В день рождения Эдуарда Бранкаллоне - графа Авентинии,
в замке собралось множество гостей. Был шум, все веселились, лишь у
отца Бранкаллоне, герцога великой Орингии было дурное настроение.
Отчего? Никто не знал, возможно, у него просто болели зубы, а может
что-то еще, только он в одиночестве сидел у окна и осматривал
окрестности.
Вдруг из леса показалась группа всадников. Подъезжают
они к замку, и Теобальд Бранкаллоне видит их богатые узорчатые седла,
вышитую одежду их предводителя, который еще слишком юн, чтобы носить
рыцарские доспехи. Герцога Орингского это почему-то очень
заинтересовало, он стал и дальше наблюдать за всадниками. Их пропустили
в замковые ворота, они подъехали к лестнице и, оставив внизу своих
арагонских скакунов, весело подымаются вверх. Рыцари задерживаются,
чтобы снять кольчуги, а красивый юноша, не дождавшись их, спешит
дальше. На руке у него сидит великолепный сокол, редкой белой окраски.
Герцог поспешно выходит на середину зала и объявляет,
чтобы с тем, кто войдет нынче в зал никто, кроме него, не вступал в
беседу. Все с удивлением переглядываются, но ослушаться грозного
Бранкаллоне никто не решается.
Вошедший оруженосец с белым соколом на руке, весь
сияющий от радости с недоумением оглядывает залу, полную гостей, и с
холодными взглядами, направленными на него.
- Приветствую вас, дамы и господа! - громко говорит он.
- Я здесь впервые, будьте же столь любезны и укажите мне: где
благородный рыцарь Эдуард Бранкаллоне - хозяин столь прекрасного замка?
Я приехал с поздравлениями.
Граф Авентинский слегка покраснел, втянул голову в
плечи, но приказание отца все же исполнил. Молчаливый и холодный прием
продолжался.
- Здесь так принято встречать гостей? - оруженосец с недоумением оглядывается. - А может, я в чем-то провинился?
Все молчат, и лишь герцог Орингский едва сдерживает смех и с важностью обращается к юноше с соколом:
- Ты, вероятно, жонглер, так покажи нам свое мастерство, а то видишь как всем скучно.
Увидев, как побледнел оруженосец, герцог громко кричит на весь зал:
- Эй, ключник! Мальчишка не умеет даже сокола держать. Возьми у него птицу и посади на жердь!
- Нет, - отвечает юноша, прижимая сокола к груди, - я
лучше вернусь к отцу. Вижу, что здесь нет благородного рыцаря Эдуарда
Бранкаллоне. Простите за мою ошибку, - он склоняет голову в поклоне и
разворачивается, чтобы покинуть замок.
Однако герцог следует за ним, продолжая никому непонятную шутку.
- Если ты жонглер, так теперь как раз время спеть нам,
- не унимался герцог. - Взгляни на меня: видишь на мне богатый плащ,
подбитый горностаем? Он станет твоей наградой, если споешь хорошо.
Начинай же!
Кровь обжигает щеки юноши, он хватает сокола за ноги и,
словно палкой, ударяет герцога. Испугавшись, птица раскидывает крылья и
с криком раздирает лицо Теобальду. Кровь, брызнув, как из лопнувшего
сосуда, быстрым потоком стекает на великолепный плащ, пачкая
горностаевый мех.
Рыцари бросаются к юноше, но тот белый, словно первый снег, сохраняет гордый взгляд.
- Назад! - кричит он. - Я - Феб, сын барона де Дюрфорта, племянник графа Авентинского!
Герцог поднимает вверх руку, останавливая рыцарей.
Неожиданно для всех он обнимает Феба, крепко прижимая к перепачканной
кровью груди, а затем с восторгом целует в губы.
- О да, ты действительно потомок нашего рода! Вижу, что в тебе течет славная кровь Бранкаллоне, хоть и по материнской линии!
Все в зале вздыхают с облегчением, женщины плачут, не выдержав столь тягостного испытания, а мужчины утирают рукавами лбы.
Одна прекрасная дама, которых называют "женщинами без возраста", отделилась от гостей и с решительным видом подошла к герцогу.
- Любезный Теобальд, - сказала она, - я знаю, как вы
любите устраивать проверки всем мужчинам семейства Бранкаллоне - и это
похвально. Только прошу вас не забывать, Бранкаллоне - старший, что
супруга вашего сына вынашивает первенца - следующего наследника вашего
знаменитого рода, и подобные испытания слишком тяжелы для такого
нежного создания. Обещайте мне не делать подобного в присутствии женщин.
Испачканный собственной кровью герцог низко склонил голову и коснулся губами нежной кожи руки дамы.
- Несравненная супруга моя, вы, как всегда, правы, -
произнес Теобальд, прижимая к щеке платок, мокрый от крови. - Клянусь
вам, никогда не тревожить более общество дам подобными шутками, они и
впрямь невыносимы для женского сознания.
* * *
В положенный срок, на рассвете графиня Бранкаллоне
удачно разродилась. Мальчик не слишком долго утомлял молодую мать своим
появлением на свет, и роды прошли на удивление быстро.
