На селение напали около половины четвертого, когда
занимался рассвет. Капитан монитора "Эребус" Джон Уэмберли-младший
узнал об этом в четыре десять. Вестовой - одетый по форме и безупречно
выбритый - доложил, что на пирс взобрался окровавленный мокрый туземец.
(Очевидно, переплыл озеро, хотя пироги не видно). Ведет себя, словно
безумный, прыгает на одной ноге и просит о помощи.
Пирс, у которого отшвартовался монитор береговой
обороны "Эребус" (замечательное оружие, вызывающее у врага зависть и
ужас: две пушки Дальмгрена в поворотной башне, четыре мортиры, две
митральезы, полное бронирование надводной части и паровая машина
двойного расширения) - никоим образом не был тем местом, где капитан
Уэмберли рад был бы видеть пляшущего дикаря. Но приказ, полученный
капитаном, был ясен и прост. Войти в дельту реки. Подняться против
течения до отметки номер один. Свернуть в приток, соединяющий реку с
озерной системой. Отыскать тайную стоянку, подготовленную для монитора
лояльными аборигенами. Стать на прикол. Взять под контроль прилегающие
территории. Обеспечить защиту речного пути, окрестных земель и
присягнувших короне туземцев от нападения диких племен.
Похоже, утомительному безделью настал конец. Оно и к лучшему.
Кивком отпустив вестового, капитан проверил, готов ли к
бою его шестизарядный "Уэбли". Легко ли вынимается из ножен кортик. И
стал одеваться.
К этому времени селение на противоположном берегу озера
было окружено с трех сторон. Воинственный клич дикарей сливался с
воплями потревоженных обезьян. Черные тела в боевой раскраске, словно
призраки, выныривали из-за деревьев. Несколько стрел вонзились в ограду
- и затрепетали, словно живые. Обороняющиеся отвечали угрозами и
проклятиями.
В четыре тридцать одну капитан принял у сходней рапорт
начальника караула. Пять минут истратил на то, чтобы до конца уяснить
ситуацию. Оказывается, туземец преодолел озеро вплавь. В ногу он был
ранен уже на берегу, часовым, потому что забыл пароль. С помощью
толмача из местных удалось кое-как понять, что селение - в осаде. Что
осадило его племя одноглазого воинственного вождя с ужасным,
непроизносимым именем. Собственно - неудобопроизносимое имя вождя и
было самым ужасным из того, чем могли испугать военных моряков
осаждающие. Орудий, способных пробить или даже оцарапать обшивку
корабля, у них не было. Ружей и револьверов - тоже.
К этому времени - кольцо осады замкнулось. Ливень стрел
и камней обрушился на обороняющихся. Но не причинил им существенного
вреда и не сломил их дух. В ответ они стреляли скупо и точно, тщательно
прицеливаясь. Но тоже ни в кого не попали.
В четыре сорок две на мониторе сыграли тревогу. Горн
сержанта морской пехоты вплелся в причудливые трели боцманской дудки.
Грохот сапог градом прокатился по трапам и палубам. Окинув взглядом
стального исполина, пробуждающегося от мирного сна, капитан в глубине
души ощутил легкую жалость к дикарям. Один вид клепаной блиндированной
шкуры этого монстра вызывал холодок под ложечкой. От одного лишь
грохота шестнадцатидюймовых орудий - лопались барабанные перепонки. А
протяжный свист снарядов сбивал с ритма сердце, вызывая желание
вцепиться в землю ногтями. Впрочем - война не знает жалости… Долг есть
долг.
Как раз в эти мгновения через частокол, окружавший
селение, хлынула волна черных и потных тел. Два племени - сошлись в
яростной схватке. Дрались все - воины и женщины, старики и дети.
В пять ноль четыре на мониторе затопили котел. Дым из
огромной трубы султаном выстрелил в небо. Отворилась тяжелая дверь
крюйт-камеры. Скользнули по элеваторам чугунные шары бомб. Пороховые
картузы легли в казенники пушек и разверстые пасти мортир.
К этому времени первая атака на селение была отбита.
