Эдда Кэтлин ван Хеемстра
Хепберн-Растон родилась 4 мая 1929 года в Брюсселе в семье скорее
обеспеченной, нежели бедствующей, скорее благородной, чем простой. Ее
мать - Элла ван Хеемстра - была баронессой и всегда об этом помнила, а
ее отец Джозеф Виктор Растон - банковским служащим туманного
англо-ирландского происхождения. С одной стороны, он любил свою жену и
всячески ее баловал. С другой - предпочитал это делать на ее же
средства. В свое время Джозеф настоял, чтобы они жили в Брюсселе, что
казалось баронессе ужасным: Бельгия - это душно и пыльно, там только
чопорность и скука, а настоящая жизнь проходит где-то в Париже, Вене
или Риме... В общем, мимо нее. Элла всю жизнь мечтала стать актрисой,
но вместо подмостков ей досталась обочина Европы, и смириться с этим
она не могла.
Родители все время ссорились. Братья
Одри - двое сыновей баронессы от первого брака - все время дрались.
Сама же Одри все время хотела есть. И не потому, что ее не кормили
(никто в семье даже не слышал, что такое голод), а потому, что - не
любили. Позже, вспоминая свое детство, она напишет в мемуарах: "...На
меня у отца и мамы времени почти не оставалось. Я запомнила, что никому
не была нужна, и всю жизнь сомневалась, что может быть по-другому.
Шоколад был моей единственной любовью, и он меня ни разу не предал". В
раннем детстве Одри была толстенькой, с ямочками на щечках и даже на
коленках. Знаменитый бельгийский шоколад она поглощала плитками.
Баронессе же не хотелось, чтобы дочка росла такой пышкой
(неаристократично!), и она строго-настрого наказывала кухарке прятать
плитки подальше в комод. Когда Одри не могла найти шоколад, она
вынуждена была довольствоваться собственными ногтями, что, естественно,
тоже сердило маму.
Дело, конечно, было не в шоколаде.
Просто баронессе казалось, что муж уделяет ей и детям куда меньше
времени, чем работе и подружкам. Элла винила в этом свой лишний вес и с
удвоенным рвением отбирала у дочки сладкое, чтобы той не пришлось
впоследствии переживать измены мужа. Одри в свою очередь думала, что
это из-за ее обжорства мама так часто ругается с папой, и переставала
есть совсем. Но и это не помогало.
По вечерам Одри читала Библию и
молила Бога, чтобы родители перестали ссориться. Она давала ему
страшные клятвы - стать очень-очень хорошей, всегда класть свои игрушки
на место, мыть руки перед едой и ни за что и никогда не весить больше
46 килограммов, потому что мама говорила, что именно столько должна
весить настоящая леди. С игрушками и мытьем рук получалось не всегда,
но последнее свое обещание Одри сдержала. И всю жизнь весила 44-45
килограммов.
Однако родители все равно развелись. А потом началась война.
К этому времени отец Одри переехал в
Лондон и стал явно симпатизировать нацистам. А мать, забрав троих
детей, уехала из ненавистного Брюсселя в Анрем, родовое поместье ван
Хеемстров. Несмотря на то что Анрем находился всего в 25 километрах от
немецкой границы, баронесса все же надеялась пересидеть там войну в
тишине и уюте. К тому же сама королева Нидерландов Вильгельмина
конфиденциально сообщила ей через одну из общих подруг: за Голландию
можно не беспокоиться.
Ее Величество сильно заблуждалась.
Весной 1940 года Гитлер напал на Нидерланды, и в мае тихий и мирный
Анрем был объявлен частью Третьего рейха. Особняк ван Хеемстров стал
штабом немецких войск. Баронессе и ее детям, правда, разрешили остаться
в поместье, но все их имущество конфисковали. За пять последующих лет
будущей звезде мирового кинематографа Одри Хепберн, которой тогда едва
исполнилось одиннадцать, суждено будет познать, что такое жить в
оккупации, как спасаться в погребе от бомбежек и каковы на вкус
луковицы знаменитых голландских тюльпанов.
Она оставалась ребенком и больше
всего переживала из-за того, что рядом нет отца и что-то не так с
мамой. Порой баронесса была деятельна и оживленна, обсуждая с друзьями
планы сопротивления фашистам и саботажа, а иногда - особенно после того
как немцы расстреляли ее старшего брата Виллема - плакала часами.
