Беседовала Елена Белега
Как-то
в одном нашем разговоре Шамиль Гимбатович Алиев размышлял о том, как
нужно затачивать карандаш. Слишком обнажишь грифель — он сломается,
оставишь чуть-чуть — получится некрасиво. «И что ты красивого напишешь,
если некрасивым карандашом писать будешь?»
Потом несколько дней я
только о карандашах и думала. А когда поделилась своими «карандашными»
открытиями с другом, то оказалось, что красота — критерий эффективности
не только для Шамиля Гимбатовича. У друга в институте был необычный
профессор. Принесли ему однажды студенты инженерный проект. Профессор
на проект посмотрел и сказал: «Это работать не будет». Студенты в
недоумении… Просили цифры проверить, уверяли, что все правильно должно
быть. Но профессора не переубедили: «Зачем цифры считать, я же вижу:
некрасиво».
Что же это за видение такое? И почему одни видят, а другие нет? И при чем здесь математика?
 |
| Шамиль Гимбатович Алиев, доктор технических наук, почетный академик космонавтики, советник председателя правительства Дагестана по науке и ВПК |
• Шамиль Гимбатович, какое бы вы дали определение математике? И как она связана с красотой?
Когда
даешь определение математике, нужно всегда себе представлять, для какой
аудитории оно предназначено. В школе имеют в виду одну математику, в
университете другую. На самых верхних математических этажах, которые
мне приходилось облюбовывать, мне по душе то, что сказал Рассел:
«Математика никогда не знает, о чем она говорит, и никогда не знает,
правильно это или нет».
• Как так?! Разве математика не точная наука?
Математика,
о которой говорил Рассел, — это высшая форма абстракции. Математик как
работает? У него есть аксиомы и правила поведения, точнее сказать,
правила выведения: понятия, суждения, умозаключения. Почему математика
непостижимо парадоксальна, как и красота? В быту разные вещи имеют
разные имена, и поэтому человек может среди них ориентироваться. А
математика, по словам Пуанкаре, — это искусство разным вещам дать одно
имя. Скажем, колебания — это имя, которое относится и к маятнику, и ко
всему, что колеблется! И это бесчисленное множество явлений, которые
отличаются друг от друга: поступательное движение — колебания, кручение
— тоже колебания… Эффективность математики в том, что она понимает, как
«свертка» в одном оказывается развернута в другом. И это ее роднит с
красотой. Примеров прекрасного привести можно очень много, но почему
оно прекрасно, мало кто скажет.
• Вы как-то
говорили, что человека поднимает над обыденностью и уносит в мир
прекрасного, в мир абстрактных идей, мир Математики влюбленность в
собственную душу. Получается, влюбляешься в свою душу — и мир
прекрасного тебе гарантирован?
Бытовой мир — это мир
инстинктов. Он полон шелухи, которая будет на тебе виснуть и рождать
агрессию, в принципе тебе не свойственную. Он будет заставлять тебя все
время думать о клыках. А в мире прекрасного, в мире красоты все время
растут крылья; клыки не развиваются. Поэтому на пути к священным
знаниям взмах крыльев убивает клыки. Эта дорога внутренняя, с жесткими
ступенями — этапами: сначала нужно пробудить в себе ощущение того, что
крылья где-то там должны быть, потом — размах этих крыльев, потом
разбег, потом уже полет. Нельзя просто сказать себе: «Полетел!» Это
немножко аморально. Почему? Чтобы мир получил свой полет, требуется
безжалостная борьба мира клыков и мира крыльев.
 |
| Математик легко связывает вещи, казалось бы не имеющие связи. Так, Шамиль Гимбатович отметил потрясающую аналогию математических моделей, которыми описывают процесс заточки гвоздя, иглы, лезвия, ножа, кинжала, топора, резака и крыла: игла и гвоздь режут в одной точке, лезвие, нож и кинжал — по линии, резак и крыло — по поверхности. «И во всех случаях „наряды“ на эти разные физико-технические явления можно „надеть“, рассматривая их с точки зрения гидродинамики потока и задач обтекания». |
• Но человек может рассуждать и по-другому: ты давай лети, а мне и так хорошо…
Правильно.
«Пешеходы», которым и так хорошо, — это и есть вызов, брошенный
крыльям. Поэтому раз в тысячелетие или даже реже появляются глубоко
одинокие люди — люди с зачтенным одиночеством, благодаря которым
человечество не кануло в вечность. Их дух не подвластен миру
обыденному. Но чтобы такие люди рождались, нужна стартовая площадка, на
которой была бы проведена изнурительная, просто чудовищных масштабов и
глубины работа: подготовка к полету. Есть вороны и другие птички,
которые здесь вот летают и шумят. А есть орлы, которые летают повыше. И
есть суперорлы, которые летают в заоблачных высотах. И их полет — это
красота Духа и ее неопределенность. У людей, которые живут в мире
прекрасного и совершенства, нет ничего, кроме черновиков — их
переживаний. Для таких людей, кроме черновиков, ничего быть не может.