Счастливый отец, когда ему дозволили, взял будущего наследника и с нежностью прижал к груди.
- Подумать только, Мальбергиона, - произнес Эдуард, -
что из этого беззащитного младенца, любезно подаренного мне вами,
вырастет могучий рыцарь - наследник великого герцогства Орингии!
Карие глаза Бранкаллоне светились счастьем. Из еще
более темных, почти черных глаз графини, капали слезы радости и
облегчения. Утренние лучи солнца, проникшие в окна замка, заиграли на
черных кудрях графа и графини.
Кареглазые муж и жена, обладатели роскошных волос почти
цвета воронова крыла, и появление золотоволосого наследника с синими,
как небеса, глазами, возможно, вызвали бы у всех разумный вопрос, если
бы не бабушка. Когда герцогиня Юлия приехала повидать внука и
склонилась над колыбелькой, малыш открыл глазки, и она увидела в них
свое отражение - только у них двоих были такие синие глаза и белокурые
волосы. Они полюбили друг друга с первого взгляда. Младенца нарекли
Вратаамом, так пожелала бабушка. Носить такое имя большая честь и
огромная ответственность. Сможет ли это крошечное существо стать столь
безупречным рыцарем, чтобы исполнить свое предназначение?
Малыш рос веселым, добродушным ребенком - настоящий
ангелочек. Его любили все, а бабушка в особенности. Герцог даже упрекал
супругу, что она с появлением внука перебралась в замок к сыну и теперь
ему, как любовнику, приходилось ездить на свидания к собственной жене.
Но и строгое сердце герцога становилось мягче, как только любимый внук
с искренней радостью на лице, раскинув ручонки, бежал к нему на встречу
со словами:
- Дедушка приехал! Наш любимый дедушка приехал! - тогда
юному Бранкаллоне было все равно кем был его дедушка, он любил его
потому, что он его дедушка - вот и все.
Сколько раз Теобальд ругал себя, что не может отказать
себе в удовольствии поласкать золотые завитушки Вратаама, а когда
по-детски наивные и добрые синие глаза появлялись из-под длинных черных
ресниц, герцог чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.
Все знали, что мальчика баловать нельзя - это самое
большое зло, какое можно для него сделать, и, тем не менее, каждый
тайком от других запускал руки в шелковые кудри большеглазого ангелочка
и осыпал нежностями.
К несчастью, малыш был бледен, часто болел и мать с
бабушкой не оставляли любимца ни на час, ревностно передавая опеку над
ним друг другу. В обязанности женщин входило следить, чтобы мальчик рос
здоровым, а тело его было красивым. И они делали для этого все.
К семи годам Вратаам окреп, на лице появился румянец,
что сделало его еще более очаровательным. Но именно с этого года с
мальчиком надлежало расстаться и надолго.
Еще древние греки, особенно спартанцы, не воспитывали
мальчиков в своих домах. Так же поступали и рыцари. Мальчиков отдавали
родственникам или объединяли в группы под руководством воспитателей. В
любом случае их отсылали из родительского дома, особенно если дом богат
и изобилует слугами.
Примером этому служил и легендарный король Артур, который тоже не воспитывался дома, как и знаменитый Тристан.
Муж сестры графини Бранкаллоне имел при своем замке
знаменитую школу рыцарей, которую именовали "Школа знатности и
благородства".
Граф Джоан Лотрингский собрал со всего королевства и
даже за его пределами, самых знаменитых рыцарей, которые либо обеднели
в силу разных обстоятельств и были уже не столь молоды, чтобы быть у
кого-то на службе, или же получили увечья, которые навсегда лишили их
возможности самим скакать на коне и рубить противника. И они с радостью
передавали свои знания и опыт ученикам.
Под крышей замка графа Лотрингского собрались
наследники знатнейших семей. Это были дети графов, баронов, герцогов и
даже был один принц. Все знали, что подобающее воспитание поможет
мальчикам стать достойными рыцарями.
Маленького Вратаама к замку графа Лотрингского никто из
родственников не сопровождал, так решил герцог. В это первое длительное
путешествие мальчика проводили славные рыцари из отряда самого
Теобальда. Вратаам немного сожалел, расставаясь с родным домом, но в
его душе появился новый, особый трепет. Он словно видел волшебный плод,
соблазнительно раскачивающийся на сказочном дереве, казалось, что,
вкусив его, он станет истинным рыцарем - самое заветное желание каждого
дворянина.
Свое первое путешествие юный Вратаам перенес довольно
легко. Единственное, что мешало рыцарям в пути - это густой туман.
Из-за него то и дело приходилось ехать шагом и делать частые привалы,
чтобы собирать всех рыцарей воедино и убедиться, что все целы.
Всадники въехали в горную расщелину, здесь было так
узко и туманно, что более одной лошади не пройти, а хвоста передней уже
не видать. Рыцари очень волновались, проезжая это дьявольское ущелье,
где в пещерах скал не раз находили себе пристанище опасные разбойники.