Плачущая мама пугала Одри сильнее, чем мама властная и сердитая. И она
интуитивно поняла: для того чтобы мама снова стала сильной, ей, Одри,
нужно стать еще более слабой. Нужно напомнить маме, что у нее есть дочь
и о ней нужно заботиться... Прием удался, и потом Одри будет
пользоваться им неоднократно, давая понять своим мужьям и друзьям, что
без них она не сможет, не проживет, не выстоит. Вслед за мужьями и
друзьями в это уверует весь мир. А она делала так потому, что боялась
чужой слабости, зная, что на слабость не у каждого хватит сил.
У нее же сил было с избытком. Когда в
доме не стало еды, их хватило, чтобы убедить себя в том, что она
ненавидит пищу. Одри приучила себя довольствоваться одной картофелиной
и несколькими листиками цикория. Съев свой нехитрый завтрак, девочка
шла на городскую площадь и целый день скакала там через веревочку. В ее
ботинках были спрятаны записки для бойцов Сопротивления, и, улучив
момент, Одри передавала их по назначению. Это была ее первая роль -
роль беззаботной попрыгуньи. Фашисты стали первыми зрителями. И, судя
по тому, что девочка осталась жива, играла она хорошо. Отправляясь в
лес "погулять", маленькая Одри носила в корзинке еду пилотам, которых
сбили фашисты. А сама ничего не ела. Не хотела - и все!
Однажды нацисты схватили ее на улице:
в тот день всех женщин Анрема отправляли на работы в Германию. Одри
чудом убежала, спряталась в заброшенном подвале, кишевшем крысами. Она
приказала себе их не бояться. В каком-то полузабытьи она вспоминала
походы с матерью в театр, уроки музыки и танцев и английский язык,
который начала учить в Лондоне, живя у отца. Представляла, как звучит
скрипка, а как - виолончель. Спрягала английские глаголы. И целый месяц
ела шесть яблок и полбуханки хлеба - все, что было у нее в сумке.
Девочка выползла из подвала, когда
услышала канонаду и подумала, что пришли американцы (это был уже 1945-й
год). Баронесса, увидев дочь у ворот дома ("Конечно, я была похожа на
призрак. Желтый призрак"), лишилась дара речи.
Потом Одри заболела - желтухой, затем астмой. Обмен веществ не нормализовался у нее до конца жизни.
Через 10 лет критики примутся слагать
восторженные оды ее таланту вообще, грации в частности и удивительным,
"всегда как будто чем-то испуганным" глазам - в особенности. Все это
вполне соответствовало истине. И лишь ее глаза были испуганными совсем
не "как будто".
...Пока шла война, казалось: просто
выжить - это уже счастье. Но после ее окончания людям снова
понадобились деньги, машины, платья, драгоценности и кино. Баронесса
ван Хеемстра вспомнила, что абсолютно разорена, поняла, что помощи
ждать неоткуда, и перебралась из маленького Анрема в большой Амстердам.
Она работала экономкой, кухаркой и горничной в семье каких-то
зажиточных плебеев и подолгу плакала, вспоминая о подсвечниках и
сервизах из своей прошлой аристократической жизни.
А 17-летняя Одри решила стать
балериной. Правда, танцевала она из рук вон плохо, но именно балет
казался девушке тем прекрасным, что может спасти ее мать от слез и
отчаяния. В школе Сони Гаскелл, исполняя очередное неуклюжее па-де-де,
Одри попалась на глаза режиссеру Чарльзу ван дер Линдену, который как
раз искал актриску на эпизодическую роль стюардессы в своем фильме
"Голландский язык за семь уроков". То обстоятельство, что стюардесса по
сценарию была упитанной и невоспитанной, а Одри - застенчива и почти
прозрачна, не смутило режиссера ни капли. Ведь, как оказалось
впоследствии, пройти равнодушно мимо очарования Одри не мог ни один
режиссер: Чарльз ван дер Линден просто стал первым в этом бесконечном
списке. Остальным же пришлось подождать еще пять лет, пока она вволю
намыкается, намучается, возьмет еще сто пятьдесят уроков танцев в
Лондоне у легендарной мадам Рамбер, расстанется с идеей стать второй
Анной Павловой, натанцуется в каких-то ширпотребных кордебалетах и
невнятных мюзиклах, поработает фотомоделью у третьесортных
фотографов... Последние будут поражаться: как эта субтильная барышня в
строгих английских костюмах и неизменных белых перчаточках бесстрашно
соглашается позировать над обрывом или на крышах домов? А она лишь
удивлялась: разве, пережив оккупацию в Анреме, можно всерьез бояться
высоты?..
