Сергей Корнеев. Трепанация или Tenebres et arc-en-ciel.

*Tenebres et arc-en-ciel — тьма и радуга(фр.)

"Первый раз Даниель попытался покончить жизнь

самоубийством в возрасте девяти лет. Это произошло в деревне у деда,

куда его отправили на лето из пыльного и душного города. В лесу,

недалеко от дома, протекал ручей. Его каменистое дно было выстлано

крупными и покатыми булыжниками. На вершине высокого берега стояла

одинокая дикая яблоня, к толстой ветви которой местные мальчишки

привязали веревку, чтобы кататься на ней. Забравшись на яблоню, Даниель

оказался над ручьем прямо посередине. Опустив голову вниз, он упал на

камни. Кровь, хлынувшая обильным потоком, окрасила прозрачную воду в

красный цвет. Но чем дальше неслись воды ручья, тем бледнее они

становились, пока в них не оставалось и малейшего следа, говорящего об

ужасной трагедии.

Время было послеобеденное. Вскоре прибежала ватага

местной ребятни, которая и обнаружила Даниеля. В этот раз мальчик был

спасен. Никто не догадался, что это был не несчастный случай, поэтому

веревку срезали, и взрослые строго-настрого запретили детям играть в

этом месте.

Несмотря на полученную сильную травму, мальчик

выздоравливал быстро. И уже в сентябре пошел в школу, пропустив лишь

несколько недель занятий.

В следующий раз, Даниель попытался расшибить себе

голову у всех на виду, на школьном дворе. Он разбежался, и с силой,

выставив голову, как таран, врезался в каменную ограду. Кровавая клякса

и набежавшая лужа еще несколько дней после пугали школьников, пока ее,

наконец-то, не смыл дворник. То, что членовредительство произошло среди

бела дня, на виду у всей школы, вызвало подозрения. Но не к Даниелю.

Директор школы посчитал, что виновны в ужасном происшествии кто-то из

старшеклассников. Возможно, Даниеля науськали на "можешь - не сможешь".

Или пригрозили взбучкой. Все выглядело, как чья-то глупая и страшная

шутка. Однако, в тот раз, Даниеля впервые повели к психологу. (Само

собой разумеется, после того, как сняли очередную повязку.) Сегодня

кабинет школьного психолога является таким же обыденным, как кабинет

математики или школьная столовая, но тогда психология - была уделом

университетов, закрытых лечебниц и частных практик. Родители отвели

Даниеля к знакомому доктору - мсье Ламберту, который попытался выведать

у мальчика - кто виноват в приключившемся. Мальчик был замкнут. С

удовольствием говорил на отвлеченные темы, но когда речь заходила о его

голове - раздражался, увиливал, ссылался на сильные головные боли.

Одним словом, всячески уходил от ответа. Возможно, если бы мсье Ламберт

уделил больше внимания рассказам о головных болях, то он нашел бы путь,

как помочь мальчику. Но, трудно было придать им особую важность, когда

ваш пациент недавно перенес травму головы, а вас интересует вопрос:

врет он или нет, и почему. Родители согласились с доктором, что их сын

перенес сильный шок, в результате чьего-то злого умысла, но так как до

сих пор боится потенциальной расправы - то скрывает имена своих

обидчиков, и если продолжать давить на ребенка, то он еще больше

замкнется и отгородится ото всех. Решение было принято легко и быстро -

Даниеля перевели в новую школу. Закрытый коллеж, где особое внимание

уделяли хорошему классическому воспитанию и дисциплине. Школьные

порядки были строги и держали в послушании учеников. Родители

посчитали, что за солидный ежегодный взнос, они купили себе

спокойствие.

Спокойствие продолжалось долго. Почти до самого

окончания школы. Даниель вырос, стал красивым - примечательный

некоторой меланхоличной, хрупкой, болезненной красотой - юношей. У него

было мало друзей, круг своего общения он жестко ограничивал рамками

двух-трех человек. Им он впервые и рассказал о непрекращающихся

мигренях, мучавших его с раннего детства. Он рассказывал, что иногда

боли становились настолько невыносимыми, что он хотел перестать жить.

Разбить голову и умереть. Так он и поступил уже дважды. Но, вот уже

многие годы, боль преследовала его неотступно, но не нападала во всю

мощь. Приступы, подобные тем, больше не повторялись. Он свыкся с болью.

Научился с ней жить.

Когда до начала сессии выпускных экзаменов оставалось

два дня, коллеж потрясло ужасно происшествие. Даниель выбросился из

окна общей спальни. Спальня располагалась на третьем этаже. Он кинулся

в окно и упал на мощенный булыжником тротуар. И снова, он остался жив.

Голова зажила быстро. Только, если потрепать волосы, можно было

заметить пугающие шрамы.

Теперь над юношей был установлен неусыпный контроль, и в возрасте 18 лет он превратился в домашнего заключенного.

Война не щадит никого. Первая мировая прокатилась по

Франции чугунным валом, калеча страну, города, людей. Отца Даниеля

забрали на фронт, где он вскоре и погиб. Мать не выдержала горя, слегла

с тяжелой болезнью и вскоре отправилась в последнее путешествие, вслед

за мужем. Даниель остался один в пустом доме, лишившийся такой

надежной, но единственной охраны. Вскоре, его тоже призвали на фронт,

несмотря на его слабое психическое здоровье.

Юноша не сопротивлялся, и даже видел в войне некоторую надежду, желал обрести себя в бою, или, наконец-то, погибнуть.

Пуля не заставила себя долго ждать. Что в войне самого

ужасного? Наверное то, что людям дают в руки оружие. Сидя в окопе,

перед новой атакой, солдаты были напряжены до предела.

