Татьяна Григорьева, доктор филологических наук, главный
научный сотрудник Института востоковедения РАН, Заслуженный деятель
науки РФ
 |
 |
Есть
парадокс в самом звучании — «вечные ценности»: «вечные» как оправдание,
тогда как Вечное и есть единственная Реальность. Жизнь теряет смысл,
если в ней нет вечной Основы, на которой все держится, если нет высшего
Образца — Логоса, Нуса, к которому все устремляется, несмотря на
неразумие людей. Если все преходяще, нет ничего постоянного — установка
современного сознания, — значит, нет ничего святого. Если нет ничего
святого, то все дозволено. Если все дозволено, то непробужденное
сознание ведет разрушительную работу, превращая все в свою
противоположность, в фикцию, выворачивая мир с его вечными ценностями
наизнанку. Когда все превращается в свою противоположность, мир
становится антимиром, катится в бездну хаоса, о чем в XX веке возвещают
философы.
А причина этого — в неощущении Основы, без которой
человек теряет себя, теряет точку опоры, ощущает себя покинутым,
бездомным. Ему не за что ухватиться, не на что опереться ни вовне, ни в
себе. Все теряет смысл, если обрывается связь с духовной Основой, о чем
ведали древние мудрецы Китая. «Великая Основа — это то, откуда все
появляется. Уравновешенность — совершенный Путь Поднебесной — то, чему
все следует. Если осуществляется Центрированность и Уравновешенность,
счастье воцаряется на Земле» — сказано в Учении о Середине (Чжун-юн, IV
век до н.э.).
Теряя глубину, оставаясь на поверхности, все
превращается в объект, в средство — и культура, и цивилизация. Само
слово становится пустым, служит не столько для выражения мысли,
«сколько возмещает ее отсутствие»; в этом качестве оно играет самую
важную роль в арсенале формул, используемых современными «правителями»
ради коллективного внушения. Без гипнотического воздействия современная
ментальность долго существовать не может. Это привело часть
человечества к тому, что самые пустые химеры стали приниматься за
бесспорную реальность.
 |
 |
Для
этого нужно было выхолостить из человека душу, оторвать от духовной
традиции, созидающей «общее дело». Таков усредненный, безликий человек
— Man, человек массы, человек-маска. Он не воспринимает разговоры о
«больном бытии», о хаосе, абсурде жизни, о глобальном кризисе
техногенной цивилизации, предвещающей «конец времен». Ему недосуг, а
главное — он не ведает, что творит: глубинные идеи недоступны его
пониманию. В поисках выхода из духовного кризиса мыслящие, радеющие о
культуре — их не так мало, но голоса их пока перекрывает какофония
звуков, — обращаются к Востоку. По преимуществу к Индии, Китаю, к
буддизму, к «И цзин», китайским мудрецам, Лао-цзы, Конфуцию. И есть
тому причина: равномерность жизни на Востоке, без скачков и революций —
опора на традиционную Основу обусловила ее устойчивость.
Но если
ценности вечные, они не могут не быть всеобщими, не присутствовать в
глубине любого религиозного опыта: в христианстве, в буддизме, исламе,
пусть неосознанно, как само собой разумеющиеся. Традиционные учения
Востока держатся на вере в неизменную Основу, что и позволило им
выдержать испытания временем, избежать чувства отчуждения, и это
привлекло к ним величайшие умы XX века. С этого начинается «Дао дэ
цзин» Лао-цзы: «Явленное Дао не есть постоянное Дао». То есть мир
явленный, видимый не есть истинно-сущий, заданный свыше. Человеческое
Дао идет, как правило, в противоположную сторону от благого, Небесного
порядка, смущая умы. Значит, нельзя на него полагаться; плыть по
течению, направленному в никуда, — изменять себе.
Сколько бы
человеческое Дао ни отклонялось от Вселенского, оно, в конечном счете,
притягивается им, если не теряется ощущение Основы. Только вдумайтесь:
«Безымянное лежит в начале Неба и Земли. Имеющее имя — мать всех вещей.
