В наш век высоких скоростей иногда настолько трудно
остановиться, чтобы перекинуться несколькими словами, пусть и даже с
самой красивой девушкой мира, что, пытаясь остановиться, я ощутила себя
машиной, у которой отродясь не было тормозов.
- Привет, - легкий полет загорелой руки, на которой
блеснули тонкие золотые цепочки с маленькими сапфирами и изумрудами.
Солнце на миг отразилось в гладкой загорелой коже и ослепительных рыжих
волосах. Золото и бронза, слитые воедино в легкие волнистые кудри.
Большие глаза кажутся почти желтыми, словно истекающие янтарным светом глаза хищных кошек.
Тончайшая талия, обнаженная крошечным топиком, грудь,
как у куклы, идеальная и твердая, длинные ноги на еще более удлинявших
их туфлях, изящных и воздушных, словно взбитое суфле.
Я кивнула и застыла, почти в нетерпении.
- Попьем пива? - предложила она, показывая на дверь ближайшего кафе.
Я помедлила, но все же кивнула. Не все же время бежать
по делам, правда? Даже если совесть изгрызет меня за эти полчаса,
которые я ей уделю.
Странная помесь леопарда, пламени и бесконечного
уныния. Ходячий психопатизм. Сплошной комплекс неполноценности,
несмотря на невероятную внешность, и полный комплект "добавок" к этому
дорогому "блюду". О, да, одежда "от кутюр", плюс настоящие
драгоценности. Причем носимые с небрежностью кошки, закутанной в свой
мех. Пока официантка в полутемном баре наливала нам пиво, слегка
наклоняя бокалы, чтобы уберечь янтарь от уродующей пены, я уже начала
наполняться страхом.
Одновременно с бокалом.
Мой страх тоже был цвета золота, как ее глаза и волосы,
и ее сущность, сжигающая всех подряд, с кем бы она не соприкоснулась,
пусть даже мельком. Словно прикосновение лавы.
- Не надо так, - в ее голос было даже сочувствие. - Не
надо переживать мою боль. К тому же, для тебя это все равно мимолетно,
а для меня навсегда.
Прозвучало слишком пафосно, почти торжественно.
Получив пиво и вручив мне два бокала, она прямо у
барной стойки расстегнула молнию своего топика и обнажила груди. И я
увидела широкий шрам, пересекающий ее торс, как раз разделяющий одну
половину тела и другую - каждой досталось не менее красивая округлая
грудка.
- Зачем? - я дождалась, пока она застегнется, затем
увлекла ее с пивом за дальний столик. Барменша и так пялилась на нас во
все глаза. - Почему ты опять себя уродуешь? - не отставала я, сжимая
свой бокал, едва не раздавливая его в руке. Пиво было ледяным, а моя
рука - вспотевшей и дрожащей.
- Я не могу смириться со своей красотой, - пожала она плечами. - Она уродует мою душу.
Я заломила бровь, вопросительно глядя на нее.
- Понимаешь, глядя на меня, все почему - то думают, что
я красива везде и внутри тоже. А моя душа уродлива, - сочла нужным
пояснить мне она. - Думаю, что я не успокоюсь, пока не сравняю счет. И
пока внешняя сторона не станет отражать внутреннюю истину.
- Ну- ну, делать тебе нечего, - я пожала плечами, а затем глотнула пива.
- У каждого свои увлечения, - улыбнулась она. - Я же
ничего не говорю о том, что вытащить тебя на улицу могут только очень-
очень срочные дела. А так ты готова умереть с голоду, лишь бы лишний
раз не покидать свое убежище.
- Ладно- ладно, - я протестующе замахала свободной рукой. Она всегда умела затыкать мне рот.
- Шрамирование сейчас весьма модно, - ядовито заявила я. - И сколько их в твоей коллекции?
- Шестьдесят четыре, - улыбнулась она. - Ты знаешь, я
совсем не нуждаюсь в деньгах, но иногда продаю себя богатым мужчинам в
крутых ночных клубах. За пятьсот долларов. А потом тащу их в
специальные комнаты отдыха, раздеваюсь при ярком свете - и чаще всего
они уже ничего не хотят. А некоторым все равно. Интересно, это потому,
что им нравится видимость моей души, отраженной в покрытом шрамами
теле, или они просто большие животные, чем я о них думала?
- Забей, - я махнула рукой. - Философствование и пиво не очень хорошо сочетаются. Давай просто попьем пивка.
Она кивает так медленно словно стоп кадр. И я застываю,
любуясь идеальным росчерком бровей, губ, огромными кошачьими глазами,
водопадом шикарных волос и тонкой шейкой, на которой, словно изящный
бокал на ножке, победно высится ее головка. С каждым разом ее остается
все меньше. И я хочу запомнить ее такой. Полной.
