Сергей Корнеев. День, когда исполнилась давняя мечта.

Когда на работу не пришло больше половины сотрудников,

никто не удивился. Весна - время года, располагающее к любви, в равной

степени, как и к простудам. Время удивляться пришло, когда на следующий

день, опоздав на работу на несколько часов, я стоял посреди пустого

офиса в самый разгар рабочего дня. Нет, не подумайте, что нас ограбили.

Вся офисная техника стояла на месте, и даже одинокий шредер что-то

жевал в своем углу. Компьютеры стояли выключенными, а не коптили

непроветриваемый офис корпоративного аквариума. Офисные кресла не

хранили тепла своих владельцев. "И часовые с косами стоят…", морозцем

пробежала от макушки и по спине комичная фраза из старого советского

фильма. Телефон, обычно разрывавшийся от звонков, молчал, словно

объявил бойкот. Но, когда до меня, наконец-то, снизошло осознание того

факта, что на ресепшене нет Леночки, я упал на ближайший стул. Леночки,

претендующей на звание символа нашего офиса и офисного мирового

диктата. Наивная Леночка с ее дежурной улыбкой на устах, глазами,

"приклеенными" к "одноклассникам", мобильником-державой, по которому

она щебетала с подругой и снятой трубкой городского телефона, по другую

сторону которой, подобно прикованному к скале Прометею, в одиночестве,

обреченный на вечное ожидание, томился клиент. Мир рушился. Очередное

"1 сентября"? Ужасная лихорадка? Ядерная война? Я - остался один на

всей планете? Хотелось кричать от ужаса и отчаяния! От безумия спасло

воспоминание, что всего пять минут тому назад я ехал в милейшей

компании таксиста-грузина, по которому этнографы могли бы изучать самые

расхожие стереотипы об этом мудром и веселом народе. Даже сумма за

поездку по счетчику звучала как краткий, но величественный тост! А

запах дешевого парфюма, настолько сильный и стойкий, почти осязаемый,

что его можно было принять за второго пассажира, въелся в каждую

складку моего костюма.

Факт первый - в офисе нет никого, включая Леночку и

угрюмого охранника. Факт второй - на улице люди есть. Факт третий -

пришедший, как наблюдение за фактом №2: люди на улице есть, но их очень

мало. Доехал я на работу небывало быстро. Ни одной пробки, ни одного

затора.

В комнате отдыха я включил телевизор. Экстренный выпуск

новостей разрывал картинку своей яркой заставкой. "Здравствуйте! С вами

Елена Костенюк (пауза) и Вячеслав Мартынчик. Массовое исчезновение

людей в Москве продолжаются. За ночь, число пропавших без вести

увеличилось, по приблизительным подсчетам, до трёх миллионов человек.

Смотрите специальный репортаж от нашего корреспондента Анатолия

Вронского". Никогда раньше не видел этих ведущих. Кому-то катастрофа, а

кому-то и повышение по службе.

Я вышел на улицу, в растерянности, не зная, что мне

делать дальше. Чувство страха за друзей и родных, только начало

поднимать "голову", неприятно тычась в солнечное сплетение. Но, тем не

менее, я испытал подленькую радость оттого, что день сегодня явно не

рабочий. На улице я первым делом потянулся в карман за мобильником,

чтобы начать обзванивать тех самых друзей и родных, за которых начинал

переживать. Говорят, что в ответственные, экстремальные моменты жизни

время замедляется, и секунды растягиваются такой колбасой, что хоть

килограммовыми ломтями режь. К сожалению, я был лишен подобного счастья

времеощущения. Сейчас, мне трудно выделить что-то отдельное.

Последующие события обрушились с небес на голову (почти в буквальном

смысле) и увлекли меня за собой, как горная лавина. Не оставляя и

мгновения на сомнения, сопротивления и пререкания.

За серую точку на балконе противоположного здания глаз

зацепился случайно. На балконных перилах, старых и ржавых, тонких, как

черенок ложки стоял мужчина. Пожилой. Он был сед, и, наверное, - дед.

