Елена Тищенко. Второй.

2009-12-24 17:30 615 Подобається 2

Входящий

- Привет.

- Привет, Бодя.

- Ты чего такой грустный? Что делаешь?

- Я? Умираю.

- В каком смысле?

- В прямом, Бодя.

- Стоп. Что случилось?

- Стреляли в меня. В печень, кажется - кровь черная.

- Блин, ты где, Егор? Ты где сейчас?

- Неважно.

- Как неважно? Скажи где ты. Я сейчас приеду. Позвоню. Егор, где ты сейчас?

- Бодя, слушай… Стань хорошим человеком, Бодя. Ты

сможешь. И не мучай себя, ладно? Есть тебе к чему стремиться. Найди

цель и живи. Пожалуйста.

- Егор, блин, это ты живи! Ты должен жить. Потерпи.

Скажи где ты. Я приеду. Кто мне помогать будет? С кем я говорить буду?

И поймет меня кто? Давай, живи. И скажи где ты, пожалуйста…

- Ты и сам все сможешь… Извини, Бодь, успеть хочу… Позвонить. Спасибо тебе. И удачи.

- Нет, стой…

Исходящий

- Здорова, Серега.

- Здорова, Жорик. Как делишки?

- Да не очень. Ты все трудишься?

- Да заканчиваю уже. А ты что уставший такой?

- А я, друг, умираю.

- В смысле?

- Ранили меня. Похоже совсем. Вот и решил позвонить.

- Ты в скорую звонил? Говори, где ты. Я сейчас приеду.

- Не надо, друг. Я просто… поговорить хочу.

- Успеем еще наговориться. Скажи где ты.

- Сереж, послушай…

- Жор, я готов тебя слушать сколько угодно, только скажи мне, где ты и я обещаю слушать тебя не перебивая.

- Сереж, не в этом суть. Ты должен знать. Я не хотел говорить раньше. Боялся.

- Егор, я уже в машине. Говори куда ехать.

- Серега, ты… из всех кого я знаю, ты самый лучший человек на всей Земле. Потому тебе и звоню.

- Не правда, Жор. Ты - лучше. Поэтому давай, соберись. Зажми рану посильнее. Кровь есть? Много?

- Есть, Серега. Слушай. Не живи так. Ты на многое способен, ты сильный…

- Ты тоже, Жор. Прошу тебя, скажи, где ты.

- Серж, не слушай их. Будь добрым, как и есть. Помогай людям. И выйди из рамок. Надо жизнь чувствовать.

- Хорошо, хорошо. Только давай вместе. Покажи то, что

ты хотел. Я знаю, ты пытался. Извини, правда. Я тоже хочу. Давай уж

вместе к цели идти.

- Ты и один дойдешь.

- Нет, я тебя хочу увидеть. Я все равно буду ездить по

городу, пока тебя не найду. Так что давай, помоги мне, чтоб я не зря

катался.

- Будь счастлив, друг. Не забывай, что я говорил.

- Жор, послушай. Все в порядке будет. Только скажи…

- Прощай, друг.

- Да говори же ты!..

Последний

- Привет, мам. Это я.

- Привет. Я слышу. А что голос такой?

- Да… Ты на работе?

- Ну да. А ты где?

- В парке.

- Что ты там делаешь? И что с голосом? Случилось что?

- Похоже…

- Ну так, хватит. Говори что такое. С тобой все в порядке?

- Да не очень.

- Так, не пугай меня. Что случилось?

- В меня стреляли.

- Что!? Где? Где ты?

- В парке. Мам, ты не волнуйся очень.

- Ты что говоришь? Вита, звони 03. Где ты сейчас?

- Мам. Я тебя люблю.

- Я тоже тебя люблю. Только скажи где ты, я скорую вызову.

- Мам, не клади трубку, ладно?

- Да ты что!? Ты расскажи, что случилось, где ты. Только не напрягайся, слышишь? Вита, дай мобильный, быстро.

- Мам, все хорошо.

- Я уже бегу. Тебе сильно больно?

- Больно.

- Сыночек, скажи, пожалуйста, где ты.

- В парке. У лестницы к мосту.

- Хорошо. Ты можешь кого-нибудь позвать? Есть рядом кто-нибудь?

- Нет.

- Он в парке. У какой-то лестницы к мосту. Егорушка, я сейчас приеду, не бойся.

- Я не боюсь.

- Хорошо. Сейчас…

- Мам, не плачь только, ладно?

- Ты, главное, держись, и я не буду.

- Не люблю, когда плачут. Особенно ты… Мне больно становиться.

- Хорошо, сыночек. Ты только говори, говори со мной.