Рыцарь Адамар, который вез впереди себя будущего графа, с опасением
прижимал мальчика к холодным доспехам, защищающих тело воина. Но
Вратааму, как мальчишке эта загадочность доставляла огромное
удовольствие. Разгоряченный конь Адамара выдыхал из ноздрей пар, и он
медленно подымался клубами вверх. В тумане они как бы задерживались и
ненадолго сохраняли свою форму. Вратаам протягивал руку, ловил эти
густые шары, по-детски смеясь и радуясь всему, что его окружало.
Когда расщелину проехали, то капитан протрубил в рог и
все стали собираться вкруг, затем спешиваться и готовиться к ночному
отдыху.
Ночь наступила незаметно. Она подкралась, скрываемая густым маревом, и вскоре сероый туман сменила непроглядная ночь.
... Вратаам проснулся от громкого звука рога. Все тело
ныло от длительной поездки, невозможно было шевельнуть ни рукой, ни
ногой, но он не желал показать бывалым рыцарям свою слабость. Он широко
зевнул и стал потягиваться, делая вид, что стонет не от боли, а от
утреннего пробуждения. Громкие возгласы вокруг насторожили мальчика, и
он посмотрел в ту сторону, куда устремились взоры всех рыцарей. На
высокой скале, будто на раскрытой ладони, стоял величественный замок.
Его высокие башни казались уходящими за облака, а легкий утренний туман
добавлял к увиденному таинственности. Вратаам смотрел не отрываясь,
ведь именно здесь ему предстоит провести долгую и чудесную часть своей
жизни.
С трех сторон замок был неприступен, и лишь одна дорога
вела к воротам. Но и эта дорога перед высокими стенами упиралась в
глубокий ров, который был весь усеян железными штырями и пиками.
Переплыть водяной ров можно, а вот кто рискнет перепрыгнуть этот?
С замиранием в сердце Вратаам проехал по толстым доскам
подъемного моста, тяжелые ворота распахнулись, и прямо перед ним
оказалась новая стена с железной решеткой. Острые пики решетки с трудом
оторвались от земли и поползли вверх. Юный Бранкаллоне поднял голову и
увидел, что сверху на него смотрят зоркие глаза стражей замка. Они
стояли на специально устроенных лестницах - у каждого за спиной колчан
со стрелами, а на плече лук. Решетка поднялась, но перед ними стояла
еще одна глухая стена. Следовало повернуть направо, проехать узким
коридором, чтобы обогнуть ее. Взять этот замок приступом было
невозможно, поэтому, наверное, никто и не пытался.
Миновав третью стену, Вратаам, наконец, оказался во
дворе. Мальчик был изумлен, он и не предполагал, что двор может быть
таким большим. Огромная площадь, на которую выходили окна сотен комнат,
длинные конюшни для неимоверного количества лошадей, высокие-первысокие
башни, пронизывающие облака своими коронами. Вратааму сразу же
захотелось стать дозорным на одной из них. Находиться так высоко над
землей, чтоб видеть проплывающие рядом облака, а может быть даже
потрогать их руками, узнать каковы они на ощупь: мягкие, как пух и
холодные, как снег или нет?
Мальчика проводили в небольшой зал, где он увидел
сидящую на табурете даму и стоящего подле нее мужчину. Мужчина был
высок ростом, широкоплеч, длинные черные волосы ниспадали на плечи, как
у Христа. Лицо украшала густая черная борода. Полные губы казались
рубиновыми, столь они были яркие на фоне белой кожи и черных волос. У
него были чудесные глаза - карие с золотистым отблеском, слегка
прищуренные легкой усмешкой. Он казался веселым и добрым. Это был дядя
Вратаама - знаменитый граф Лотрингский. Сидящая рядом женщина оказалось
сестрой его матери. У нее были такие же великолепные, как у
Мальбергионы, черные волосы и агатовые глаза, такая же мраморная кожа и
коралловые губы. Но как же они были непохожи! Большие миндалевидные
глаза этой дамы были полны загадочности, в них светились ум, гордость.
Глаза полные любви, чувственности и скрытой страсти. Они, точно горящие
лампады, озаряли ее прекрасное лицо. Графиня Авентинская выглядела
скромной монахиней против этой Венеры. И именно ей отныне будет служить
Вратаам семь лет, ровно семь, ни меньше, ни больше.
Свободная детская жизнь для Вратаама закончилась.
Теперь он стал пажом. А жизнь пажа - это постоянный труд под чьим-либо
присмотром.
Граф требовал от наставников, чтобы те с особой
тщательностью следили даже за играми юных пажей. "Ибо это не игры
вовсе, - говорил Джоан, - а самые значительные занятия в их возрасте.
Здесь раскрывается их характер и внутренний мир. Кто даже в пустячной
забаве употребляет хитрость и ложь - значит, это является его
внутренней потребностью. Кто-то хочет пнуть слугу, показав свое
превосходство, другой, из удовольствия, свернет голову птенцу, а
кому-то хочется метнуть камнем в кота - стоит задуматься: правильно ли
мы их воспитываем?
Душа рыцаря должна подыматься выше прочих, чтобы затем
самому вершить суд. Ведь именно ему с мечом и копьем придется
доказывать свою правоту, а Бог не дает силы неправому.
