
И пусть утихнут в сердце эти крики.
Сегодня тихий голос снегирей,
А завтра шепот поднебесных лилий.
И на полу рассыпан сельдирей
И в пальцах затерялось много стилей.
Рубеж сверкает - небо пролилось,
Картины сохнут прямо на деревьях.
И в снежных хлопьях вдруг оборвалось
То, что купалось в крайних суеверьях.
Ты видима и скрыта водночас,
Понятно-неосознанно томима,
Не остановлен беглый Твой рассказ
И в замке не живет Тоска - Кручина.
Там много образов, там множество теней,
Они рождаются и тают в снежном вихре,
Там оживает римский Колизей,
И я коленопреклоненна в старой Кирхе.
***
Ты - полное подобье тишины
И светишься, как на святом Причастьи.
На трон другие императоры взошли
И их накидки из червовой масти.
И восседает Сфинкс в Твоей Судьбе.
Его зрачки о многом повествуют.
Он словно нарост на земной коре,
Который плачет, и смеется, и тоскует.
Он исповедывался как перед концом
И бредил как в минуты исступленья.
И я насыщена сполна его родством,
Я снова ветвь большого разветвленья.
Я познаю основу всех основ
И к первым христианам путь проложен,
И в новой жизни совершенно новый кров,
И после смерча вечер распогожен.
Я от всего сама себя лечу
И признаю свои авторитеты,
Всех их в Колонном зале соберу,
Всем им надену золотые эполеты.
***
В одно и в то же время, в тот же час
Из пыльных сундуков достали ризу.
И хроника снята не на показ,
И Горец продлевает Твою визу.
А Ты как прежде - баловень Судьбы,
В ушах не парное количество сережек.
Ты картотеку прошлого сожги
И сделай на бумаге много стежек.
А циферблат - неумолимый лгун,
В душе так много, а на нем еще так мало.
И на холме славянском бог Перун'.
Сказал, что изменяться слишком рано.
Он приказал все шторы распахнуть
И оптом закупить поток воздушный,
И наизнанку Грусть перевернуть,
И воспитать свой норов непослушный.
На металлических подпорках бьется кровь,
Она привыкла много раз переливаться.
А Ты взрослеешь и взрослеешь вновь
И никому не хочешь признаваться.
***
Пусть это будет скрыто в тайнике,
А Ты собственноручно все опишешь:
Как Ты смеялась в этой кабале,
Как Иисусово пришествие увидишь.
То, что в Тебе уже воплощено
Лидирует в своем искусном гриме,
И сердце избранных уже покорено,
И накрываются столы в погибшем Риме.
Но только ветер вечером пришел,
В его вибрациях Ты слышала признанье.
Он все границы ночью Перевел,
Он целовал Полярное Сиянье.
И в этом поцелуе стынет кровь,
И мякоть губ прошлась в вечернем платье.
Я расспрошу извилистую бровь -
Где нынче пребывать Всемирной правде?
Кто архитектор первых пирамид?
И где резец, разравнивавший глыбы?
И кто распространитель всех флюид?
И почему мои глаза игривы?
***
Когда Земля вспотеет от тепла
Твоей энергии и избранного слова
Ты станешь любящей и матерью холста,
Владычицей сияющего взора.
Перо твое найдет свою стезю
И увеличит километры смысла,
Подковы образов густых перекую.
Чтоб только нить пересечений не утихла.
Святейшество всех мировых церквей
Изгонит голословную банальность
И между сломленных тропических ветвей
Постигнет виртуальную реальность.
Еще одно движенье - новый круг,
Еще одно возможное усилье.
И вспыхнувшее на ладонях "вдруг"
И упраздненное всеобщее насилье.
