Мануэлла Лоджевская, доктор геолого-минералогических наук, Илья Бузукашвили
 | К профессору, академику, великому ученому и организатору науки — Фаусту, живущему на земле под псевдонимом В. И. Вернадского... все сделанное не пропадет для науки, и протянутся по всей ее ткани ниточки, выпряденные в этой духовной мастерской. Д. И. Шаховской «Письма о братстве» (1886) |
Позади
у него были 82 года жизни. Годы исканий, открытий, служения. Служить
можно тому, чему предан. И он был предан науке. Вернее, то была не
просто наука, но нечто большее — невидимая суть вещей, Природа, закон
жизни...
«Я,
в общем, все время неуклонно работаю. Готовлюсь к уходу из жизни.
Никакого страха» — как легко в воспоминаниях возвращаться в самое
начало. Целая жизнь, когда она прожита, может уместиться в одно
мгновение.
Он родился весной 1863 года в Петербурге. И, как Онегин, маленьким мальчиком ходил гулять в Летний сад...
«Я
рано набросился на книги и читал с жадностью все, что попадалось под
руку, постоянно роясь в библиотеке отца». Маленького Володю
интересовало все, что связано с природой. Среди книг — «История
крупинки соли», «Великие явления и картины природы», описание
путешествий... Среди вопросов: какова причина бурь, гроз,
землетрясений, вулканических извержений?
В Петербургском
университете Владимир Вернадский никак не мог определиться в своих
пристрастиях и потому учился на двух факультетах сразу — на
естественном и на математическом. В коридорах он встречал великих
ученых того времени — Менделеева, Сеченова, Бутлерова. Они все были его
учителями...
Какое наслаждение — «вопрошать» природу!.. Так думал
он в обсерватории, куда приходил наблюдать метеоритный поток, солнце и
ветры. Природа говорила с ним на своем языке. Никогда с тех пор она не
была для него безмолвной. Как в стихах его любимого Тютчева:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
В
Париж Вернадский едет на стажировку. Ему 26 лет, и диапазон его научных
интересов по-прежнему неохватен. Он читает литературу не только по
естественным наукам, но и по филологии, статистике. Ходит в музеи и
картинные галереи, на концерты, словно вознамерившись освоить все, что
за многие века было накоплено среди «старых камней» Европы.
Он
навсегда полюбит Париж. Именно здесь, по дороге в лабораторию из
пригорода, где он жил, и в часы долгих ожиданий во время опытов, пока в
растворе кристаллизовалось очередное вещество, Вернадский открывал для
себя новый мир. На французском он читал философов и античных классиков
— Аристофана, Плотина, 12 томов Платона...
Пройдут годы, и
Вернадский напишет: «В философии под запретом не только новая
философия, но и старая: Платон. Удивительна и интересна эта боязнь
старых исканий». Но и тогда уже, в Париже, молодой ученый твердо верит:
«Единственное, что не пропадет в этом мире, — это духовное усилие».
Рано
или поздно задаешь себе вопрос: как будут вспоминать тебя потомки? Как
ученого, философа, естествоиспытателя?.. В любом деле, в науке, как и в
искусстве, нужно всегда стремиться вперед. Идти дальше, чем твои
предшественники, идти за границы неведомого.
Истинный
философ, Вернадский тонко чувствовал и понимал законы Природы. Он
старался говорить доступно и просто о всеобщем единстве Земли, Космоса
и Человека, о живом веществе и жизни минералов. Он развивал учение о
биосфере и ноосфере, основал биогеохимию...
«Мы знаем только
малую часть природы, только маленькую частичку этой непонятной,
неясной, всеобъемлющей загадки. И все, что мы ни знаем, мы знаем
благодаря мечтам мечтателей». В научном поиске Вернадский был похож на
многих своих великих предшественников. На тех, кто открывал законы
мироздания человечеству.
 |
| В рабочем кабинете. 1921 год. |
Он
был похож на них и в своей скромности, и в великом почтении, которое
испытывал к загадочному Нечто, далекому, таинственному Горизонту,
которого еще никто не достиг. Не о том ли за 200 лет до него говорил
Ньютон: «Я смотрю на себя как на ребенка, который, играя на морском
берегу, нашел несколько камешков поглаже и раковин попестрее, чем
удавалось другим, в то время как неизмеримый океан истины расстилается
передо мной неисследованным»?
«Я любил всегда небо, особенно
Млечный путь поражал меня, — читаем в дневниковых записях Вернадского.
