Вадим Карелин

В этом году

Эйфелевой башне исполняется 120 лет — возраст солидный. За эти годы она

перестала быть самым высоким, самым оригинальным, самым эпатирующим

сооружением. Однако ее популярность постоянно растет: сегодня это самая

посещаемая достопримечательность мира, на нее уже поднимались больше

250 миллионов человек. В чем же секрет привлекательности этой «Пастушки

облаков», как ласково называл Эйфелеву башню поэт Гийом Аполлинер?

Наследственность

К 1887 году

Густав Эйфель был уже известным инженером. Именно он построил самый

высокий на то время (122 м) железнодорожный виадук на юге Франции

и спроектировал вращающийся купол обсерватории в Ницце весом

в 100 тонн, приводившийся в движение усилием одного человека, а также

создал многочисленные проекты подвижных мостов, вокзалов, машин для

Панамского канала.

Неудивительно, что в конкурсе проектов

ко Всемирной выставке в Париже 1889 года победила его идея чудо-башни.

Выставка была приурочена к 100-летнему юбилею Французской революции,

и парижане хотели обязательно чем-то поразить гостей. Одним

из рассматривавшихся тогда проектов, например, была гигантская

гильотина. Был и вариант каменной башни. Но только Эйфель предложил

построить башню из металла, вдвое превосходящую по высоте самые высокие

сооружения того времени. Отказать ему было невозможно, и Эйфель получил

первую премию в объявленном французским правительством конкурсе.

Со свойственным ему энтузиазмом он воскликнул тогда: «Франция будет

единственной страной, располагающей 300-метровым флагштоком!»

Фигура и сложение

Сейчас,

как и 120 лет назад, Эйфелева башня поражает своей необычной формой

и конструкцией. Всему этому есть свое объяснение. Эйфель заложил

в проект исключительно целесообразность: не знавшее равных по высоте

сооружение должно было противостоять главному сопернику — ветру.

И с этой задачей инженер справился блестяще: самому сильному за всю

историю башни шторму удалось отклонить ее верхушку всего

на 14 сантиметров! И это при том, что в ясную погоду в результате

нагрева солнечными лучами одной половины башни и расширения металла

верхушка башни отклоняется на 18 сантиметров.

Но французы

не были бы французами, если бы не позаботились и об эстетике.

Архитектор Стефан Совестр придал Эйфелевой башне утонченную

элегантность, связав ее опоры с площадкой первого этажа

пропорциональными арками, ставшими одновременно входом на выставку.

Он же предложил проект округлой верхушки, обшитых камнем цоколей опор

и многочисленных застекленных помещений на разных этажах.

Башню

возвели в рекордно короткие сроки: с января 1887 года по 31 марта

1889 года. Это тем более удивительно, что в то время не было не только

кранов, способных поднимать конструкции на такую высоту, но и вообще

никаких технологий строительства подобных сооружений. Все делалось

в первый раз. Для ускорения работы металлические детали

(а их было12 тысяч плюс 2,5 миллиона соединяющих заклепок) на земле

объединяли в узлы, их к месту установки поднимали специально

сконструированные гидравлические краны, которые двигались по рельсам,

проложенным для будущих лифтов. Необычным было и то, что траектория

движения поднимавшихся грузов не была прямолинейной — она повторяла

линию опор.

На строительстве были заняты около 300 человек.

Несмотря на беспрецедентную сложность работ, ведшихся непрерывно,

за все время никто из рабочих не погиб — уникальное достижение для того

времени.

Косметика и макияж

Сложно представить,

но изначально, в 1889 году, Эйфелева башня была красной — все-таки

строилась к юбилею революции. Через три года ее перекрасили

в охристо-желтый, а затем в коричневый цвет. С 1968 года используется

привычный нам бронзовый цвет четырех оттенков, создающих оптическую

иллюзию равномерной окраски по высоте. К слову, башню красят вручную,

раз в семь лет, расход краски, состав которой держат в секрете, — около

60 тонн!

В создании

столь знакомого нам облика башни не меньшую роль играет свет.

Первоначально башню освещали 10 тысяч газовых фонарей и два прожектора.

На верхушке был установлен знаменитый маяк, дававший синий, красный

и белый свет — по цветам французского флага. Сегодняшнее

золотисто-желтое освещение создают 20 тысяч электрических лампочек,

а к различным праздникам устраивается дополнительная иллюминация.

Моде вопреки

Появление

Эйфелевой башни французы восприняли очень и очень неоднозначно. Она

не просто явилась совершенно революционным сооружением — она

претендовала на изменение всего архитектурного облика столицы Франции.

Ги де Мопассан, Александр Дюма-сын, Франсуа Коппе и другие «защитники

нетронутой до настоящего времени красоты Парижа» выступали «от имени

попранного французского духа и находящегося в опасности национального

искусства, а также истории Франции против возведения в самом центре

нашей столицы бесполезной и чудовищной Эйфелевой башни». Говорят,

Мопассан, не желая смотреть на «это чудовище», обедал в ресторане

башни — единственном месте, откуда она не видна.

Но время

таинственным и непостижимым образом расставляет все на свои места.

Сегодняшний Париж уже невозможно представить без силуэта башни,

настолько сроднилась она с городом. Пророческими оказались слова

Густава Эйфеля: «В этом колоссе существует некая притягательная сила

и внутреннее очарование, которые не вписываются в привычные концепции

искусства».

Романтика в душе

Но у «Пастушки облаков»

есть один секрет, который невозможно понять. Наверное, и не нужно

понимать, потому что он, как и вся ее история, совсем не логичен.

Согласитесь, ну какая логика была в том, чтобы посреди прекрасного

города построить стальную башню? Чтобы через 20 лет не снести ее, как

было изначально запланировано? Чтобы полюбить ее и сделать своим

символом? Нет, это не логика и не трезвый расчет, а что-то другое.

Эйфелева башня должна была появиться, потому что, возможно, просто

не было другого способа выразить душевный порыв целой нации романтиков.

«Она

сохранила свою особую магию», — говорит директор Эйфелевой башни Жак

Марвийе. И он прав. Эта магия до сих пор ощущается. Ощущается, когда

смотришь на залитую золотым светом башню, пронзающую ночь лучом

прожектора. Когда рискуешь заблудиться в 80-метровом лабиринте из елок

на первом этаже, в котором сотрудники периодически переставляют

деревья, чтобы вы случайно не запомнили путь. Когда с ее высоты город

вместе со всеми его проблемами вдруг становится маленьким-маленьким,

а в лицо дует свежий ветер. Когда вспоминаешь истории о безумцах,

поднимавшихся наверх с самодельными крыльями ради того, чтобы познать

наслаждение полетом.

Эйфелева башня будто нам о чем-то напоминает, вам не кажется?