Ольга Лебедева
В дорогу
Утром
последнего дня августа 1830 года Пушкин покидает Москву. Через
Владимир, Арзамас, Муром, Лукоянов он едет в имение отца, село Большое
Болдино Нижегородской губернии. Позвякивают колокольчики под дугой,
остаются позади деревни, почтовые станции, усадьбы. Впереди 500 верст и
почти четыре дня пути…
Теперь от Москвы до Нижнего Новгорода
всего семь часов на поезде, а оттуда до Болдина еще часа три на
автобусе. Стоит октябрь, леса оголились, и только редкие березки радуют
своей ярко-желтой листвой. Мимо автобусного окна проплывают вспаханные
влажные поля, на других весело зеленеют озимые. Все оттенки желтого и
зеленого! Степь, просторы, необъятная ширь. Здесь, наверное, мало что
изменилось со времен Пушкина. И хотя прошло почти 200 лет, стоит только
настроиться на «пушкинскую волну», и уже трудно отделить XIX век от XXI
и свои впечатления от впечатлений поэта.
В 1918 году, когда по всей России пылали барские усадьбы, болдинские крестьяне собрались на сход и приняли решение: «Эту усадьбу, на ней дом с флигелем и другими постройками и фруктовым садом взять на учет своего совета, соблюсти, сохранить под своим надзором и на месте сим желательно увековечить память великого поэта, нашего помещика А. С. Пушкина». |
В доме
Болдино
встретило нас низким серым небом и полупрозрачной туманной дымкой,
скрывшей горизонт и дальние пейзажи. В небольшом парке за редкими
деревьями виднелся деревянный господский дом с мезонином.
Поэт
поселился в нем, на первом этаже. В первый приезд его одолевали тяжелые
мысли и на душе не было спокойствия, «без которого ничего не
произведешь». Но спустя всего несколько дней он уже был очарован
неброской красотой Болдина и писал другу и издателю Плетневу: «Ах, мой
милый! Что за прелесть здешняя деревня! Вообрази: степь да степь;
соседей ни души; езди верхом сколько душе угодно, пиши дома сколько
вздумается, никто не помешает».
Входишь в дом и сразу попадаешь в
«зальце», самую просторную комнату с большими окнами и застекленной
дверью. За ней открывается взгляду деревенский пейзаж: усадебный двор с
бревенчатыми постройками и широкой поляной посередине. Чуть
поскрипывает пол под ногами, кажется, что дом живой и дышит. И хорошо
знает и помнит Пушкина.
Обстановка проста: две угловые печи,
между ними большой диван с деревянной спинкой, круглый столик с
рукописями, на стене потемневшие от времени фамильные портреты. Здесь
Александр Сергеевич обычно обедал и отдыхал.
Спать он укладывался
поздно, в ночной тишине деревянного дома слышалось множество шорохов и
звуков: вой ветра за окном, треск поленьев в печи. Его душа сливалась с
природой, с любимой им осенью, и он писал, писал…
Записи Александра Сергеевича |
Записи Александра Сергеевича |
Кабинет
Для работы поэт облюбовал угловую комнату, обстановку в ней восстанавливали по его собственному рисунку.
Сразу
привлекает внимание письменный стол в середине, на нем пожелтевшие
листки, исписанные его летящим почерком, свечи, гусиные перья. И вот
уже мнится, что сидит за этим столом Александр Сергеевич, углубленный в
разговор с самим собой, и грызет в задумчивости кончик пера, а потом
оно, чуть поскрипывая, выводит на бумаге строки, которые хочется
повторять:
Но не хочу, о, други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь… |
На
бюро — план работы над «Онегиным», лист с зашифрованной десятой главой
(ключ к ее шифру нашли только в 1910 году). Рядом страница с пушкинским
рисунком: тонкий профиль, ироничная складка губ… не Онегин ли это?
Вотчинная контора |
Вотчинная контора
Посыпанная
песком дорожка ведет к флигелю из соснового дерева, крытого тесом.