- Скажи папе. Я его тоже люблю.

- Скажу. Сам скажешь.

- Мам, не ругайтесь.

- Не будем. Обещаю, не будем. Как ты себя чувствуешь?

- Уже хорошо. Красиво тут.

- Послушай, папа найдет деньги, не бойся. Поступишь, будешь учиться. Ты же обещал стать знаменитым.

- Не судьба. Мам, это не страшно. Все будет хорошо.

- Сыночек, любименький, ты только держись.

- Да, мама.

Тихо как-то вокруг. И звуков почти не слышно. Словно

вся улица или даже весь город легли вечером спать и разом не проснулись

утром.

Если честно, я совсем не помню, как оказался на этой

улице. Мне кажется, что я просто шел, наверное, всю ночь, и вот теперь

я тут, бреду в липком предрассветном тумане по какой-то грязной пустой

улице, где-то явно на окраине. Дома вокруг маленькие и все, почему-то,

покосившиеся. Заборы с выцветшей краской или же совсем не покрашенные,

местами покрытые плесенью, ободранные снизу, будто стая диких уличных

котов пронеслась здесь незадолго до меня, норовя прорваться за эту

шаткую преграду.

И тишина. Могильная тишина - ни шороха, ни птичьего

перезвона, ни столь привычной для таких районов ленивой брехни собак.

Ничего. Мне разом стало как-то уныло. Я остановился и посмотрел себе

под ноги - сырая, грязно-серая земля с остатками притоптанного бурьяна

не хотела отражать на себе мои следы и напрочь поглощала в себе звук

моих шагов, превращая их в еле уловимый шорох.

Я еще раз огляделся, полностью обернувшись вокруг своей

оси и взглядом выискивая хоть что-нибудь живое в этой унылой картине

утра. Мне вдруг подумалось, что все это сон, из тех пугающих непонятных

снов после которых просыпаешься в холодном поту, вроде и не кошмарный,

но оставляющий чувство тревоги за спиной. Редко когда эти сны являются

нам просто так.

Я закрыл глаза и попытался сосредоточиться, вспомнить,

что же было до этого, как я здесь оказался - это всегда самое верное

средство вынырнуть из такого сна - да еще и, для пущего эффекта,

ущипнул себя за локоть, но ничего не получилось. Секунда, вторая…

- Чего задумался, сынок? - услышал я голос.

Голос!? Я резко открыл глаза и увидел метрах в двухсот

от себя старика. Он сидел на покосившейся табуретке с обломанной

ножкой, под которую был подложен камень для устойчивости, видимо,

сложив руки на некое подобие самодельного посоха, и мирно смотрел на

меня.

- Подойдешь, может, али так потолкуем? - устало поинтересовался он.

Словно очнувшись от нового сна во сне, я двинулся к

нему, продолжая держать себя за локоть и не чувствуя никакой боли от

собственного щипка.

Старик сидел у калитки, самой простой, из проржавевших

и потемневших от времени железных прутьев, к тому же по высоте

доходившей мне только до локтя. Кстати! Только сейчас я опомнился и

отпустил свою многострадальную руку.

Палка, на которую он опирался, действительно оказалась

отломленной веткой, чему свидетельствовал сук, торчащий из-за забора на

толстом стволе исполинского дуба, но имевшей при этом рукоятку поверх

палицы, как у древних египетских жрецов. Одет он был в простые штаны и

такую же простую, не свойственную городским жителям, деревенскую

рубаху, но не холщевые, а видимо некогда благородного материала. И

одежду, и ровно уложенные его волосы, и бородку, на удивление, опять

же, аккуратную, можно было бы назвать белыми, если бы не налет

всепроникающей серости, коснувшейся всего этим пасмурным утром.

- Да ты не больно то разговорчив, - констатировал он. - Может и к лучшему.

- Я… Я, кажется, заблудился, - промямлил я, не сводя с него взгляд.

- Это уж точно, - вздохнул он. - Так и будешь стоять? Присаживайся. Как там у Вас говорят: "В ногах правды нет".

И он указал мне на такую же, как у него табуретку,

прислонившуюся к бревну у меня за спиной, но с целыми ножками. Я сел.

Ощущение нереальности происходящего по прежнему не покидало меня и, раз

это сон, да еще и со смыслом, во мне родилось предчувствие какой-то

важной и одновременно абсурдной беседы, которая должна сейчас состоятся

между мной и загадочным старичком - незнакомцем.

- Меня зовут Егор, - не найдя ничего более логичного, представился я.