Будущая звезда не искала славы. Она
искала средства для относительно безбедного существования, вот и все.
"Потом, - думала Одри, - я выйду замуж и рожу ребенка. Нет, лучше
двоих. Или даже троих. Мама забудет о нашем разоренном особняке в
Анреме. Муж будет любить нас всех, мы будем жить долго и счастливо. Это
будет... когда-нибудь. А пока нужно еще поработать". Так она мечтала и
не слишком привередничала, когда подворачивалась какая-нибудь проходная
ролька в очередном дурацком фильме. А если не подворачивалась -
рекламировала средства от перхоти, от веснушек или от тараканов. И пока
режиссер "Римских каникул" Уильям Уайлер размышлял, стоит ли брать на
роль принцессы никому не ведомую (хоть и невероятно обворожительную)
девочку из рекламы, знаменитая автор женских романов Колетт увидела
Одри на съемках какого-то фильма в Монако и тут же дала телеграмму в
Нью-Йорк: "Я нашла мою Жижи! Это сущее очарование!!!"
"Жижи" стал самым хитовым бродвейским
мюзиклом сезона. Это произошло так стремительно, что Одри даже не
успела толком никому объяснить, что она, в сущности, никакая не
актриса... Правда, что-то такое она пыталась пролепетать. Но баронесса
ван Хеемстра безошибочно почувствовала - начинается новая эпоха, а ее
гадкий утенок с тощей шеей вот-вот превратится в прекрасного лебедя. И
приказала дочери не раздумывать, а поскорее собираться в Нью-Йорк.
Так получилось, что слава пришла к Одри раньше, чем настоящая любовь, а деньги давались ей легче, чем дети.
Одри уже вручили "Оскар" за роль
принцессы Анны, ее уже боготворил весь мир, когда она наконец влюбилась
сама - да так, что забыла обо всем, включая маму. Хотя выбор Одри был,
бесспорно, ужасен. Во-первых, он был актером, что само по себе не
внушало баронессе ни капли оптимизма. Во-вторых, алкоголиком.
В-третьих, имел репутацию отъявленного донжуана. Наконец, он был женат!
А Одри и слушать ничего не хотела.
Они познакомились на съемках фильма
"Сабрина". Ее партнерами по фильму стали Хэмфри Богарт и Уильям Холден.
Первого, известного на весь Голливуд забияку и грозу юных дев, Одри
просто не заметила, потому что уже влюбилась во второго. И он, конечно,
ничего не имел против. А Богарт злился, скандалил и буянил - мало того,
что роль дали не его очередной жене-актрисе, а какой-то тощей пигалице,
так она еще и предпочла ему другого! Все это изрядно осложняло съемки,
но какое дело Одри Хепберн и Биллу Холдену было до фильма?! Их так
влекло друг к другу, что ассистенты, заходя по какому-нибудь делу в ее
вагончик и заставая там Холдена, испытывали неловкость - хотя между
ними ничего такого не происходило, они лишь сидели и смотрели друг на
друга.
Одри смирилась с тем, что ее
избранник часто впадает в депрессию и выходит из нее посредством
истерик и виски. Она смирилась и с тем, что в его прошлой жизни было
много всего, а в настоящей существуют жена и двое детей, и что уик-энды
приходится проводить одной в своей скромной квартирке на
Уилшер-бульваре. Единственное, с чем она не смогла смириться, так это с
его признанием: из-за перенесенной операции Уильям больше не сможет
иметь детей.
В ту ночь она рыдала так, как еще
никогда до этого и уже никогда после. Утром сказала ему, что все
кончено. И ушла. А через год вышла замуж за другого актера - Мела
Феррера, все еще продолжая любить Билла, все еще рыдая по ночам от
безысходности своей любви, все еще страдая, что Холден залечивает свою
рану классическим способом - еженощной сменой партнерш.
