Отношения с родственниками я всю жизнь поддерживаю
из-под палки. "Позвоните родителям!" - это про меня. Стыдно, да - но не
очень. Ибо нефиг. Что касается родственников дальних - пфф! - на то они
и дальние, чтобы держаться от них на расстоянии.
Но теть-Тоню я люблю. Мы с ней все время были, как
подруги, даже когда мне было от горшка два вершка, а ей тридцать.
Сейчас мне двадцать пять, а ей - соответственно больше. Телефон я не
терплю, поэтому мы пишем друг другу письма - на бумаге, потому что
компьютера теть-Тоня не признает. Не то поколение. Я ей рассказываю про
работу, про главреда, про подсидки и интриги, и про
"денег-нету-ни-хрена", а она мне про любовь, кавалеров и про
"совсем-я-Катька-запуталась-в-своих-чувствах". Кому из нас двадцать
пять, а кому "соответственно", поди разберись. На день рождения она мне
всегда дарит перчатки, потому что я вечно их теряю, и каждый год
подарок оказывается как нельзя более кстати. "О! - восклицаю я. - Как
нельзя более кстати!" - и мы традиционно ржем. А я ей дарю пачки
женских романчиков - теть-Тоня каждый раз смущается и говорит: "Ну что
ты, прямо!", мол, я всякие книжки читаю, а не только про это, но сама
рада-а.
Сегодня я, правда, без романчика и даже без
приглашения. С утра получила от теть-Тони очередное письмо и решила
заскочить после работы потрындеть лицом к лицу. У теть-Тони
образовалась новая любовь, "не поверишь, как бывает", "та-ак
ухаживает", "похож на моего Петьку из школы, за которого я замуж
собиралась, помнишь, я рассказывала?" Если в письме есть слово "замуж"
- значит, дело серьезное. По дороге я купила тортик и две банки
джин-тоника, чтобы отметить обнадеживающий поворот тетиных
романтических исканий.
Лучше бы я взяла водки. Мы с Натальей (свет
Толстозадовной, как я называла ее мысленно), моей двоюродной сестрицей,
терпеть не могли друг друга и едва здоровались, но все равно, известие
о том, что она того... в морге, меня как громом поразило. Об этом
сообщил мне сосед, вышедший на лестничную клетку на мой радостный
грохот в теть-Тонину дверь и крики "Сова, открывай, медведь пришел!"
- Ой, - сказала я испуганно, и почему-то спрятала тортик за спину. - Я ничего не знала... Чего же мне никто не позвонил?
- Антонина Павловна была в таком состоянии... - печально объяснил сосед. - Ей было ни до чего.
- А где она? - я оглянулась на дверь, словно ожидала, что тетя Тоня за ней прячется.
- Не знаю. Может быть, в милиции?
- В милиции?? Да что ж здесь такое было-то?
- Вообще-то я немного в курсе, - понизив голос, сказал
сосед. Вид у него был вполне приличный - в меру запущенный мужик лет
сорока, джинсики, джемпер, аккуратненький такой, наружности вполне
приемлемой. - Но в коридоре как-то неудобно разговаривать...
"Э-э-э", - подумала я неуверенно. Собеседник правильно понял мои колебания и пошел мне навстречу.
- Я как раз собирался гулять с собакой, - сказал он. - Можете составить нам компанию. Пойду обуюсь.
- Я внизу подожду, - благодарно кивнула я.
С тортом в руках я теперь чувствовала себя чертовски
глупо, поэтому вручила его группке девах школьного возраста, сидевших
на детской площадке. Они зафыркали, как счастливые лошади, и предложили
мне в ответ пива. От пива я отказалась и залпом осушила пол-банки
джин-тоника.
Вышел сосед, ведя на поводке маленькую собачку какой-то совершенно бабской породы.
- Какая милая собачка, - фальшиво пропищала я.
- Ее зовут Флора, - растроганно улыбнулся тот. - А меня
- Константин. Если хотите - Сергеевич, но лучше все же без отчества.
Когда молодая привлекательная девушка обращается к тебе по отчеству,
это, знаете ли...
- Катя, - оборвала я неинтересную тему. Я вообще через пол-часа выкину его имя из головы, вместе с отчеством.