Одержимый страстями видит поверхностное. Свободный от страстей
проникает в Таинственно-Прекрасное (суть вещей). Но оба Дао исходят из
одного глубинного истока. Двигаясь от одной глубины к другой, выходят к
вратам Таинственно-Прекрасного» («Дао дэ цзин»).
 |
 |
Почему
это возможно? Потому что Основа сущего, единая, благая,
«таинственно-прекрасная», задана изначально, существует в природе
вещей. Мораль — то, что мы называем нравственными законами, —
обусловлена не человеческими представлениями и побуждениями, а
изначально задана, присуща Основе. И в этом едины традиционные учения
Китая и Японии, признавая Неизменное в Изменчивом. Теряя Основу,
ощущение божественного присутствия, человек теряет себя.
Совершенномудрые,
создавая «Книгу Перемен» («И цзин»), «установили Путь человека и
назвали его Человечность-Жэнь и Справедливость-И». Прозрели в
изначальной природе (Син) «Пять постоянств»: Человечность,
Справедливость, Учтивость, Мудрость, Искренность. Эти Постоянства столь
же извечны, как пять первоэнергий: Вода, Огонь, Дерево, Металл, Земля,
— которые находятся с пятью постоянствами в определенных отношениях.
Если человек нарушает моральный Закон, то начинаются стихийные
бедствия. Если забывает о Морали, теряет то, что делает человека
человеком. Человеку же назначено стать Триединым с Небом и Землей,
осуществить Небесный замысел — одухотворить сущее.
 |
 |
Ничего
не надо измышлять, лишь вникать в закон Пути, который сам по себе ведет
к благу. «Небо и Земля обладают великой Красотой. Четыре времени года
идут своим чередом. Не люди установили этот порядок. Все вещи, не
прибегая к словам, следуют своим законам. Вникая в Красоту Неба и
Земли, мудрый узнает единые законы. Оттого великий мудрец ничего не
навязывает, наблюдает за Небом и Землей, где все до мельчайших частиц
пронизано Светом», — учит даосский мудрец Чжуан-цзы (гл. 22). Столь же
совершенна изначальная природа человека. «Любая вещь — это Я и не-Я.
Человек не видит свое не-Я, но увидит, если познает себя» (гл. 2). То
есть в каждом заключен его истинный, внутренний человек — Всечеловек,
неповторимый и единый со всеми. Узнать его можно, преодолев себя
неистинного, подобного другим — свое помраченное эго. Преодолевший эго
способен сгармонизировать все отношения: спасая себя, спасаешь все.
Пятнадцать
веков спустя сунские философы подвели итог. Во всем есть две природы:
Небесная — вечная, единая, благая; и Земная — временная, явленная во
множестве, неустойчивая. Они соотносятся как целое и часть, волна и
корпускула, континуальное и дискретное (на современном языке). Нет
того, что не имело бы двух природ — в соответствии с двумя Дао:
временным, преходящим и вечным, постоянным, независимым от человека, но
данным ему во спасение. Такова сама Эволюция, низшего и высшего
порядка; само Время, исходящее из вечности, сам Человек, безграничный в
своих возможностях. И важно, чтобы часть, временное не заменило целое.
Иначе деформируется сознание, искажается картина мира, человек теряет
ориентиры, идет в обратном направлении: не к спасению, а к гибели.
 |
 |
В
этом суть буддизма Махаяны, распространенного в странах Дальнего
Востока. Мир, освященный разумом Будды, изначально совершенен, лишь
человеческое неведение (авидья — затемненное сознание) искажает его
природу. Непробужденный, влекомый страстями творит мир иллюзий, фикций,
все более погружаясь в него, опутывает себя цепью зависимостей. Лишь
пробужденное сознание может освободить его от тьмы невежества.
Неведение-авидья безначально, но конечно, тогда как Просветленность
изначальна, вечна, потенциально присутствует даже в последнем злодее.
Согласно
буддизму, все есть Татхата (все само по себе Таково). В каждой вещи
скрыта ее невидимая и неизменная суть, доступная просветленному. Потому
и называют еще Татхату спонтанностью, естественностью. Мастер не
измышляет, а вникает в душу вещей; забывая о себе, становится собой.