У Мела были спортивная фигура, хорошо
подвешенный язык, неоконченное принстонское образование, лысина,
огромный список ролей, уходящая слава, кое-какой опыт в режиссуре и,
самое главное, - никаких проблем со здоровьем. Они вместе репетировали
"Ундину" и после шумного успеха пьесы тихо поженились.
Произошло это в Швейцарии, куда Одри,
абсолютно выжатая новой ролью и непомерным бременем славы, поехала
отдохнуть по рекомендации врачей. К тому же у нее обострилась астма.
Как когда-то в детстве, Одри снова было трудно заставить себя есть, и
она почти не могла разговаривать. Целебный горный воздух, отсутствие
нью-йоркской сутолоки и чудесный вид на озеро Люцерн быстро вернули ее
к жизни. Через месяц она отправила Ферреру в подарок платиновые часы с
выгравированной на них надписью: "Я без ума от этого человека". Он
примчался и сделал ей предложение. Одри была чудо как хороша в белом
подвенечном платье от Пьера Бальмена и сама украшала часовенку, в
которой они венчались, белыми гвоздиками и своими любимыми ландышами...
Баронесса ван Хеемстра не успела помешать свадьбе, хотя и чувствовала,
что ничего хорошего из этого брака не выйдет.
Она оказалась права. Первая
беременность Одри Хепберн закончилась рождением мертвого ребенка.
Первая ее совместная работа с мужем в картине "Война и мир" - полным
провалом. Первый год их супружества тоже был далек от совершенства -
как, впрочем, и все последующие. Одри больше всего волновало отсутствие
детей, а Мела - собственная актерская карьера, летящая ко всем чертям.
Одри, конечно, старалась помочь как могла. Она соглашалась сниматься в
новой картине только при условии, что там найдется роль для Мела.
(Из-за чего иногда играла в плохих фильмах и отказывалась от хороших.)
Не в силах соревноваться с женой по части таланта, Мел пытался ею
руководить. Он даже писал за нее интервью, и, произнося заготовленные
фразы, Одри казалась журналистам надменной и глупой. "Ну и пусть, -
думала она, - зато он будет со мной, и я рожу от него ребенка".
Через несколько лет она действительно
снова забеременела. И опять не смогла сохранить ребенка, потому что на
съемках "Непрощенной" упала с лошади и почти месяц неподвижно пролежала
в постели. А потом вернулась к работе в ортопедическом корсете и снова
села на лошадь.
...Опять бегство в Швейцарию, опять
невозможность есть, опять две пачки сигарет в день. Она отказалась от
Клеопатры (и эту роль сыграла Элизабет Тейлор - за гонорар в миллион
долларов), от роли Марии в "Вестсайдской истории" (Марией стала Натали
Вуд)... Снова, как в детстве, Одри заключала пакты с Господом Богом: "Я
буду послушной девочкой, буду хорошо себя вести и не стану сниматься в
кино, только сделай так, чтобы у нас был ребенок". Господь вроде бы
сжалился: в I960 году тридцатилетняя Одри наконец родила мальчика и
назвала его Шон (что означает "дар божий"). Малыш весил больше четырех
с половиной килограммов, его мама - около пятидесяти, но она уверяла
всех, что это было совсем не больно".
Казалось бы, отныне все проблемы в жизни Одри Хепберн навсегда останутся позади. Однако этого не произошло.
Теперь у нее был ребенок, но не
осталось любви. Может быть, потому, что она все-таки нарушила свои
обещания Богу, с блеском сыграв в "Завтраке у Тиффани", "Моей
прекрасной леди" и "Как украсть миллион". А скорее всего потому, что
Мел по-прежнему не мог смириться с ее удачами: Одри уже ставили в один
ряд с Ширли Маклейн и Элизабет Тейлор. В отличие от них Одри не
находила удовольствия в беспрерывной смене мужей и делала все
возможное, чтобы сохранить Мела... "Мое детство закончилось в тот день,
когда отец ушел из дома, - много лет спустя напишет она, - мама не
разрешала мне плакать и скучать по нему. И я так боялась за Шона, что
поклялась не расставаться с Мелом". Для того чтобы это все-таки
произошло, потребовались еще пять лет и три выкидыша.