- Пойдемте, - он махнул рукой в сторону скверика.
- Не то что бы я хорошо знал Натусю, - начал Константин
Если-хотите-сергеич, и я чуть было не спросила "кого-кого?", сразу не
сообразив, что это сю-сю-имечко относится к моей монументальной кузине.
- Но собачники - это особый клан. Встречаемся каждое утро и каждый
вечер, общий интерес налицо, вот и завязывается знакомство. Наташенька,
к тому же, была очень общительным и открытым человеком.
Господи, как противно он говорит. Молодой же еще
товаристч, а слащавый, как старпер-актеришка. "Бу-бу-бу" - будто шпарит
заученный текст. "Особый клан", "интерес налицо", фи. Впрочем, молодой
привлекательной девушке в виде меня это должно быть до лампочки.
- А давайте сядем на ту скамейку, - включив лампочку, предложила я.
- Давайте, - согласился Сергеич. - Скажите, Катюша, вы как относитесь к вампирам?
Я остановилась как вкопанная. В последнее время народ
свихнулся. Я работник желтой прессы, пора бы перестать удивляться, но,
мой бог, люди, нельзя же верить всему подряд! Эти байки пустили уже
давно - загадочные смерти, характерные раны, невероятные версии -
знаю-знаю, у меня квартирная хозяйка обожает об этом побалаболить.
- Простите, - сказала я в высшей степени вежливо, - вы хотите мне что-то поведать о вампирах?
Если скажет "да", развернусь и уйду.
- Нет, я, собственно, не собирался, - поднял брови Сергеич. - Я спросил вас по другой причине...
В сад другую причину.
- Вы знаете, Константин Сергеевич, - сказала я
зловредно, откупоривая второй джин-тоник. - Я сейчас несколько
расстроена, и к тому же мне очень хочется побыстрее узнать, что, ешкин
кот, приключилось с моими близкими ("близкими", ну надо же, как
заговорила) родственниками, так что вы меня извините, пожалуйста...
- Да-да, конечно, - картинно спохватился Сергеич. - Так
вот. Вчера, на вечерней прогулке, я заметил, что Натуся чем-то очень
огорчена. В ответ на мой вопрос она неожиданно разоткровенничалась и
рассказала о неладах в семье.
- С теть-Тоней? - изумилась я. - Не может быть.
- Дело в том, что недавно в жизни Антонины Павловны появился новый человек. Вы, вероятно, об этом знаете.
- Только в общих чертах. Я, на самом деле, сегодня и в гости-то как раз шла, чтобы узнать подробности. А что?
- Видите ли, Наташенька имела крепкое предубеждение
против нового друга матери и была резко против их отношений. Она не
сообщила ничего конкретного, но говорила очень взволнованно и
награждала этого человека резкими эпитетами.
- Какими эпитетами?
- Сволочью, душегубом, - принялся добросовестно перечислять Константин Сергеич, - кровососом, вурдалаком, чудовищем...
Ветер прошуршал над нашими головами. Начинало темнеть,
от джин-тоника на пустой желудок меня слегка мутило, в голове был
какой-то сумбур. Границы реальности подразмылись. Манерность
Константина Сергеича странным образом усиливала это ощущение
- Она в переносном смысле, - ответила я ласково.
- Да, наверное, - кивнул Сергеич. - Так или иначе, она
была настроена очень решительно, говорила, что не даст ему
"обработать", как она выразилась, мать, что найдет на него управу, что
завтра же отправится в милицию... Я видел друга Антонины Павловны, и,
надо вам сказать, он и на меня произвел необычное впечатление.
- М-м? - мистический детектив просто, а не история.
- Он выглядел необычно. Был похож... как бы это
поточнее описать... на человека, которому есть что скрывать. Был очень
бледен, двигался быстро, какой-то скользящей походкой, низко опустив
голову. На нем всегда были темные очки. Трудно было сказать, сколько
ему лет. Вообще, наружностью он обладал вполне привлекательной -
насколько, конечно, я могу об этом судить... Антонина Павловна была
совершенно под властью его обаяния - я не видел ее такой счастливой
прежде, она совершенно преобразилась.