Опершись на древко сломанного копья, вождь дружественного племени
вглядывался в озерную даль. Никогда прежде не просил гордый туземец ни
у кого помощи. Но сейчас, когда на исходе были силы и почти не осталось
стрел… Еще две, от силы три такие атаки - и все…
Вот и свое оружие сломал он о хребет захватчика. Копье треснуло, а спине врага хоть бы хны… Лучше бы наоборот…
В шесть двенадцать перегретый пар хлынул в цилиндры, и
монитор задрожал. Качнулись шатуны, словно проверяя прочность нитей,
связавших броненосное судно с землей. Вскричала сирена.
Прозвучала команда отдать швартовы.
Бронзовые винты взбаламутили воду. Рукоятка машинного
телеграфа легла на "малый назад", вернулась в положение "стоп машина" и
уверенно двинулась к отметке "полный вперед".
Голос сирены долетел до селения, перемахнул через него,
умчался к далеким горам - и вновь повис над озером причудливым эхом. В
мирные дни один этот звук - пронзительный и страшный - поверг бы
аборигенов в трепет. Но сейчас - некому было ужаснуться этому реву.
Враги снова пошли на штурм. Битва шла за каждый клочок земли, каждую
хижину. Палицы с треском скрещивались в воздухе. Копья разлетались в
щепы. Человеческий водоворот закружился на площади и вновь выплеснулся
на околицу. Нападающие были неудержимы.
В семь двадцать две капитан Уэмберли все еще
маневрировал в узости, нащупывая фарватер. Проклятое солнце иссушило
полупустую кастрюлю озера. Там, где еще вчера было двенадцать футов под
килем - сегодня топорщились мели. Африканская дневная жара не вступила
еще в свои права, а экипаж монитора уже понес первые небоевые потери.
Бомбардиру Стерлингу отдавило средний палец левой руки зарядным ящиком.
С коком, запертым в раскаленном ящике камбуза, приключился тепловой
удар.
Два истерзанных, окровавленных племени в этот момент
снова сошлись на площади перед последней схваткой. Тяжело дыша, люди
смотрели друг на друга, набираясь сил для решающего броска.
В восемь одиннадцать таран монитора пробил проход
сквозь песчаную банку. Проскрежетали по днищу коряги. Корабль вышел в
открытую воду и на полном ходу устремился к цели. Тяжелые волны хлынули
от форштевня за корму и разбились о берега. Хоботы пушек Дальмгрена
покинули диаметральную плоскость, отыскивая цель… Впрочем сражение к
этому времени почти закончилось.
Темный и страшный, монитор замер посреди озерного
зеркала. С берега ему замахали руками, крича что-то радостное. Легкая
пирога помчалась навстречу металлическому гиганту. За ней - вторая.
- Что они делают?
Капитан Джон Уэмберли-младший оторвал воспаленные глаза от бинокля.
- По-моему, готовят еду. Лепешки какие-то пекут, что ли?
Помощник опустил свой бинокль с не меньшим недоумением.
- Вижу, что лепешки. Но - кто печет? Наши или не наши? Свои или чужаки?
- Да кто же их разберет?
- Разрешите, сэр?
Лицо вестового было в поту и черной угольной пыли (капитан посылал его несколько раз в машинное отделение).
- Докладывайте.
- Причалили две пироги. В них - два вождя. Наш и этот…
одноглазый черт. Они благодарят за помощь и просят не стрелять.
Говорят, что уже поладили… Наш - отдает одноглазому десяток коров и
двадцать овец. И еще кур. А одноглазый, стало быть, ему в жены свою
младшую дочь. Или старшую. Толмач не разобрал, сэр. Если это важно, он
может переспросить, сэр.
- Это совершенно неважно.
Капитан посмотрел на солнце. Оно карабкалось в зенит,
превращая броню монитора в подобие сковородки. Вода сияла расплавленным
серебром, пробуждая тоску по лондонскому дождю и тяжелую жажду.
Предстояло самое трудное. Отыскать проход, который позволил бы вернуться в бухту, не погнув винты и не разорвав днище.