Второй муж Одри являлся полной
противоположностью героев всех ее прежних романов. Андреа Дотти был
моложе Одри на десять лет и имел репутацию неплохого психоаналитика,
специалиста по женским неврозам. Он был аристократом, итальянцем,
балагуром и весельчаком. К то муже давно и безнадежно в нее влюбленным
- еще со времен "Римских каникул". Когда в Риме снимался этот фильм,
Андреа случайно оказался в толпе зевак, и Одри показалась ему чудом.
Чем-то вроде ангела или феи из сказки. Как всякому итальянскому
мальчишке, Андреа не составило труда протиснуться сквозь толпу,
поднырнуть под ограждение, и - мама миа! - фея оказалась живой! Он даже
смог дотронуться до нее и последующие три года думал о ней каждую ночь.
В каком-то смысле Одри Хепберн стала его первой женщиной...
Ей было 39, ему - 30, но она
запретила себе об этом думать. Не читала газет, которые, казалось,
писали только об их романе. Не советовалась с подругами (впрочем, у нее
и не было задушевных подруг). Не думала, что скажет по этому поводу
мама. На этот раз на свадьбу Одри надела розовый костюм от Живанши - и
опять поверила в счастье. Тем более что Шон, кажется, всей душой
полюбил своего нового папу.
Они жили в Риме, из окон был виден
Тибр, свекровь дарила молодым всякие прелестные антикварные штучки, и
Одри впервые в жизни обрела возможность бездумно бродить по магазинам,
часами подыскивать Андреа запонки и выбирать очередной галстук. Иногда
они все вместе, втроем с Шоном, ходили в кино. Оказалось, что смотреть
фильм гораздо легче и полезнее для здоровья, чем в нем сниматься. И
однажды, сидя в темном зале, Одри пообещала себе, что больше никогда и
ни за что не будет этого делать.
Так она во второй раз отреклась от
кинематографа. И по странному совпадению Бог снова дал ей ребенка.
Мальчика назвали Лукой. Она еще раз стала матерью - и опять
почувствовала, что теряет мужа. Правда, теперь причина была не в ее
славе. Газетчики с романа Андреа и Одри переключились на романы Андреа
и Франчески, Андреа и Паолы, Андреа и... Статьи сопровождались
фотографиями: вот молодой муж и отец обнимает пышную брюнетку, вот
целуется с хрупкой блондинкой. "Он итальянец", - уговаривала себя Одри,
кусая губы. "Он еще слишком молод", - напоминала она себе, глотая
слезы. "Он все равно любит меня", - думала она, когда супруг появлялся
с цветами в руках и безо всякой вины во взгляде, шутил, строил забавные
рожицы, рассказывал смешные случаи из жизни своих пациенток.
Однако после того как в прессу попали
недвусмысленные снимки, на которых Дотти был запечатлен с известной в
Риме потаскушкой, Одри поняла, что ее собственные римские каникулы
подошли к концу. И ни один человек в мире не может их продлить. Она
попробовала принять это спокойно, старалась убедить себя, что счастья
на всю жизнь не бывает. И сама себе не поверила.
"Бывает, - сказала себе Одри. - Просто, видимо, я не там его ищу". И отправилась на поиски снова.
Она снялась во многих фильмах, снова
вышла замуж, и в этот - единственный! - раз ее мама, старенькая
баронесса ван Хеемстра, осталась довольна выбором дочери. Потому что
муж Одри - Роберт Уолдерс - оказался вполне приличным человеком. Она
вновь стала блистать на светских приемах - невероятно элегантная, в
нарядах от своего любимого Живанши, и мир опять заговорил о ее
королевских манерах, изяществе и простоте. Одри разводила ландыши в
своем саду, работала в Детском фонде ООН. Ездила в Бангладеш, Судан,
Эфиопию, Вьетнам, Сальвадор - в те места, которые ничем не напоминали
райские кущи, потому что там шли войны и голодали дети. А Одри
старалась сделать так, чтобы каждому из этих детей достался хотя бы
кусок хлеба - может быть, потому, что сама хорошо помнила вкус луковиц
тюльпанов.
Когда Одри Хепберн умирала (20 января
1993 года), рядом с ней были все мужчины, которые ее любили, - оба
сына, Робби Уолдерс, Мел Феррера, Андреа Дотти и Юбер де Живанши.
Кажется, она сказала им, что счастлива...