- Хорошее имя, - причмокнул он. - Знавал я одного

Егорку Победоносца, как его у вас величают. Хороший был человек. Да

только замучили его и голову с плеч сняли. Нехорошо получилось, вот,

как и с тобой.

- Простите?

- А это не мне тебя прощать. Не мое это дело

- Где я?

- О, ну вот, - выпрямился старичок. - А впрочем, хорошо еще что не "Кто вы?". А то не верите ни во что, а потом удивляетесь.

С ощущением, что сон становится все бредовее, я

пристально посмотрел в глаза собеседнику, надеясь этим развеять

окружающий меня туман. Лицо его, некогда благородное, показалось мне

опечаленным и только в глазах почудилось непривычное здесь тепло.

- Н-да, - протянул он задумчиво. - Вот скажи мне, сынок, чего бы тебе больше всего на свете хотелось?

- Проснуться, - мгновенно ответил я. - Не люблю я такие сны. Да и никто не любит.

- Жаль, но ты не спишь.

- Тогда где я?

- Нигде, - отводя взгляд, тихо сказал он. - У калитки, не видишь что ли?

Я повернул голову. За забором располагался двор с

редкими чахлыми деревцами и пожухлой травой. К забору примыкал дуб, но

был он вовсе не таким большим, как показался мне вначале, а прямо от

калитки убегала к дому простая, из серых плиток, втоптанная в землю

дорожка.

К дому. Только сейчас я заметил в глубине этого убогого

парка небольшой, в два этажа, неизменно покосившийся деревянный дом.

Его почерневшие доски источали собою сырость, а в окне второго этажа,

скорее бывшего чердаком, вообще не было стекол. Мне невольно стало

жалко обитателя этой развалины и понятно желание вырваться из нее хоть

на воздух пасмурного утра, подальше от сырости, которую уже никаким

огнем не прогнать.

- Вы здесь живете? - переводя взгляд на старика, спросил я.

- Я здесь живу, - резко ответил он. - А вот тебе, сынок, туда.

- Зачем?

- А чтоб проснутся, как ты говоришь. Не понял ты еще что ли?

- Хорошо, - не выдержал я. - Туда, да?

Резко поднявшись, я взялся за калитку, дернул. Калитка не поддалась. Дернул еще раз.

- Там засов, - раздался голос из-за спины.

Я остановился, посмотрел вниз. С внутренней стороны

калитки действительно находился самый обыкновенный, железный засов.

Просунув руку между прутьями, я дернул его, но и он не открылся.

Разозлившись и чувствуя себя полным идиотом, я дернул засов еще

несколько раз, но гадкое ржавое железо не хотело поддаваться и я резко

обернулся.

Вопреки моим ожиданиям, старик не смотрел на меня с

язвительной ухмылкой, а, напротив, мерно водил по земле своей кривой

палкой изредка поддевая ею гладкий как шар камешек.

Успокоившись, я молча сел на табуретку.

- Итак, - монотонно продолжил он, - чего тебе больше всего хотелось в жизни?

- Не знаю. Стать режиссером. Любовь настоящую найти. Чтобы друзья всегда были рядом и были счастливы. Мира.

- Хорошие желания. Благостные. - Старик продолжал выводить неизвестные иероглифы на земле. - И что помешало?

Я задумался. Посмотрел на старика. Что он хочет от

меня? И зачем, почему я должен отвечать на такие вопросы абсолютно

незнакомому мне человеку в Богом забытом месте? Впрочем, может это сон

такой, специальный сон, который должен помочь мне в себе разобраться?

- Не знаю, - снова ответил я. - Ничего. Люди, время, жизнь…

- Ну, ну, разошелся. Так и весь мир под одну гребенку

загнать можно. Ты давай мне по бревнышкам все разложи. - Он ковырнул и

отодвинул в сторону свой камешек, прочертил в земле , к моему

удивлению, уж очень прямую линию, и продолжил: - Вот, говоришь, хотел

режиссером стать. Картинки по белой простыне двигать, так?

- Очень хотел.

- А зачем тебе это? Тут ведь либо славы человеческой тебе хотелось, либо идею какую имел.

- Имел, - ответил я. - Да впрочем и не идею, не в том

дело. Понимаете, это как предназначение. Я кино с детства, можно

сказать, заболел. Родители меня фанатиком считали. А все дело в том,

что когда смотришь хороший фильм… Понимаешь, кино дает возможность

человеку, зрителю прожить еще одну жизнь. Ведь для того люди и идут в

кино, чтобы отвлечься от своей обыденности, от рутины, чтобы пережить

приключение, любовь, чтобы ощутить радость или, наоборот, сострадание к

чьему-то горю. И тогда, если фильм хороший, если режиссер в него душу

свою вложил, то что-то изменится в человеке после. Вот так и я. Просто

хотел сделать мир, людей немножечко лучше. А слава или деньги… нет. Уж

если и хотелось мне для себя чего-то, так это признания.