Знаем-знаем. "Любовь, Катька, лучше всякой косметики", - говаривала, бывало, теть-Тоня.
- Неужели Натка что-то про него откопала? - вырвалось у меня. - Вы считаете, это он?
- Именно так я и считаю, - сказал Сергеич неожиданно
жестко. - Сегодня днем, когда произошла эта ужасная трагедия, я
находился дома. Я только что вернулся из магазина и как раз стягивал в
коридоре ботинки, когда мне показалось, что раздался женский крик.
Через несколько секунд о стену громко стукнула дверь, и крик прозвучал
снова. Это был голос Антонины Павловны. Я тут же посмотрел в глазок, и
увидел, что ее приятель, не оглядываясь, сбегает вниз по лестнице. Мы
выскочили на площадку почти одновременно: я, Аллочка, дама из квартиры
напротив, и Антонина Павловна, вся в слезах и с белым от ужаса лицом.
- Вызывайте "Скорую", - сказала она. - Наточку убили. Упырь проклятый!
И захлопнула дверь. "Скорую" и милицию вызвала Аллочка.
- Жуть какая, - я поежилась. - Вы меня поэтому спрашивали о вампирах? А вы сами-то как к этому относитесь?
- Как минимум как к предмету исследования, - ответил Сергеич. - Я фольклорист.
- И что? - я подавила в себе желание перейти на шепот.
- Вы, как фольклорист, хотите сказать, что эта паника вокруг необычных
смертей возникла не на ровном месте? И домыслы насчет вампиров не такие
уж и домыслы? Но вампиры же орудуют по ночам - они же боятся солнца. И
чеснока, - подумав, добавила я.
- Это в сказках, - Сергеич махнул рукой. - С какой
стати человеку с нестандартными вкусовыми предпочтениями бояться
солнечного света? Что до чеснока, это, опять же, вопрос предпочтений.
Если вам нравится шоколад, и вы терпеть не можете куриные потроха,
естественно, вы будете испытывать удовольствие от одного и испытывать
отвращение к другому. Вампиризм - явление, известное не только
мифологии, но и медицине. И это не болезнь и уже тем более не
психическое отклонение, как принято было считать в темные века; это
лишь склонность, заложенная природой, если хотите - ориентация. Нельзя
преследовать индивидуума лишь за то, что он отличается от других.
- Но они же людей убивают! - разговор неожиданно стал совершенно диким, и в мозгах у меня была полная каша.
- Гораздо реже, чем так называемые "нормальные" люди, -
возразил собеседник. - Вампиры, как правило, натуры тонкие,
чувствующие, ценители прекрасного - и, как ни парадоксально, гуманисты.
- Но Натку-то один такой гуманист угробил? Или про
теть-Тониного мужика вы мне просто так страсти рассказывали, а он тут
совсем не при чем?
Константин Сергеич нахмурился.
- Наташеньку убил именно кавалер Антонины Павловны, это
правда. После того, как я услышал ужасное известие, я выбежал на улицу
за ним вслед. Держась в стороне, я незаметно проследовал до его
местожительства. В лифт мы вошли вместе. Он нажал кнопку седьмого
этажа, и спросил меня: "А вам какой?" "Такой же", - ответил я и спустя
некоторое время добавил: "Я, вообще-то, к вам". "Что надо?" - буркнул
он грубо. - "Хотелось бы побеседовать". В квартиру он меня приглашать
не стал, и мы вышли на лестницу.
Ветер налетел на сквер снова, и деревья в темнеющей аллее зашумели угрожающе и зловеще.
- Не буду пересказывать содержание нашего разговора, - продолжал Сергеич. - Он не затянулся.
Он поднял ворот ветровки. Моська Флора нагулялась и прыгнула на скамейку рядом с хозяином.
- К моему удивлению, этот необычный человек не стал
ничего отрицать. Его переполняли злоба и гнев, и ему словно хотелось
излить их на окружающий мир. Слова, которые произносил этот неистовец,
были ужасны, но от него веяло такой разрушительной силой и дикостью,
что я невольно отметил эстетическую сторону происходящего. В жестокости
есть своя красота...
- Да как же вы не побоялись? - не выдержала я.