Есть две пары глаз, которые будут неустанно следить за
каждым поступком рыцаря и к которым следует питать самое большое
уважение - это его собственные глаза и глаза нашего Господа.
Пажи - не школяры, их удел не одна наука, их следует
обучать большему: благоразумию, честности и решительности. И учить не
на слух, а путем опыта, направляя и формируя их души не наставлениями и
словами, а примерами и делами, чтобы качества эти были воспитаны не как
некое знание, а стали бы неотъемлемым свойством их души".
Неудивительно, что подобное воспитание принесет замечательные плоды.
Лениться пажам не позволяли, и они отнюдь не
отлеживались в постели. Наоборот, когда весь замок еще спал и дозорные
еще не оповещали о начале нового дня, мальчиков уже будили. Они
одевались и выстраивались у ворот. И, как только, дозорный трубил в рог
и кричал: "Просыпайтесь, новый день настал! Подымайтесь, жители замка,
солнце встает!", поднимались и тяжелые решетки, открывались ворота,
опускался подъемный мост и в сопровождении четырех вооруженных
всадников мальчики направлялись к реке.
Они пробегали весьма приличное расстояние, затем,
запыхавшись, раздевались и учились плавать. Наплававшись, и слегка
передохнув, мальчики бежали обратно.
- Веселей, пажи, веселей! - кричал им наставник,
который из-за старой раны бегать уже не мог, но в седле еще держался. -
Дыхание в бою не последнее дело, чаще проигрывает не тот, кто слабее
рукой, а тот, кто задыхается!
Когда они возвращались, у ворот их ожидали оруженосцы.
Теперь им предстояло проделать тот же путь, только с тяжелыми мечами у
пояса и с железом на башмаках, для тяжести.
Пажи расходились по замку и разносили по комнатам воду
для умывания. Затем они накрывали длинные столы и прислуживали за
завтраком. Только потом они могли, наконец, поесть сами. Это было
придумано вовсе не за тем, чтобы мучить детей, так они учились терпеть
голод - неизменный спутник всех походов.
После завтрака пажи "отдыхали", занимаясь изучением
наук. Рыцарь должен знать математику, геометрию, астрономию, риторику,
владеть несколькими языками и наречиями, играть на музыкальных
инструментах, петь, сочинять консоны и владеть законами вежества. Война
- это не только храбрость - это постоянный расчет. Уметь выстроить мост
там, где его не было, причем такой, чтобы он не провалился под твоей
конницей, устроить заграждение, правильно размещать солдат на поле
сражения, делать постоянные расчеты, расчеты и расчеты.
И пажи с усердием учились. Телесные наказания граф
отменил. Зато здесь не скупились на похвалы. А что нужно рыцарю, как не
слава? Все эти мальчики знатного происхождения, все богаты. Каждый мог
бы просидеть всю жизнь у камина или блудить с девками - денег хватило
бы на все. Но, даже мысль о такой жизни была оскорбительна для
дворянина.
Хвастовство, столь порицаемое сегодня, было тогда делом
обычным и благородным. Но хвастаться, не означает врать! Рыцари короля
Артура собирались за круглым столом не для того, чтобы напиться, а дабы
поведать всем о своих ратных подвигах. Но! Ни слова лжи! В замках любые
хвалебные консоны или рассказы заезжих рыцарей выслушивались с должным
вниманием. Для юношей это был пример для подражания.
После занятий для пажей начинались другие, более занимательные для них учения.
За стенами замка были сделаны специальные площадки для
обучения пажей, оруженосцев и тренировок рыцарей. Здесь пажи познавали
искусство стрельбы из лука.
- Лук - гениальное изобретение человека, - говорил
рыцарь Ранхаут. - Казалось бы, чего проще - использовать силу согнутого
дерева для метания стрелы, ан нет! Отправь каждого из вас подальше в
лес и оставь одного, то не сомневаюсь, что все вы изобрели бы и палицу,
и нож придумали бы из чего соорудить, и копье, а вот лук вряд ли
придумал бы кто-нибудь, если бы не слышал и не держал в руках с самого
детства.
Вот этот лук - сложный, - Ранхаут поднял его над
головой, чтобы показать получше. - Он состоит из двух частей,
соединенных посередине, причем верхняя часть длиннее нижней. Склеивать
его лучше рыбьим клеем, приготовленным из плавательных пузырей рыб. Для
большей упругости на спинку лука следует наклеивать жгут из сухожилий
быков или оленей.
Лук из можжевельника посылает стрелу дальше и быстрее.
Она срывается с лука с такой быстротой, что за ней невозможно уследить
взглядом. Зато можжевеловый лук капризен: натянете тетиву чуть туже - и
лук сломается, натянете ее без стрелы - и она лопнет, поцарапаете его -
и он треснет, намочите - и он потеряет упругость, просто положите на
землю - и он ослабеет.
А теперь запомните: оружие это очень коварное из-за
своей бесшумности, и поэтому рыцари - люди благородного происхождения,
в бою им пользоваться не могут.
- А зачем же тогда нам учиться стрелять из него? - спросил Тибо.