Внутри две большие комнаты, соединенные холодными сенями. Это вотчинная
контора, здесь Пушкин останавливался в свой второй приезд, осенью 1833
года.
Жил он в просторной невысокой горнице со стенами из гладко
обструганных бревен, до сих пор пахнущих смолой. От сохранившихся вещей
той поры так и веет стариной: липовая бадейка с медным ковшичком,
лубяные короба, черноглинная керамика.
Здесь были написаны вторая
часть «Медного всадника», «Анджело», сказки, стихотворение «Осень» —
плавные свободные строки легли во всю ширину листа:
…И забываю мир — и в сладкой тишине Я сладко усыплен моим воображеньем, И пробуждается поэзия во мне… |
Сказочные домики
Есть
в Болдинской усадьбе еще два замечательных деревянных дома,
восстановленных по фотографиям XIX века. Рассказывают, что в одном из
них бывал поэт и писал на бревнах свои автографы — старые стены долго
хранили их.
Узнаете сцену из "Сказки о метвой царевне и о семи богатырях"? |
Здесь
на прекрасно сделанных панно, витражах, на шелке живут герои пушкинских
сказок. Прямо напротив входа застыли старик со старухой из «Золотой
рыбки» — смотрят на свое корыто, стоя меж развешанных сетей. На лавочке
пристроился кукольный Балда с бесенком на руках. Окна дома изнутри
затянуты светлым шелком с изображениями сказочных сцен. На первый
взгляд рисунки выглядят бледновато, но стоит посмотреть на них сбоку —
и линии, как по волшебству, обретают яркость, а краски — сочность.
Одним словом, сказка! И она тем удивительнее, что большую часть этих
работ сделали дети.
Вокруг Болдина
К
югу от Болдина растет на холме роща Лучинник — любимое место прогулок
Пушкина. Здесь сохранился родник, вода в нем чистейшая, с примесью
серебра. Рассказывают, что название роще дал сам поэт. Однажды перед
вотчинной конторой собрались наказывать розгами мужика, срубившего в
роще березу. Пушкин спросил, зачем он это сделал. Мужик не растерялся:
«Света, барин, нет, лучин нащипать не из чего». Поэт отменил наказание,
но сказал: «Подождите рубить. Роща молодая — настоящий лучинник, потом
вам же на пользу послужит». И в самом деле, в разгар осени листва
деревьев словно пылает, так ярки ее краски.
Еще
южнее располагается деревня Львовка. Она тоже входила в вотчинные
владения Пушкиных. Александру Сергеевичу были хорошо знакомы эти
живописные ландшафты с прудами и хороводом деревьев вокруг. Как легко
вообразить здесь пушкинских героинь, бродящих по аллеям с томиком
нового французского романа или мечтающих, сидя на скамье над прудом. И
не удивляет, почему именно во Львовке создан Музей литературных героев
«Повести Белкина». Здесь можно заглянуть в светлую комнатку Лизы из
«Барышни-крестьянки» и рассмотреть ее русский сарафан и лапти; рядом
комната Марьи Гавриловны из «Метели» и кабинет графа из повести
«Выстрел» — на столе пистолет, игральные карты, недокуренная трубка…
***
Болдинская
осень была самой удивительной в жизни поэта. Тишина и уединение,
ощущение полной свободы, спокойные ландшафты под огромным куполом неба
— всё помогало душе настроиться на творчество. «Он запирался в своей
комнате и писал в постеле с утра до позднего вечера, одевался наскоро…
выезжал часа на три, возвратившись, опять ложился в постелю и писал до
петухов. Это продолжалось у него недели две, три, много месяц, и
случалось единожды в год, всегда осенью. Приятель мой уверял меня, что
только тогда и знал он истинное счастие» — читаем в неоконченном
«Отрывке». Здесь, в Болдино, понимаешь, что эти строки Пушкин написал о
себе самом. Отпущенное на свободу вдохновение вылилось в необыкновенное
разнообразие тем, замыслов, наполнило его стихи и прозу счастьем,
которое стало истинным «чудом болдинской осени». И до сих пор живет
здесь, маня к себе…