— В моей фантазии бродили кометы через бесконечное мировое
пространство; падающие звезды оживлялись».
Саму жизнь на Земле
Вернадский считал проявленным результатом деятельности всего космоса. В
ней, как в фокусе, «сосредоточились и преломились его творящие лучи».
«Воля
человека и всяких других существ — высших и низших — есть только
проявление воли Вселенной. Голос человека, его мысли, открытия,
понятия, истины и заблуждения есть только голос Вселенной».
Еще
один закон природы — закон эволюции — занимает важное место в
произведениях Вернадского. Он пишет о Земле и Человеке, пытаясь
заглянуть в будущее. В надежде на суд времени и Истины.
«Человек
не есть завершение создания, он — промежуточное звено в длинной цепи
существ. Эволюция пойдет дальше. Человек будущего явится духовным
космическим существом, преодолевшим свою животную природу и
биологическую материальность, способным быть сотворцом Природы и
покровителем жизни на бескрайних просторах Космического Универсума».
 |
| Владимир Вернадский с учениками и коллегами |
Друг
и ближайший соратник Вернадского А. Корнилов писал о нем: «Вопросы
минералогии, кристаллографии, химии и вообще мироздания... так широко
им охватывались, что приводили пытливый ум его в сферу философии и даже
метафизики».
Год 1916 стал годом перелома. «Живое вещество» —
новый этап в учении Вернадского. Все новые и новые подтверждения идеи о
всеобщем единстве находит неутомимый исследователь. Закладывает основы
биохимии, учения о биосфере.
Сама Земля со всем, что есть на ней,
— Живое вещество. Его количество есть величина неизменная. «Биосфера
является совершенно уникальной сложной космической системой,
характерной чертой которой является существование в ней живого вещества
(а не живых существ, с которыми имеют дело биологи, биогеографы и т.
д.). Для меня все яснее извечность и безначальность жизни. Смерти нет».
Размышляя
о биосфере, о ее внутренних связях и закономерностях, ученый часто
обращается к художественным образам Вселенной, космоса. Эпиграфом к
первому очерку книги «Биосфера» он взял стихи Федора Тютчева:
...Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе.
Вернадский
продолжает развивать взгляды Кеплера и Галилея, Ломоносова, Гумбольдта
и Гете, для которых поэтическое восприятие мира было одним из путей
познания.
В «Очерках геохимии» биосфера, «Земная природа»
представляется во всей своей первозданности, как гармонически
устроенное Целое, напоминая поэтические образы античной мифологии и
философии, к которым ученый часто обращался. «Сказочные обобщения,
пронизанные осторожной мудростью, невольно выливаются в образы
древнейшей философии», — писал академик Виноградов об этом труде.
Современники
не понимали взглядов Вернадского. Доброжелатели полагали, что большой
ученый отвлекся, свернул с классического научного пути в
философствование. Многие считали его идеи образными, крылатыми
выражениями, более свойственными литературе, чем науке.
Вернадский
же был убежден, что наука не может изучать лишь явления видимого мира,
не принимая в расчет его невидимую суть. Он писал: «Я глубоко
религиозный человек». Отвечая на вопросы во время переписи населения
России, ученый назвал себя «верующим вне христианских церквей».
И
размышляя на эту же тему, замечал: «Человек, искренне верующий и
глубоко чувствующий бытие, будет ли это глубина Природы или
человеческой Души, может быть всякой религии и принимать всю пользу
научного знания».
Чтобы
стать тем, кем хочешь стать, нужно пройти длинный путь. Путь долгого
труда, побед и поражений, радостей, разочарований... Все это станет
твоим опытом. Закалит тебя, сделает человеком.
Геолог
и академик Д. Наливкин нарисовал в своих воспоминаниях живой образ
Владимира Вернадского: «Высокая, стройная, немного сутуловатая фигура,
быстрые, но спокойные движения запоминались сразу, над всем
безраздельно царила голова. Узкое точеное лицо, высокий, выпуклый лоб
ученого, темные волосы с сединой, каскадами поднимающиеся над ним,
поражали и удивляли. Но и они были только фоном для глаз, необычайно
чистых, ясных и глубоких. Казалось, что в них светится весь облик, вся
душа этого необыкновенного человека. Впечатление еще более усиливалось,
когда он начинал говорить. Его голос был такой же, как глаза, —
спокойный, ясный, приятный и мягкий, глубоко уходящий в душу.
