Олег Филин
Вот я сказал «гора» и
забрал ее вместе с гиенами, шакалами, затишками, подъемом к звездам,
выветренным гребнем... но у меня всего-навсего слово, и его нужно
наполнить.
Антуан де Сент-Экзюпери
Зачем идете в горы вы... |
Иногда
мне кажется, что это был всего лишь сон. Прекрасный сон из тех, что так
нечасто к нам приходят, но заставляют просыпаться с улыбкой и в течение
дня сопровождают нас воспоминанием о себе как о чем-то светлом и
удивительном.
А иногда я достаю альбом и смотрю фотографии,
словно читаю книгу о волшебных странах и невероятных приключениях, и
думаю: «Неужели это все было со мной?»
Но как же тебе рассказать, что такое гора?
Гора — это небо, покрытое камнем и снегом,
А в небе — мороз неземной, неземная жара
И ветер такой, что нигде, кроме неба, и не был.
Юрий Визбор
Зачем
мне это надо? Я не знаю. Каждый раз, когда все заканчивается, я вздыхаю
с облегчением: «Наконец-то этот кошмар остался позади». Каждый раз,
когда все заканчивается, мне почему-то очень тяжело возвращаться домой,
в свой город. А вернувшись, я забуду обо всем на целый год и стану
совсем другим человеком. Но почему-то снова начну считать дни до
очередного отпуска или просто ждать возможности хоть ненадолго
вернуться туда, где мне было так тяжело. Вернуться туда, где мне было
так хорошо. Вернуться туда, где я снова стану самим собой. Вернуться в
мои горы.
Силы гор простираются ввысь и вширь.
Умение гарцевать по облакам — это от гор,
И умение поспевать за ветром — тоже от гор.
Из сутры «О горах и реках»
Волшебный мир гор |
— это удивительный и волшебный мир. О нем невозможно рассказать, не
показав его. Наверное, именно таким был мир в начале времен. Он сильный
и грозный. Хрупкий и вечный. Неизменный и быстротечный, как время,
время, идущее здесь совсем не так, как в наших сумасшедших городах.
Здесь я становлюсь удивительно суеверным. Все те сказки, которые в
городе вызывают снисходительную улыбку, в горах вовсе не кажутся такими
уж небылицами. И если из-за хребта вылетит дракон или на перевале
встретится снежный человек — это, пожалуй, даже и не удивит.
Так о горе, например, я сказал, что она высока, но хотел сказать о холоде близких звезд и о могуществе ночи.
Антуан де Сент-Экзюпери
Голова...
Сильно болит голова. «Пойдем посмотрим на звезды!» — зовет тебя кто-то.
Конечно, не хочется уже ничего, но может быть, на улице будет легче?
Догадываясь, что снаружи явно будет холодно, так как похолодало уже к
вечеру, надеваешь на себя всю одежду и, став похожим на космонавта,
выходишь наружу. Холод и ветер сразу бьют в лицо, не давая закурить (ты
так и не избавился от этой привычки даже в горах). Голова болит и
здесь, но, действительно, становится легче (внимание переключено на
борьбу с ветром). Мои друзья машут мне с расположенной шагах в тридцати
снежной горки. Тридцать шагов! Это же надо идти, да еще немного в
горочку! Но делать нечего. Каждый шаг отдается пульсирующей болью в
висках, а дыхание снова такое, словно целый день вагон с углем
разгружал.
Когда перестанут верить людям, поднимающимся в горы, альпинизм прекратит свое существование! Джон Хант |
Наконец-то
добрался... Придя немного в себя, начинаю замечать что-то и вокруг.
Звезды! Не просто звезды, а Звезды. Они не только над нашей головой.
Они обнимают нас мягкой сферой и рядом с нами, и ниже нас, над уснувшей
линией горных вершин. Мы молчим и смотрим на них, смотрим на горы, на
уснувший «Приют 11», на укрытую облаком, но угадывающуюся где-то там
огромную белую гору. Мы смотрим друг на друга, но молчим, боясь
спугнуть тишину. И знаем, что этого уже не забудем. Знаем, что эти
минуты навсегда останутся с нами, чтобы дальше ни происходило.
В
Сванети говорят о горовосходителях: они стремятся к заоблачным высотам,
чтобы проложить дорогу к солнцу, к лучезарному девятиокому светилу,
которое всем равно светит и равно приносит счастье. Они ищут счастье и
борются со смертью.
Силы давно уже кончились. Кончились и все
«через не могу». Точно так же кончились и мысли. Осталось одно лишь
движение, движение вверх. Тебя уже нет. Ты исчез, растворился в этом
уходящем от тебя в небо снежном склоне. Остались лишь снег, ветер,
где-то на грани сознания звук твоего вырывающегося из груди хриплого
дыхания. Нога медленно, как в невесомости, поднимается и ударом входит
в снег вверх и вперед, потом вторая нога, потом руки втыкают древко
ледоруба выше по склону, и все начинается заново. Этому нет конца и,
наверное, не было начала. А потом на остановке ты обессиленно садишься
на рюкзак и думаешь, что все, больше уже не встанешь. И самое грустное:
ты понимаешь, что встать придется, потому что деваться тебе некуда. И
придется начинать все сначала.