- Чтобы добыть себе пропитание в походах. Соколы ваши
останутся дома, дожидаясь вашего возвращения, и загонять для вас оленей
с кабанами тоже никто не станет.
Затем началось самое интересное: пажей учили натягивать
тетиву, видеть цель, рассчитывать полет стрелы, учитывать направление
ветра и его силу.
Они учились поражать цель, стоя на месте и сидя на
коне, пока, наконец, не овладели этим оружием. Правда, не в
совершенстве. Стрелять из лука - это дело лучников.
После упражнений в стрельбе, пажи умывались, приводили
себя в порядок и вновь отправлялись прислуживать дамам. С самого
детства мальчики учились познавать женский мир, их секреты, исполнять
их капризы и желания, какими бы странными они не казались. Однако,
прислуживая, им следовало помнить, что ты не слуга, ты - паж, будущий
рыцарь - воин и защитник.
После обеда мальчики снова тренировались. Их обучали
метать копье, владеть секирой, кулачному бою, борьбе, и, конечно же,
упражняться на палках, которые вскоре сменят на мечи.
Пажи с нетерпением ожидали своего десятилетия. До этого
возраста граф запрещал верховые прогулки, чтобы не испортить мальчикам
ноги. По достижению десятилетнего возраста каждому предложили выбрать
лошадь для тренировок самостоятельно.
Рыцарь Танкред посоветовал Вратааму выбрать коня,
который будет больше всех вращать глазами и у кого белки глаз самые
белые. Бранкаллоне послушал совета. Он выбрал гнедого жеребца, у
которого глаза почти вылизали из глазниц, он постоянно вращал глазами,
и крутил головой, будто желал увидеть все и всех. Это оказался самый
норовистый конь, его даже прозвали Хэстингом. Вратаам не сделал коню
ничего дурного, а тот дважды укусил его. Не успел паж сесть на него,
как тот его сбросил.
Когда Вратаам, прихрамывая, вернулся в замок, Танкред спросил, какой из коней достался ему, и тот с обидой ответил - Хэстинг!
- Хэстинг? О! Это редкая удача! - без иронии сказал рыцарь. - Редко кому так везет.
Видя вопрос в глазах мальчика, Танкред положил тяжелую руку ему на плечо и пояснил:
- Понимаешь, лошадь - животное умное и тонкое. Нужно
хорошо знать его, чтобы управлять. Лошади привыкли жить табунами, где
есть вожак - глава табуна. Они подчиняются ему не потому, что боятся, а
потому что так лучше для табуна. Конь способен почувствовать страх и
нерешительность всадника, как бы ты его не скрывал.
- Но как? - изумился мальчик.
- Носом. Шучу, сам не знаю как. У лошади есть такие
органы чувств, которых у нас нет, как и у собак, кстати. Лошадь видит в
ночи, чует опасность, которая только надвигается. Если твой конь будет
тебе другом - не бойся довериться ему! Сколько раз мой Храдагор спасал
мне жизнь. Но, вернемся к твоему Хэстингу. Запомни: лошадь капризничает
под тобой, если чувствует твою неуверенность. Перебори самого себя,
уверуй в свои силы и лошадь никогда тебе не изменит. А как лошадь умна!
Ей не нужно повторять дважды, она понимает все сразу - это воистину
благородное животное! Если конь не послушается сразу - вини себя. Если
конь не дает никому сесть на себя, кроме своего хозяина - это означает
верность и то, что твоя душа слабее души его господина.
Другие пажи уже начали тренировки, а Вратаам все воевал
с Хэстингом, получая укусы и удары копытом. Вратааму предложили сменить
коня, но он отказался. И учитель не вмешивался - этот вопрос должен был
решить сам паж: кто победит, тот и будет царствовать. Вскоре Вратаам
удивился - он совершенно перестал чувствовать опасение к выходкам
Хэстинга, он был готов к ним, а после ощутил и свое внутреннее
превосходство. Но Хэстинг так просто не сдавался, он еще долго
преподносил пажу неприятные сюрпризы: то со всего маха ударялся боком о
дерево, чтобы причинить всаднику вред, то старался зацепить его за
что-нибудь ногой, чтобы сбросить. А уж сколько раз он взбрыкивал -
сосчитать никто не решался! К тому же, Вратаам всякий раз получал от
учителя палкой по спине, когда сутулился, в ожидании новой выходки
жеребца.
На одной из прогулок Хэстинг снова стал брыкаться,
пытаясь сбросить неугодного всадника, но, почувствовав его умение
держаться в седле, притворился покорным. Но стоило пажу спешиться и
повести коня в поводу, как тот вздыбился и ударил его копытом. Из-за
острой боли, Вратаам ослабил повод. Конь вновь вздыбился, повергнув
пажа на землю. Голова его была победоносно поднята, ноздри раздуты,
пасть оскалена, будто он собирается укусить мальчика. Еще мгновение и
жеребец вырвется! Вратаам, воспользовавшись поводьями, как спасательным
канатом, быстро встал, заставив коня поднять его своей же силой.