Обыкновенно
он был мягок и поразительно вежлив. Казалось, он боялся сказать вам
хоть одно неприятное слово. Но когда было надо, эта мягкость сменялась
железной твердостью.
Поразительно глубокий и всеобъемлющий ум,
исключительная духовная чистота сливались в нем в единое целое,
гармоничное и стройное. Таких ученых всегда было мало, мало их и
сейчас».
Времена не выбирают. Вернадский вместе с Россией пережил
все крутые повороты истории: две революции, Первую мировую и Великую
Отечественную войны, светлые и темные стороны Советской власти.
В
1890 году Владимира Ивановича пригласили заведовать кафедрой
минералогии в Московском университете. Он преподавал здесь до 1911 года.
Это
было время философских исканий, побед и поражений. Современниками
Вернадского были ученые и философы, поэты и писатели разных поколений:
Павлов, Трубецкой, Короленко, Зелинский, супруги Кюри, Менделеев,
Толстой, Достоевский, Есенин. Они встречались, переписывались,
дружили...
В это время жили и развивали свои идеи русские
космисты — Чижевский, Циолковский, Докучаев, Косточев. К людям пришли
последние романы Достоевского, началась моральная проповедь Толстого,
возникла оригинальная философия В. Соловьева, Н. Федорова.
Циолковский
в Калуге пишет дерзкие книги о полетах в межзвездное пространство. И
там же на рынке продает свои картины, чтобы как-то заработать на жизнь.
Второй великий калужанин — Чижевский создает космическую науку о
солнечно-земных связях.
В темной, голодной Москве пишет свою
книгу «Овладение временем» безвестный философ Валерьян Муравьев,
обосновывая на базе новых достижений в биологии, медицине, математике и
физике идею преодоления смерти. Безудержно мечтают о будущем поэты и
утописты. Одни думают о крахе, другие — о катарсисе через страдание.
На
фоне великих потрясений в России научные открытия того времени
фактически меняют устоявшуюся картину мира. Рентген открывает невидимые
лучи. Беккерель объявляет о естественной радиоактивности —
самопроизвольном свечении солей урана. Супруги Кюри исследуют
удивительные свойства полония и радия. Планк создает квантовую теорию.
В научных дискуссиях участвуют Резерфорд, Томсон, Рэлей.
Вернадский
пишет: «Где искать опоры? В бесконечном творческом акте, в бесконечной
силе Духа... Нет ничего хуже апатии, нет ничего вреднее и ужаснее
безразличия, серой будничной жизни».
В 30-е годы в Московском
университете ликвидируют геологический факультет. Закрывают
институты... «Кругом террор... Миллионы арестованных... Аресты среди
ученых продолжаются». Вернадский, как может, спасает людей. Пишет
письма в президиум Академии наук, сражается, отстаивает, защищает.
Он разыскивает знакомых, тех, кому нужна помощь. Устраивает дела вдов и детей друзей, помогает им деньгами.
Главное
— оставаться человеком. В любых условиях, как бы ни было трудно.
Вернадский это хорошо знает и умеет. Он давно, еще с юности, верит в
любое духовное усилие...
Когда
прожита жизнь, уже умеешь быть особенно благодарным. Судьбе, которая
вела тебя по пути; событиям и людям, которые наполняли смыслом твое
существование. Учителям. И Ученикам, с которыми делил все, что имел,
передавая то, что прожил сам, опыт жизни.
Он преподавал в Москве, в Петербурге и Симферополе.
Его
учениками были «король минералов» А. Ферсман, нарком здравоохранения Н.
Семашко, академики А. Виноградов, Н. Моисеев, К. Флоренский — сын Павла
Флоренского.
«Мы ждали его лекций как праздника, — вспоминала
одна из студенток Вернадского. — Они оживляли для нас мертвую природу.
Словно бы камни заговорили».
Спустя годы еще один ученик,
вспоминая о любимом учителе, напишет: «Мы, Ваши уже старые ученики,
бережно несем через жизнь зажженный в нас Вами огонь и стараемся
согреть им других. Благодарю судьбу за то, что она скрестила мой
жизненный путь с Вами».
Молодые ученые всегда ощущали его любовь
и заботу. Они были его друзьями. Как-то один новичок, после первых
дней, проведенных в лаборатории с Вернадским, сказал своему старшему
товарищу: «Странные у вас с Владимиром Ивановичем отношения. Не
поймешь, кто у вас академик, а кто лаборант».
Вернадский наставлял: «Не ищите себе в научной работе учителя. Учителем у вас должны быть законы природы».