- А почему я должен был бояться? - удивился Константин Сергеич.
- Так он же вампир!
- Нет, что вы, - мягко сказал теть-Тонин сосед и
погладил свою собачонку. - Он преступник, рецидивист: аферист,
грабитель, теперь вот еще и убийца. Входил в доверие к немолодым
женщинам и подбирался к их накоплениям. Наташенька случайно узнала о
его, так сказать, истинном лице - каким образом, ума не приложу. Вместо
того чтобы сразу отправиться в милицию, она выложила карты на стол,
стала кричать, угрожать. И вот, такой душераздирающий финал...
- Ничего не понимаю. А к чему тогда была вся эта болтовня о... О!
Внезапно я все поняла. Тонкие, чувствующие, ценители
прекрасного. Идиотская манера разговора, прилизанность, любезность,
симпампусенькое животненькое, "эстетическая сторона происходящего"...
Мамочки, как темно и пустынно вокруг!
- Вы сейчас выпьете мою кровь? - спросила я тоскливо.
- Какое варварство! С каким дремучим невежеством нам
приходится мириться! - в голосе вампира звучала неподдельная горечь. -
Вспомните, что я вам говорил, Катя. Вампиризм - это выбор. Выбор двух,
я подчеркиваю, двух взрослых людей! Никто не собирается его навязывать
направо и налево. Никто не собирается заниматься его пропагандой. Так
называемым "нормальным" ничто и никто не угрожает. Откуда эти дикарские
суеверия?
- Значит, не будете пить? - тупо уточнила я.
- Вы, юная леди, безусловно, очаровательны, но, простите за каламбур, совсем не в моем вкусе, - хмыкнул Константин Сергеич.
Надо было делать ноги, пока он не начал считать иначе, но моей безумной башке хотелось расставить все точки над "и".
- Но теть-Тониного хахаля же вы... извините... употребили против воли? Или он тоже изъявил согласие?
- Безусловно, изъявил, - оскорбился Константин Сергеич.
- Конечно, я очень хорошо относился к Наташеньке, и мне больно было
сознавать, что этот человек безжалостно растоптал ее жизнь. И, тем не
менее, хотя в его случае мы дошли до финальной черты, он согласился на
это добровольно. Я не могу изменить собственную природу. Грубое насилие
мне чуждо и отвратительно.
- Да с какой же стати он согласился? - крикнула я.
Константин Сергеич посмотрел мне в глаза.
- Непознанное влечет человека, как огонь - бабочку, -
сказал он нежно. Голос его стал низким и тревожащим, а взглядом он
держал меня, как рыбку на крючке - как ни старалась я сорваться, ничего
не выходило. Какие интересные у него глаза: светятся в темноте, как
угли, прям завораживает... - Нужно только показать человеку
привлекательность неведомого, убедить, что не нужно бояться. -
Оказывается, он безумно интересный человек, этот Константин Сергеевич!
С какой стати я его считала придурошным? Он ужасно мне нравится, вот
что я вам скажу, товарищи. - А умение убеждать - это у нас врожденное,
- горящие глаза прищурились. - Мы очень харизматичны... - Взгляд потух
и отодвинулся. Крючок вытащили из смирившейся со своей участью рыбки. -
Идите-ка, деточка, домой, уже очень поздно - и, пожалуйста, выкиньте из
головы отвратительные предрассудки. Терпимость и понимание, Катюша,
терпимость и понимание...
"Да я что, Сергеич? - думала я, шагая к метро. - Я
терплю. Я понимаю. Я вообще симпатизирую меньшинствам, особенно
социально дискриминируемым. Но помочь вам ничем не могу. Я, конечно,
напишу статейку, которую, конечно, назову "Интервью с вампиром" - но
поведаю в ней не о вашей идеологии консенсуса, а стану живописать новое
загадочное убийство и характерные раны, моей квартирной хозяйке на
радость. Материальчик про мирное сосуществование и всеобщую любовь
просто-напросто зарубит редактор. Человечество, знаете ли, дорожит
образом врага и расстается с ним весьма неохотно... Имена и детали я,
конечно, изменю - но это все, что я могу для вас сделать".