Животное выпучило глаза, увидев глаза укротителя рядом со своими: ведь
он был уже повержен, бессилен, уже почти побежден - и вот он вновь
победитель! Конь чувствует, как напряглись все мышцы на теле человека,
как он бесстрашен и как могуч, несмотря на столь малый вес, по
сравнению с его. Последняя пена спадает с морды жеребца, взор его
меркнет, и голова покорно опускается. " Я буду служить тебе", - молча
говорит Хэстинг.
Прошло время, и пажи должны были продемонстрировать
свои успехи в верховой езде. На ристалище, приготовленном для рыцарских
турниров, на крытой трибуне восседал граф Джоан со своей супругой.
Все пажи демонстрировали свое мастерство в посадке,
управлении конем. Граф был очень доволен, особенно тому, что Вратааму
удалось подчинить Хэстинга. Услышав это, рыцарь Танкред сказал, что
может порадовать его еще больше. Он подбежал к Вратааму и вынул у него
из-под колен две золотые монеты, которые он нарочно положил ему, а
теперь достал, показав всем крепость его посадки.
Граф молвил, обращаясь к пажам:
- Будущие рыцари, запомните: вы всегда будете связывать
доблесть свою и судьбу с судьбой и доблестью вашего коня. Его ранение
или смерть влекут за собой и вашу гибель, если он плохо слушается узды
или шпор, вам придется отвечать за это своей честью.
Мальчики рождаются со стремлением быть победителями. С
детства мечтают стать рыцарями. Но ведь рыцарями не рождаются, этому
нужно учиться. Учиться мужеству, упорству, стремлению к цели, учиться
терпеть боль, лишения, учиться преодолевать голод, спать на холоде под
открытым небом, учиться угождать женщинам, ублажать их, не теряя при
этом собственного достоинства, учиться любить отчизну и себя самого,
чтобы ни перед кем не ударить лицом в грязь.
В школе пажи почти не были предоставлены сами себе. Они
с самого рассвета и до заката были чем-то заняты. Либо прислуживали,
либо учились, либо тренировались. То, что их окружали великие мужи и
постоянное осознание своего предназначения, развивало в мальчиках
рвение к доблести, благородству, подводя их как можно ближе к идеалу
рыцаря. Граф Лотрингский считал, что истинный рыцарь должен быть добрым
и красивым.
Глядя на своих пажей, он говорил:
- Будущие рыцари радуют глаз: своим мужеством и
упорством, телесной красотой, крепостью, проворством и ловкостью,
смелостью, честолюбием, выдержкой, стойкостью и неугасимой жаждой
победы. Рыцарь должен побеждать.
- Ах, стоит посмотреть на Вратаама, - отвечала графиня,
- и он каждого пленит своей красотой, благородной осанкой, когда
заговорит - увлечет вас, а заиграет - околдует ваш слух. Разве можно
его не любить?
- Любить следует всех - все хороши! Хотя бы Тибо. Красавец! Только гонору в нем много - это может ему навредить.
- А Вратаам скромен.
- Это верно. Да только скромнее Антана не сыскать. Как
он мечом людей рубить будет - не пойму. Он и курице, наверное, голову
отделит со слезами.
- Зато Вратаам, если потребуется, отделит голову любому и без слез.
- Клермента, любовь к родне - это священно! Но не
забывайте, что здесь школа и тут все равны! Будете целовать и ласкать
племянника, когда рыцарем станет, если пожелаете.
Графиня опустила глаза и ничего не ответила.
Мальчикам исполнилось двенадцать лет. Их постепенно
приучали спать в малоотапливаем помещении, а основные тренировки были
посвящены упражнениям с мечом.
Бои, даже на палках, не столь безопасны и заканчивались
не только синяками и ссадинами. Бывали случаи, что мальчики погибали
прямо на тренировках. Деревянным мечом нельзя порезать соперника, но
при сильном ударе случались переломы, а для защиты от ударов противника
служил щит.
С деревянными мечами и щитами пажи быстро постигали науку ведения ближнего боя. Постоянно слышался голос учителя:
- Внутрь, наружу! Адальберг, одиночными, двойными ударами и полуударами врага пугай!
- А Тибо не боится! - ответил Адальберг.
- Я ничего не боюсь! - гордо заявил Тибо.
- Это хорошо, что не боишься, но опасаться противника
надо, дабы не получить ранений о которых будешь сожалеть. Бросайся
вовнутрь, не шагай широко! Артур, не давай противнику собраться, не
давай ему стать в стойку! Бей сверху, не теряй времени! Вратаам, бей на
ходу, не давай противнику отдышаться! А ты, Рамир, следи за ним, чтобы
удары поймать, коли сам бить не можешь. Стали в стойку все! Вместе:
круговые, загребающие, рубящие! Превосходно! Разошлись по парам.
Начали! Смотреть, как следует. Пусть глаз не обманет, рука не дрогнет!
Не бойтесь получать удары, отвечайте на удар ударом. Не досадуйте, коль
слегка заденут. Это поможет вам нанести ответный удар, который очень
даже того стоит. Антан, бей в прыжке!