Так
всегда говорили его великие предшественники, у которых он сам учился:
Леонардо да Винчи, Парацельс... Близок ему был Гете, поэт и великий,
неутомимый исследователь природы. Образ Фауста глубоко проник в душу
российскому ученому, а строки Баратынского на смерть Гете как будто
сказаны и о Вернадском:
С природой одною он жизнью дышал,
Ручья разумел лепетанье.
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье.
Была ему звездная книга ясна,
И с ним говорила морская волна...
Через всю свою жизнь Вернадский пронес идею о единении людей, о братстве.
У
него тоже было свое братство, оно сложилось еще в университете. То были
друзья и единомышленники: востоковед С. Ольденбург, педагог и
просветитель Ф. Олюденбург, писатель и общественный деятель Шаховской;
историки — А. Корнилов, И. Гревс; ботаник Краснов... Вернадский писал:
«Принципами этого братства были: работай как можно больше; потребляй
(на себя) как можно меньше; на чужие беды смотри как на свои».
Вместе
с друзьями по братству Вернадский помогал голодающим крестьянам и
считал, что должен еще многое сделать для просвещения народа. Вместе
они мечтали о высоком. Как о том скажет потом Д. Шаховской: с друзьями
«все великое — не сон, и не пустяк — твои мечтания, лишь тогда идеалы
не останутся фразой. Любое человеческое достижение основано... на
духовной энергии, и она возникает лишь в единении с другими».
82
года — хороший итог. Когда осознаешь свой долг, тогда все можешь. Долг
— это не тяжелое бремя. Долг — это чувство чести. Это ответственность и
осознание того, что ты — звено в цепочке.
С ранних лет
и всю жизнь Вернадский изучал труды своих предшественников, историю.
Читал Плавта и Фукидида, ученых арабского Востока, книги о
средневековых университетах, о школах Римской империи и Византии.
Интерес
к прошлому человечества вовсе не обязателен для минералога и
кристаллографа. Но у Вернадского был тайный путь духовного поиска,
результат которого появился значительно позже. «Над мыслью не волен», —
часто говорил ученый. Она сама его вела.
Он всегда ощущал
загадочную сопряженность, сопричастность его собственных научных и
философских исканий с поисками философов и исследователей древних
времен: «Когда работаешь над каким-нибудь научным вопросом, в уме
мелькают облики лиц, раньше над этим думавших, чувствуешь, точно
какая-то неведомая цепь сильно связывает тебя с философом-греком,
средневековым монахом, арабским врачом или с одним из великих ученых
последних трех столетий... Твоя мысль сливается с их мыслью, и все
вместе являются общей непрерывной работой к неясному, но всем понятному
идеалу, куда мы все неуклонно сильно стремимся».
И он хорошо
понял свою роль: «Я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать
человечеству новое в том учении о живом веществе, которое создано, и
что это и есть мое призвание, моя обязанность, наложенная на меня,
которую я должен проводить в жизнь — как пророк, чувствующий внутри
себя голос, призывающий его к деятельности. Я чувствовал в себе демона
Сократа».
Он чувствовал в себе «демона Сократа» и любил Россию.
Верил в нее. В новую, преображенную, способную на Возрождение. Он
писал: «Для будущего нужны не политические решения, а идеальная
глубинная духовная работа, и ее центр — Россия». И еще: «Если в стране
есть достаточное количество ростков — она может выжить».
Таким
запомнил Вернадского в последний год его жизни А. Ферсман: «Несмотря на
возраст (82 года)... спокойно и систематически медленно гулял он по
парку... и новые мысли, и новые планы рождались в его светлой,
прекрасной голове. Он говорил и думал о России, целыми днями,
перескакивая мыслью, стремясь как бы скорее, до конца своей жизни,
высказаться; рассказывал он о своих планах прошлого и будущего.
Сверкающие мысли, но уже похожие на отдельные отрывочные зарницы
прошлого среди вечерних туч: о славянских странах и Чехии, о русской
науке и русском человеке, о бессмертии человека, о понятии вечности».
8 января 1945 года Владимир Иванович покинул этот мир.
Любовь
к человечеству — маленький идеал, когда живешь в космосе. Но он требует
всех наших сил. Вернадский не жалел их для своего идеала. Он прошел в
этой жизни свободно и гордо дорогой, которую указывал его бестрепетный
дух. Потому что всегда стремился дальше, куда никто еще не проходил.
Стремился за Горизонт.