- Красиво говоришь. И душа твоя в этом чиста. Только скажи, сынок, что ты сделал для этого?

- Ну, между прочим, сделал. Сначала просто играл, в

школьном, да и в студенческом театре. Потом писать начал. Стихи и

рассказы небольшие. Ну и в ВУЗ кинематографический поступал. Да только

не поступил.

- Знаю. А почему, как думаешь?

- А вот этого не знаю! - вскинул голову я. - Я очень

хотел, я старался. И конкурсы проходил. В первый раз на экзаменах… да,

молод был, волновался и вообще не о том с мастерами говорил. А второй -

не знаю! Все хорошо складывалось, и мастеру я понравился. А потом бац -

не прошел. Я даже не поверил тогда, так странно мне это казалось. Ну а

после… Работа все силы забирала и…

- И? - Старик наклонился ко мне и в глазах его, то ли

синих, а то ли серых с зеленым, я увидел огонь, свет, льющийся

откуда-то из самых глубин и мне стало совсем-совсем не по себе.

- Я больше не верил в себя, - словно под гипнозом выговорил я.

Старик отодвинулся. Черканул по земле своей корявой палицей и с довольным видом пнул в нарисованное камешек.

- Что ж, с этим разобрались, - констатировал он.

Словно очнувшись, я огляделся и с удивлением заметил,

что туман вокруг рассеялся и кое-где на зеленых стебельках травы

проступила роса.

Да, на зеленых! От удивления я стал озираться,

выискивая все новые и новые признаки жизни в этом, казалось бы,

омертвевшем мире и не сразу заметил пристального взгляда старика.

- Что-то не так? - поинтересовался он.

- Нет. Просто трава…

- Оживает. Так всегда бывает, когда наступает новый

день и новая надежда. - Он улыбнулся, впервые за наше недолгое

знакомство. - Ну, не будем отвлекаться. Ты еще о друзьях, помнится,

обмолвился.

- Друзья. С друзьями мне повезло, - облегченно потягиваясь, сказал я.

- Интересно чем же? Кто для тебя друг?

- Одна женщина мне как-то сказала, что друзей не бывает много.

- Ну почему же? Разве друг это не тот человек что рядом с тобой, с которым дело вас, али интерес какой объединяет?

- Да…

- Но тогда все вокруг, все люди тебе друзья. Потому что с любым человеком можно найти достойную тему для беседы.

- Может вы и правы. Но только для меня друг - это

человек, с которым можно не только поговорить, но и помолчать. Человек,

которого не можно попытаться, а хочется понять. Человек, который будет

рядом не только когда у вас есть общие интересы, но и когда тебе

настолько плохо, что ты можешь нагрубить ему, хоть он того и не

заслужил. О друге беспокоишься, ему помогаешь, ему можно позвонить,

чтобы просто поболтать или поговорить о чем-то серьезном, и он всегда

тебя выслушает. Другу ты всегда рад и он всегда рад тебе.

- Тогда может это уже не просто друг?

- Да, вы правы. Только это все слова разделяют на

"просто" и "не просто" друг, а в жизни ты просто понимаешь, что вот

этот человек и есть твой настоящий друг.

- И у тебя такие есть?

- Пятеро, - с гордостью произнес я.

- Да ты богач, - чересчур наигранно развел руками старик.

Неожиданный, немыслимый здесь звук птичьего пения вдруг

донесся до меня прямо из-за спины. Я резко обернулся на своей

табуретке, но ничего не увидел - только ветви рябины все так же уныло

свисали за соседним забором. Только… ягоды! На ветках, что казались мне

сгнившими века назад, просматривались красные ягоды. Я встал в

нерешительности, буквально не веря своим глазам, чтобы подойти и

рассмотреть их поближе, как вдруг на меня прямо из поразившей меня

рябины выпорхнул воробей, скользнул над моей головой и скрылся в листве

все того же дуба, по неведомым законом растущего за спиной старика.

- Что-то интересное приметил? - поинтересовался он.

Я стоял в остолбенении, глядя на одежду своего

собеседника, которая, готов поклясться, еще недавно, будучи

невзрачно-серой, как и окружавший нас туман, приобрела явственный белый

цвет.

- Что за сон? - почти про себя пробормотал я.

- Упаси тебя Боже каждую ночь такими снами являться. Ну да не об том сейчас. Ты садись, сынок, до конца молви свою историю.