Дыхание! - громко кричал учитель, - не забывайте о
дыхании! Длительный бой выигрывает не тот, кто сильнее, а тот, у кого
хватает дыхания для удара. Бейте на выдохе, чтобы в удар вложить как
можно больше силы - бейте с криком! Боевой клич запугивает противника,
помните об этом.
- Меня не запугать каким-то криком! - возмутился Тибо.
В иной школе он заработал бы подзатыльник (в лучшем случае) и на этом воспитание бы закончилось, однако не в школе благородства.
- Разумеется, Тибо, - согласился рыцарь, - тебя криком
не напугать. Но у тебя другой недостаток - у тебя нет выдержки. Если
какой-нибудь варвар покажет тебе перед боем свой голый зад - ты
свалишься с лошади от негодования!
Все захохотали, а Тибо стал красным, словно перезрелая ягода.
- Я не свалюсь с лошади! - возмутился паж. - Я сдеру с него кожу заживо!
- Чтобы содрать кожу с противника - его нужно сперва победить, - ровным тоном произнес рыцарь.
- Я непременно буду победителем!
- А если нет?
- Как это? - изумился Тибо. - Господь всегда на стороне правого!
- Когда решается Божий суд - да, но на войне далеко не всегда. У варваров тоже есть свой бог, которому они молятся.
- Но разве Христос не всесилен? - с унынием произнес паж. - Тогда я стану молить Святую Деву, она всем помогает!
- Тибо, ты сильный и храбрый. Святая Дева, конечно же,
поможет тебе, и ты победишь варвара. Но где же твое благородство?
Рыцарь должен быть благороден в бою и щадить поверженного врага. Скажи,
Тибо, пощадить благородного соперника легче, чем того, кто дразнил тебя
перед боем?
- Легче, - со вздохом согласился паж.
Следующие упражнения с мечами были воистину тяжелым
испытанием для будущих воинов. На цепи подвешивали по увесистому стволу
дерева, а пажам давали в руки длинные массивные мечи. Со всего маха
мальчики били мечом по стволу, лезвие, будто в сыр, с легкостью входило
в древесину, а вот вынуть его было куда тяжелее, чем загнать внутрь.
Так пажи отрабатывали силу удара.
Пажи продолжали занятия и через несколько дней толстые
стволы деревьев превратились в груду щепок и жалкие поленья, которые
тщательно собирались и использовались на растопку каминов.
Здесь никого не величали "ваше высочество", "ваше
сиятельство", они были лишь пажами, которых в лучшем случае называли по
именам. Но каждый из них прекрасно помнил, кто он. Мальчикам постоянно
твердили: что ты не имеешь права так поступить, ибо ты - дворянин, ты
не можешь так делать, ибо ты граф или будущий герцог, а может быть и
король, ты не можешь позволить себе этого, ибо ты - будущий рыцарь.
Вечерами Вратаам читал графине вслух. У него был такой
приятный голос, что она с удовольствием слушала его. Он прочитал для
графини Клерменты все куртуазные романы, многое из них он тогда еще не
понимал, но что из прочитанного наиболее нравится дамам, он сообразил
сразу. А мудрого Овидия, за семь лет, он прочитал столько раз, что
выучил наизусть. Графиня же, вопреки запретам супруга, непременно
ласкала племянника, целовала его в лоб и всякий раз гладила его золотые
кудри. Когда граф упрекнул ее за это, она взглянула на него своими
восхитительными глазами и, улыбнувшись, произнесла:
- Простите, Джоан, не могу отказать себе в этом удовольствии.
- Я не позволю вам вредить мальчику, - настаивал граф.
Графиня с улыбкой продолжала смотреть на него.
- Тогда делайте это так, чтобы никто не видел или же ласкайте всех одинаково.
- Слушаюсь, мой повелитель, - ответила она.
Клермента избрала второе. Все пажи были красивыми
мальчиками - это был каприз графа, и она с удовольствием награждала их
ласками. Пажей держали в строгости, но женщины не жалели для них добрых
слов и нежности. Без любви поэт не может сочинить достойных стихов и
песен.
Для того чтобы заслужить любовь прекрасной дамы,
будущие рыцари были готовы на все. Быть рыцарем дамы - значит получить
право служить даме открыто. Служить не считалось зазорным. Придержать
рыцарю стремя, подать нужную вещь считалось весьма почетным занятием. А
уж исполнять все немыслимые капризы женщин вообще почиталось за
счастье.
У всех пажей были довольно длинные волосы, но у
Вратаама они были непомерно длинны. Графиня попросила его не стричь
кудри. И он, как и положено пажу, исполнил повеление, не спрашивая
зачем. Самый задиристый из пажей, Тибо, подтрунивал над Вратаамом: "Ты
скоро будешь носить рыцарские косы?" - смеялся он.
- Буду, если того пожелает донна Клермента, - ответил Бранкаллоне.
Когда графиня сочла волосы достаточно длинными, то
остригла племянника и употребила его волосы по своему усмотрению.
Вратаам был счастлив, что смог угодить любимой тетушке. Что есть
ценного у пажа? Пока ничего. Разве что волосы на голове, пышные да
красивые, которые потом многие из них растеряют с годами. Но даже это
сокровище они с восторгом готовы были отдать женщине. И были счастливы
лишь оттого, что видят ее радостную улыбку.