Атаку откладывали и снова назначали готовность. И снова

откладывали. В тот момент, когда раздался приказ командира, и солдаты

повыскакивали из окопной норы, раздался выстрел. Даниель приставил дуло

карабина себе под челюсть и нажал на спусковой крючок.

Вы удивитесь, но он опять выжил. Пуля, как по

волшебству, изменила направление, размозжив челюсть, разорвала щеку и

вылетела. Его нашли в крови и без сознания на дне окопа, когда бой уже

завершился. На скорую руку его отправили в госпиталь, откуда и должны

были коммисовать. Но, разобравшись, что это был самострел, приговорили

к трибуналу. Даниель, как обычно, быстро шел на поправку, и ожидал

суда. Но в этот раз, судьба опять сделала свой немыслимый кульбит,

всплыли записи мсье Ламберта, а так же еще несколько бумаг от

психиатров. Даниеля признали невменяемым, и он поступил к нам, в

лечебницу Святого Себастьяна".

Старик прервал свой рассказ.

- Вы верно удивлены, зачем я рассказал эту длинную историю?

- Нет, что вы, мне было очень интересно.

- Просто без прошлого, невозможно настоящее. Следует

понимать, откуда все проистекает. Однако, вы же собираете мистические,

необычные истории для своей книги? Сейчас я подойду к этому.

"Даниель поступил к нам в 15-ом году. Из-за ранения,

которое он нанес себе, он не мог разговаривать. Он и раньше был

человеком замкнутым, так теперь имел на то все мыслимые основания.

Лечение шло с трудом, из-за его нежелания контактировать с нами. Он был

настроен враждебно по отношению к врачам, пытавшимся проводить над ним

тесты.

Неприязнь продолжалась до тех пор, пока молодой

аспирант Ломбард не предложил Даниелю высказаться. Он просто положил

перед ним пачку писчей бумаги, ручку, карандаши. Сказал, что тот может

написать всё, что он захочет. Рассказать о себе, что его волнует. Писал

Даниель много. Он молил врачей помочь ему, ибо он страдает. Что всю

жизнь, сколько себя помнит, он мучается от сильнейших головных болей.

Но, самым странным в его записях были образы, и метафоры. Он писал, что

его голову раскалывает изнутри демон. Что в его черепе заключена

неведомая темная вселенная. Что он - носитель мира зла и боли. Что он

хочет расколоть свою голову, только чтобы прекратить существования

этого непонятного черного бытия.

Ломбард быстро поставил диагноз, с которым согласились

все остальные врачи: сильная депрессия, вызванная хроническими

мигренями, на фоне которой развился параноидальный бред. Возможно,

начальная стадия шизофрении.

Даниелю прописали морфий, для успокоения мигреней.

Некоторое время дела шли хорошо. Пациент пребывал в хорошем

расположении духа. Наметился положительный курс выздоровления. Но,

приступы, о которых Даниель упоминал - что они в миллионы раз хуже, чем

его привычное состояние, начались снова. Он требовал все больше и

больше морфия. А когда дозу уже нельзя было повышать, он похитил

несколько ампул. Утром, третьего августа 1917 года, его нашли мертвым.

Передозировка морфия.

Но на этом история Даниеля не заканчивается, а, я бы

сказал, только начинается. Даниель был очень интересным, выдающимся

случаем для исследователя. Уважающий себя врач, разрабатывающий свои

теории в области психиатрии и физиологии человеческого мозга, не мог бы

упустить голову Даниеля. Этим врачом был известный в то время на всю

Европу месье Дрюон. Ломбард стал его ассистентом. У Даниеля не осталось

родственников. Друзей не было. Вся его история содержалась в толстой

больничной папке. Поэтому трепанацию назначили очень быстро, на

следующее же утро.

Инструменты были разложены на столе в строгом порядке,

и блестели под лучами мощной лампы. Сталь трепана, словно подрагивала в

ожидании, когда наконец-то вопьется в череп. Что говорить о вожделении

Дрюона, он был весел и задорен. Даниеля обрили. Несколько плавных

уверенных красивых, точных, как мазки кистью художника, движений

располосовали скальпелем голову Даниеля. В миг его скальпировали. Пила

была готова, началось вскрытие.

И тут, я готов прервать свой рассказ, потому что никому

неизвестно то, что произошло в операционной между Дрюоном, Ломбардом, и

несомненно Даниелем. О том, что врачи долго не выходят из операционной

забеспокоились лишь на следующее утро. Люди науки бывают очень

одержимыми, поэтому никто не сомневался, что они провели за вскрытием и

первичным обследованием весь день и всю ночь. Их нашла дежурная сестра.

Даниель лежал на операционном столе. Его череп был пуст, значит мозг

уже вынули, но не закрыт. Он был похож на пустую вазу. Дрюон забился в

угол и спал судорожным беспокойным сном. Ломбард спал под операционным

столом. Все это могло показаться забавным, но только ни один, ни второй

больше не приходили в себя. Оба они стали пациентами нашей лечебницы

Святого Себастьяна. Оба страдали крайней формой аутизма и не шли на

контакт ни с врачами, ни с родными. Дрюон иногда кричал по ночам, когда

оставался один в темной комнате. Он боялся тьмы, подобно маленькому

мальчику, но кричал в голос так, словно из тьмы его поджидали жуткие

твари, желающие с ним расправиться. Ломбард наоборот был очень тих. Все

время рисовал. Преимущественно радуги. Или закрашивал весь лист в один

яркий цвет. Некоторые из его радуг вы найдете даже в частных коллекциях

именитых людей".