Я сел, пристально разглядывая лицо старика, но он только усмехнулся и добавил:

- Не там и не в том правду ищешь. Я не доска - на мне ничего не написано. Ты мне лучше про любовь свою поведай.

- Про любовь, - повторил я, опуская взгляд. - А что про нее рассказывать? Была любовь, вернее… она и сейчас есть, только…

Признаюсь, я не знал, что сказать. Мысли блуждали,

подыскивая нужные формулировки, руки дрожали, но ответ не появлялся.

Казалось бы, что сложного? Ведь любовь - это та же дружба,

подкрепленная страстью и во сто крат усиленная. Ан нет. Что-то

неуловимое, неосознанное выделяет одного человека из миллионов и делает

его всем, самой жизнью. И ты уже не можешь представить себя без него,

хочешь все время быть рядом. Да, говорят, потом это проходит, но мне

кажется, что настоящая любовь не проходит, а переходит на другой

уровень. Все дальше и дальше, выше и выше пока смерть не разлучит вас.

- Красиво, - задумчиво произнес старик. - А ты, пожалуй, и прав.

- Что? - Я в замешательстве поднял на него глаза. - Разве я вслух все это говорил?

- Нет. Но я тебя услышал.

Он черканул своей палочкой по земле витиеватый символ и спросил:

- Скажи мне только, если ведаешь, что есть любовь, отчего же не счастлив с той, кому подарить ее готов?

Опустив голову я тихо-тихо прошептал:

- Боюсь.

Прямо передо мной что-то громко треснуло, и на землю

упала расколотая надвое любимая стариковская палица. Я вновь посмотрел

на него и глаза мои ослепил яркий свет. На мгновение я зажмурился,

заслонился рукой и, так уже посмотрев на старика, понял, что не от него

этот свет, а лишь отражаясь от белоснежной его рубахи, слепит меня

солнце.

Я обернулся и поймал солнечный зайчик от придорожной

широкой лужи. Только теперь она уже не казалась мне мрачным болотом

готовым засосать любого неосторожного путника, а, наоборот, походила

она на маленькое лесное озерце, потому что в ней отражалось ясное

голубое небо.

- А ты не бойся, - лукаво сказал старик. - Честным будь

- и заслужишь уважение, добрым - и обретешь дружбу, терпеливым к тому

же - и достигнешь своей цели. Только в тебе, сынок, всего этого в

достатке. А не хватает тебе только одного. - Он снова широко улыбнулся,

выдерживая паузу, погладил свою ровную белоснежную бороду, и спросил:

- Сам скажешь али еще посидим, потолкуем?

Где-то высоко в небе с мелодичным пеньем пронеслась,

широко расправив крылья, невиданной красоты птица и, подняв голову, мне

показалось, что перья ее лишь немногим темнее синего неба.

- Веры, - глядя в след своей птице и улыбаясь солнышку, протянул я и добавил: - В себя.

- Молодец, - с легкостью сказал старик, наклонился,

взял в руки совершенно гладкий как шар белый камешек и протянул мне. -

Держи.

- Что это? - спросил я, глядя на камень.

- Как что? Маленькое осуществление детской мечты.

Неужто тебе никогда не хотелось разбить чье-нибудь окошко? Вот только

ты этого никогда не делал, а теперь можно. Бери.

Я взял камень в руки. Он был почти горячим, и я неожиданно понял, что впервые почувствовал здесь тепло.

- А теперь иди, сынок. Пора уж тебе. - И он рукой указал в сторону своего дома.- Иди, там не заперто.

Я встал. Камень приятно согревал промерзшую руку. Я

отворил калитку и пошел по серой потрескавшейся дорожке в сторону дома.

Вокруг дышал новой жизнью маленький дворовый сад, блестели и

переливались на солнце капли росы, радовали глаз зеленым, оранжевым и

багровым листья на деревьях, в стороне от калитки реденько, но ярко

пылали красные маки.

- А вы, все-таки, кто? - крикнул я старику, обернувшись уже на пол пути к дому.

- Ой, сынок, ну зачем портить такую приятную беседу банальностями? - деловито положив руку на калитку, сказал он.

- Спасибо, - прокричал я.

Неожиданно налетевший порыв ветра взъерошил мне волосы.

Я обернулся, со всего размаху швырнул свой камешек в целехонькое окно

чердака и быстро побежал по своей дорожке из серого камня домой.

Коментарі (0)

Додати смайл! Залишилося 3000 символів
Cтворити блог

Опитування

Ви підтримуєте виселення з Печерської лаври московської церкви?

Реклама
Реклама