Однажды возвратившись после чтения куртуазных романов у
графини, Вратаам стал свидетелем крупной ссоры между пажами. Дело дошло
бы до всеобщей драки, если бы не подоспел наставник. Бранкаллоне не
примкнул ни к одной из сторон, так как не знал причины ссоры. А дело
было так. Портной сшил всем одинаковые плащи. А Тибо был выше всех и на
него плащ оказался коротковатым. А на невысоком Рамире плащ был длинней
положенного. Тибо отдал свой плащ Рамиру, а взамен потребовал его. Но
Рамир не согласился, и возникла ссора.
Наставник приказал спорящим надеть подлежащие обмену
плащи, поставил их перед всеми и попросил каждого из пажей высказать
свое мнение. Глядя на то, как хороши оба мальчика на вид, все сказали,
что ничего менять не следует - все прекрасно. Один лишь Вратаам остался
надутым и, когда спросили его мнение, он ответил:
- Я не согласен - это несправедливо к Рамиру. Ведь у
него насильно отобрали его вещь, он вправе не соглашаться. Я буду
защищать его, если Тибо не вернет ему плащ.
- Превосходно! - сказал наставник. - Все вы смотрели,
лишь насколько хорошо выглядят пажи в новых плащах, но никто не
взглянул глубже, не увидел, что они чувствуют при этом.
- Победителю достается все! - запротестовал Тибо. - Это закон рыцарства.
- Нет, - ответил священник, - это закон войны.
Запомните, что давать - это наивысшее проявление могущества. Когда вы
отдаете, вы ощущаете свою силу, свою власть, свое богатство. А если
берете, значит тот богаче вас, сильнее и имеет больше влияния. Ах,
Тибо, как же тебе будет тяжело побеждать свою гордыню потом, если ты
сейчас такой. А поскольку ты еще не рыцарь и не в честном поединке
завоевал этот плащ, то верни его владельцу. Никто не вправе лишать
человека его собственности.
Когда пажи обменялись плащами, наставник, глядя на них, обратился к Рамиру:
- Отчего ты упорствуешь, ведь, обменявшись плащами, вы оба выглядели гораздо привлекательнее.
- Я не могу, - ответил Рамир, - этот плащ сшила для меня моя матушка. Она нарочно сделала его большим, чтобы я поскорее подрос.
Никто из пажей не засмеялся и не стал дразнить
низкорослого Рамира за такую заботу его матушки. У каждого из них была
мать и каждый знал, на что он способен ради нее.
Тибо так и остался в коротком плаще и его отныне стали
называть Короткий Плащ. Рамир высоким так и не стал и получил прозвище
Малый Рост.
- В мирских подвигах Тибо многих превзойдет мужеством и
доблестью, - докладывал монах графу Лотрингскому, - но в подвиге духа
он должен будет уступить многим.
К счастью монах ошибся. Как вы уже догадались, Тибо -
это принц, правда не наследник престола, его брат имел счастье родиться
годом раньше и лишил его такой возможности. Все рыцари будут хороши
собой, но Тибо будет особенно хорош: высокий, крепкий, статный, ловкий
брюнет с синими, как морские волны, глазами. Став рыцарем, он не
задержится в замке, а отправится в походы. Он примет участие во многих
славных приключениях.
Когда Тибо спросят, как ему удалось получить так мало
ран при таком количестве сражений, он ответит: "Я никогда не менял свою
славу, силу, любовь и уважение людей на удовольствия. Бог все видит и
он на моей стороне", Короткий Плащ будет везде и всюду привлекать к
себе внимание женщин. Возможно, это так подействовало на мужчин, что в
будущем появилась мода на короткие плащи.
Рамир высоким не станет. Но прозвище Малый Рост пугало противников не меньше, чем всем известное прозвище Львиное Сердце.
Став рыцарем, он не присягнет сеньору, а, как и Тибо, отправится в походы.
Будучи близок со многими благородными дамами, Малый
Рост однако не вызывал ни у кого сомнений в своем безупречном
поведении. До самой свадьбы он сохранит себя девственником, а женится
ни много, ни мало, а в тридцать лет. Зато женится по любви большой и
чистой, будет безумно любить жену и детей, а потом и внуков.
В сорок пять лет он сможет перескакивать через трех
поставленных вместе лошадей и не вложит меч в ножны до шестидесяти лет.
Потом оставит службу и посвятит себя семье. Он станет посмеиваться над
нерасторопностью внуков, запрыгивая на коня, не касаясь стремени,
перепрыгивая через 3-4 ступеньки, когда, ежедневно, будет подыматься к
себе в комнату. Вот такой получится из него дедушка-рыцарь.
Когда Малому Росту исполнится семьдесят, страна начнет
войну, которая продлится не один год. И он вновь наденет рыцарские
доспехи. И еще десять лет со своими сыновьями и внуками будет храбро
сражаться, защищая свое отечество. Ему едва исполнится восемьдесят,
когда он погибнет в одном из самых кровопролитных сражений.
Так будет, а пока это всего лишь дети...