Чувство красоты адекватными словами не выразишь. Это очень интимно. Это
как показывать черновики. Но я абсолютно уверен, что для возвышенного
Духа черновики обладают абсолютной чистотой. И силой. И передать ее
можно только близкому по духу. Как в золе есть огонечки, с помощью
которых можно что-то зажечь, так истина и красота, даже в малых дозах,
радиоактивируют душу…
• Шамиль Гимбатович,
почему удается описывать математическим языком явления природы? Это
наша ловкость какая-то, или за этим есть что-то?
Нет
здесь никакой ловкости. В мире царствует гармония, мир развивается
гармонично. Гармонию: пропорции, ритм — улавливает наш мозг, причем
очень симпатичным образом. Первое улавливание, думаю, было связано с
некоторым тиканьем и чередованием звуков, явлений. Мы как понимаем?
Только в результате повторов. Поэтому мы говорим: «Скажи еще раз, как
это там… скажи еще раз…» Повторение — первичная необходимость, оно
нужно для того, чтобы до нас дошло то, что требуется.
• А как же озарение?
Сначала
повторение, потом понимание, а потом уж озарение. Так устроен наш мозг.
Мы начинаем понимать, когда одно и то же явление, с которым мы
сталкиваемся, создает у нас в голове чувство пропорции и ритма.
 |
•
Мы до сих пор не можем договориться, что красиво, а что уродливо,
ссылаемся на крылатую фразу: «О вкусах не спорят». Как все же мы
отличаем одно от другого?
Это очень широкий вопрос. Для
меня красота — это то, что связано с погружением в проблему в поисках
внутреннего совершенства. Все остальное отличается равнодушием,
безразличием. Уродство физическое на меня не влияет, а от духовного
меня просто трясет. Для меня первый мощный толчок к пониманию красоты
был связан с бесконечно малым. Почему? Бесконечно малое — это посредник
между природой и мозгом в силу ограниченности и первичной заданности
нашей мысли… Наша мысль дискретна, а бесконечно малое создает чувство
непрерывности.
• То, что мысль дискретна, это реальность?
Да.
Как мы считаем? Наш счет дискретный. Никто не может считать непрерывно.
Хотя между двумя числами есть еще, а между ними еще… Способ понимания
дискретный. А иллюзию непрерывности создает бесконечно малое.
•
Многие ученые считали, что, если формула простая, красивая,
следовательно, она хорошо описывает явление природы. И как результат —
мы ближе к истине.
Да, например, Гамильтон сначала
требовал красоты результатов. Почему громоздкие вещи отскакивают от
нас? Нам трудно уловить гармонию, хотя какое-то ощущение от явления мы
уловили… А простые формулы, например E = mc2, создают эту гармонию. И
все наши отходы от красивых классических форм происходят не ради того,
чтобы не следовать классике, а ради постижения нового. Какой была
астрономия до Кеплера? Она была безобразна. Чтобы что-то понять, нужны
были сложные траектории, всякие там шестеренки… Что сделал Кеплер? По
примеру Коперника он «остановил» Солнце, и все планеты стали двигаться
по эллипсу. Он всего-навсего изменил систему координат. И ему помогло
чувствование реальности. Благодаря чувствованию реальности в искусстве
рождались новые стили. И у каждого этапа своя цель — открыть еще одну
грань мира красоты. Если придерживаться таких канонов, все будет
безошибочно. Я думаю, что страсть человека свести все к единому всегда
глупостями заканчивается.
 |
• А как тогда объяснить тот тезис, что мир построен по единым законам?
Не
знаю. Поэтому мне близко то, что делает Берталанфи. Мир не единый. Мир
— это множество. И думать, что мы с далеко не совершенным сознанием
сможем создать единую картину мира, по-моему, заблуждение.
• И все-таки, если мы по-разному воспринимаем красоту, можно предположить, что есть красота и Красота?
Я
бы сказал, что есть красота объективная и красота субъективная. Первая
создает фон благородства от неисчислимого количества великих людей,
чьими трудами и страстями развивался стиль Неба. Мы счастливы быть
сопричастными к этим эпохам и цивилизациям. На аверсе этих достижений —
свобода, на реверсе — конец сатане. Красота субъективная всегда
интимная и тайная. Стиль Неба у каждого свой. В этом смысле моя звезда
не Полярная. Восточные мудрецы называют эту звезду Зарра. Расшифровка
ее «кардиограммы» там, в заоблачных высотах, в пяти девятках, в которых
закодирована тайна золотого сечения. Может возникнуть вопрос: нельзя ли
обойтись без умствований на тему красоты? Можно! Но с красотой и
свободой и хорошо и плохо, без них — только плохо.