Солдатская выправка выдавала в нем годы изнурительной муштры, либо

казнь через посажение на кол, после которой он чудом выжил. Помните

картину Пикассо "Девочка на шаре"? Ту, где изображена юная гимнастка,

балансирующая на огромном мяче. Дед не был юным, не был он и

гимнасткой. Однако с той ж легкостью и непринужденностью выполнял

эквилибристическую стойку на перилле. Вам кажется, меня накрыло именно

в этот момент? Почти. Через мгновенье пожилой человек взмахнул руками,

невысоко подпрыгнул и сорвался вниз с балкона. Земля, всегда открытая

своими объятиями различного рода сумасшедшим прыгунам, ждала его. Но, у

самой поверхности, за несколько сантиметров до заплеванного асфальта,

будто побрезговав разбиваться об него, дед выгнулся всем телом и…

взлетел вверх! Широко раскидывая руки, он мерно махал ими и поднимался

все выше и выше. О, гордый полет! О, рожденный летать! Я смотрел ему

вслед и шептал, как одержимый: "Лети соколушка, лети родимый". Так уж

сложилось, что я знал адрес местного психдиспансера. Вы не подумайте, я

просто наблюдательный, легко запоминаю таблички и вывески. Сегодня моя

наблюдательность, наконец-то, решила принести мне практическую пользу.

"Ты лети, лети рябчик, - подумалось мне, - а я, я пойду пешочком, прямо

к доброму доктору".

Вдруг небо надо мною разрезала веселая стайка щебечущих

девушек. Они летели очень смешно, чуть припадая. К земле их тянули

тяжелые чемоданы, которые они привязали на пояс. Из одного чемодана,

как язык, был высунут кусок красного купальника. "Юг-юг-юг!", весело и

радостно улюлюкали девушки. И после, когда они уже скрылись из поля

зрения, я слышал, как нежный отзвук эха: "г-г-г-гъ!"

И вдруг небо наполнилось людьми. Разных возрастов и

достатка. Небо - оно для всех, кричали бы хиппи. Кроме возможности

летать, всех объединяло общее безудержное веселье и счастье, читающееся

на их лицах так же легко и открыто, как азбука выпускнику университета.

Большинство из них были босые. Особо выделялся один дядечка в семейных

трусах в горошек и фуражке постового ГИБДД. Он кружил, сбивая людей в

группы, и кричал, размахивая полосатой палочкой: "Никого не штрафую,

всем нарушать правила! Никому не пристегиваться! Запрещаю!"

Прямо надо мной пролетела компания не босоногих. Обутые

в удобные сандалии, с рюкзаками за плечами они важно, по-пеликаньи,

гортанили: "Гоа-Гоа-Гоа". "Неформалы", - подумал я.

Среди облаков выделялось сиреневое пятнышко - задорная

бабушка. Она, как Венди из "Питэр Пена", всю жизнь ждала, когда же

сказка окажется правдой, и вот дождалась, дожила. Ее ситцевый халатик

трепетал на ветру, а сама она выписывала кульбиты, на зависть всем

воздушным асам. Ногой она подкидывала в воздух тапок, делала пару

сальто, и надевала его обратно в полете. Потом трюк повторялся со

вторым тапком.

Нет, добрый доктор мне не поможет. Загадка пропажи

людей открылась. Но, ее решение в своей простоте отдавало безумием. Я

решил отправиться домой и, если не выспаться, то запереться в четырех

стенах. День шел медленно, закат давил яркими жаркими лучами, а

небесное веселье не смолкало ни на секунду. Лишь к середине ночи мне

удалось заснуть.

Проснулся я рано. Около четырех утра, поспав, таким

образом, чуть больше часу. Под мышками страшно зудело. Хотелось махать

руками, как крыльями. Плечи ломило, словно они перестраивались,

перерастали костями во что-то новое. Образовывали конструкцию,

необходимую для моего нового образа жизни. "Интересно, а мне

понадобится вить гнездо?" Я открыл настежь окно и впустил в квартиру

утреннюю прохладу. Легкий ветерок манил запахами будущих странствий.

Несмотря на недосып, общую очумелость и боль в плечах, настроение мое

было лучше, чем когда-либо в жизни.

Я легко запрыгнул на подоконник и, затаив дыхание, приготовился сделать самый важный в своей жизни шаг.