Светлана Обухова
 |
из нас хоть однажды не заглядывал в самый конец книги, которую только
что начал читать... «Если с вами такого никогда не происходило, то
извините великодушно, но мы не верим в ваше существование. Или, во
всяком случае, в ваше земное происхождение» — с такого обращения к
читателю начинает свой «Идеальный роман» модная нынче писательница с
мужским именем Макс Фрай. Он идеальный, утверждает автор, потому что
потакает слабости книгочеев всех национальностей и эпох — любопытству:
роман состоит из последних абзацев разных книг.
В самом деле,
желание узнать, чем же все закончится, нет-нет да и возникает, причем
не только от любопытства. Последняя страница так и манит к себе, обещая
прояснить все неясности и утихомирить наше беспокойство за героя и его
судьбу. И все же вряд ли автор рад такому нетерпению. Ведь последняя
страница важна для него, как никакая другая. Известно, что некоторые
писатели сначала задумывают финал и только потом берутся за сюжет
книги. Тургенев, например, начал работу над романом «Отцы и дети» с
заключительной сцены, со смерти Базарова.
На последней странице
читатель, автор и герой расстаются друг с другом, чтобы никогда больше
не встретитьсяѕ Как же происходит это расставание?
Авторы
длинных романов, как правило, используют прием эпилога: появляется
временной разрыв (типичная формула «через десять лет после
рассказанного»), убыстряется темп повествования, опускаются объяснения
и описания — все это «отчеркивает» конец истории. Краткий рассказ о
дальнейшей участи героев, особенно если он намеренно беспристрастен, —
противопоставленный всему остальному тексту, становится той новой
точкой, с которой описанная история может быть увидена не изнутри, а со
стороны, «сверху», охвачена целиком. Например, эпилоговая часть романа
Э. М. Ремарка «Черный обелиск», рассказывающего о Германии 20-х годов
XX века, обрывает порой серьезный, порой грустный, но все-таки
пронизанный юмором рассказ главного героя, открывая трагедию того
времени: хорошие, благородные, честные, думающие погибли — нацисты,
даже после поражения нацизма, благоденствуют...
Многие авторы
почти ничего не говорят о том, что стало потом с героями. Благодаря
такой недосказанности персонажи обретают самостоятельность, они уже не
зависят от автора и переходят в ранг героев легендарных, о которых уже
другие говорят, пишут, спорят.
В финале писатель выстраивает
особую перспективу — из художественного мира в мир реальный, чтобы
движение жизни его книги не прерывалось, чтобы книга продолжала жить,
но уже иначе: давая читателю пищу для раздумий над собственной жизнью,
для его собственных выводовѕ Все случайное в конце отсеивается, важное,
главное вырисовывается четче и ярче, и последняя фраза приобретает
символическое звучание, — развернутый из одной «точки», из одного
слова-названия роман вновь сворачивается в одну «точку», в
заключительный символ. Помните конец «Цитадели» Сент-Экзюпери: «Ибо Ты,
Господи, общая для нас мера. Ты — узел, что связал воедино несхожие
деяния!»