Внизу не увидишь, как ни тянись, за всю свою счастливую жизнь... |
вам говорят, что альпинист, совершая восхождение, получает удовольствие
от любования видами природы, — не верьте. Ему не до того. Ему бы дойти,
а потом еще и спуститься. Ты проклинаешь все на свете и говоришь: «Все.
Это в последний раз. Больше такого отдыха мне не надо!» И это тоже
неправда, потому что потом ты вернешься и начнешь заново: нога
медленно, как в невесомости, поднимается и ударом входит в снег вверх и
вперед, потом вторая нога, потом руки втыкают древко ледоруба выше по
склону, и все начинается заново.
Когда одного старого альпиниста
спросили, зачем он ходил в горы, что он там искал, он ответил: «В горах
я искал человека. Искал и находил».
А еще здесь мы учимся
узнавать друг друга. Все очень просто. Ты становишься другим, но и твой
друг, твой связчик, тоже уже не тот человек, которого ты знал в городе.
Не поэтому ли нас так тянет в горы? Здесь, в этом первозданном мире, мы
становимся теми, кто мы есть на самом деле. Все очень ясно и понятно.
Ты или идешь с ним, или нет. Если идешь — значит, сомневаться больше не
в чем. Ты удержишь его, если он сорвется, и будешь держать столько,
сколько потребуется, но и он сделает невозможное, чтобы выручить тебя.
Говорят,
что это высота. Говорят, что на равнине мы становимся «плоскостными»,
приземленными, а в горах добавляется третье измерение — высота. Мы
привыкаем смотреть вверх, чего обычно не делаем в городе. И наверное,
наши отношения тоже приобретают это «третье измерение». А может быть,
это и есть «мы настоящие»?
Горы похожи на смеющихся детей, протягивающих руки к небу, чтобы поймать звезды. Джавахарлал Неру |
В
крайнем напряжении борьбы, на грани смерти, Вселенная исчезает,
оканчиваясь рядом с нами. Пространство, время, страх, страдания более
не существуют. И тогда все может оказаться доступным. Как на гребне
волны, как во время яростного шторма, внезапно воцаряется в нас
странное, великое спокойствие. Это не душевная опустошенность,
наоборот, это жар души, ее порыв и стремление. И тогда мы с
уверенностью осознаем, что в нас есть нечто несокрушимое, сила, перед
которой ничто не может устоять.
Люсьен Деви
Все. Мы дошли.
Вершина. Я улыбаюсь и ничего не говорю другу по связке, еще
поднимающемуся сзади. Он должен ощутить это сам. Мы останавливаемся у
вершинного тура и улыбаемся. Сил больше нет. Что мы испытываем, стоя на
вершине? Не знаю. Ты рад, что все закончилось. Но и радость, и
понимание того, что удалось сделать, придет потом, когда мы спустимся в
лагерь и немного придем в себя после восхождения. А сейчас... мы
улыбаемся и стараемся запомнить. Запомнить эти минуты, запомнить эту
удивительную красоту и вечную тайну, имя которой — горы.
Человек
изначально ощущал единство Неба и Земли. Их встреча, как полагали люди,
возможна на вершинах горѕ были времена, когда люди думали, что это
действительно так. Вспомним столпников, знаменитых коптских монахов,
которые в первые века существования христианства поднимались на высокие
колонны, чтобы было легче говорить с Богом. Нам это может показаться
смешным — будто у Бога на небесах есть огромное ухо, чтобы слушать то,
что говорят люди. Тем не менее разве глубоко в нас не заложена
потребность поднимать руки к небу и обращать взгляд ввысь, когда мы
говорим о священном, о Боге? Разве это не совершенно естественно?
Хорхе Анхель Ливрага
Ночь.
Ребята уже спят в палатке. Надо ложиться. Завтра мы уезжаем. Я сажусь
на камень и смотрю на горы и на звезды, на ледник и на выбегающую из
него реку — кружащие вокруг нашей поляны. Я знаю, что вернусь. Я знаю,
что всегда буду возвращаться в мой мир, которому отдал частичку себя,
потому что иначе не мог. И ведь на самом деле мы не расстаемся. Так же
как здесь осталась частичка меня самого, во мне навсегда остались эти
вершины и эти звезды, поющие рассветы, которые я видел в пути на
вершину, и вечные закаты, провожавшие меня вниз. И я не прощаюсь. Не
говорю: «До встречи!» Я улыбаюсь, потому что знаю: мои горы всегда
будут со мной.