«Чтобы нарисовать сосну, нужно стать сосной», — говорил японский мастер
хайку (трехстиший) Мацуо Басё, то есть уловить ее дыхание, биение ее
сердца. «Учись сосне у сосны, бамбуку — у бамбука. Истину не увидишь,
если будешь следовать за собой. "Учиться" — значит проникать в
сердцевину вещи; загляни в ее душу, сопереживи, тогда и родится стих».
У
Басё нет ни одного искусственного хайку, не взятого из жизни. Но самые
простые образы природы, обыденной жизни схвачены в высшей точке, так
что каждая вещь, оставаясь собой, сопрягается со всем миром. «Одно во
всем и все в Одном». Не оттого ли, что поэт, ощущая мир невидимый,
истинно-сущий, следовал Срединному Пути: «Без Неизменного нет Основы,
без Изменчивого нет обновления»? Его хайку выплывают из Небытия, в
котором все уже есть, и обретают форму в момент Сатори — Озарения.
Увидишь все сразу, «как есть», каждую вещь в ее Татхате-Таковости,
тогда и родится истинный стих.
 |
 |
И
в буддизме существует понятие о двух природах или двух истинах:
временной, обусловленной возможностями человека и абсолютной Истине,
доступной пробужденному. Цель буддийского Пути — достижение абсолютного
Знания, переживание Нирваны, состояния блаженного Покоя, когда ничто не
омрачает душу человека, нашедшего себя. Нир значит «отрицание», вана —
«жажда, страсти». Нирвана — безусловная свобода от всех зависимостей,
что и дает человеку ощущение счастья, полноты бытия. «Свет Нирваны
проникает повсюду, вызывает Пробуждение (Бодхи, отсюда Будда —
Пробужденный). Всему несет мир» — сказано в Сутре «Великой Нирваны». И
это сближает буддизм с христианством, как о том пишет Утимура Кандзо:
Нирвана пусть и отличается от небес христиан, но и она говорит о
бесконечности высшего сознания. Буддизм есть отрицание смерти, а не
жизни, страдания, а не блаженства.
Буддологи, те, что проникли в
суть буддизма, говорят, что Нирвана не есть прекращение бытия как
такового или его уничтожение, а лишь изменение точки зрения на мир. За
множеством раскрывается единая Основа. Прекращается процесс разделений,
предпочтений, человек ощущает себя всеединым, всечеловеком. В нем
пробуждается высшая Мудрость-Праджня вместе с высшим
Состраданием-Каруной — всеобъемлющей Любовью. Потому сутры и называют
Нирвану «состоянием сердца лучшим в мире», а Праджню — вселенским
Знанием того, что было, есть и будет; всепроникающей, трансцендентной
Мудростью, ведущей к спасению.
Но если человек загубит свою душу,
погаснет в нем божья искра, то он окажется в преисподней. В упанишадах
сказано: «Мирами асуров называют миры, покрытые слепой тьмой. В них
после смерти попадают люди, убившие в себе атмана» (Иша упанишада, 3).
Естественно, и индуизм верит в извечную и благую Основу сущего, в
причастность индивидуальной души-атмана к единому божеству — Брахману.
И нет для человека участи страшнее, чем пренебречь бессмертной душой.
Наконец,
Конфуций, учению которого современный Китай в значительной степени
обязан своими успехами, видел вселенскую силу истинного, благородного
человека-цзюньцзы в том, что он укоренен в Основе, в отличие от мелкого
человека-сяожэня, озабоченного лишь собственной выгодой. Укорененность
в Основе, непричастность групповым интересам и делает цзюньцзы
неповторимой личностью, Всечеловеком, озабоченным всем, что ни есть в
этом мире. Истинный человек предъявляет требования к себе, мелкий
человек предъявляет требования к другим. Потому, сказано у Конфуция,
цзюньцзы идет по восходящей, ввысь, помогая совершенствоваться другим.
Мелкий же человек, озабоченный одной лишь выгодой, идет вниз, в низшие
миры, куда попадают лишенные души.
 |
 |
Но
если Основа извечна, задана человеческому роду во спасение, то не может
не проявиться в религиях, которые непробужденное сознание привыкло
противопоставлять. Так устроен ум усредненного человека: «или то, или
это», третьего не дано. Упанишады же повторяют: «Тат твам аси» — «Это
есть ты», потому что есть Ты. Говоря словами Чжуан-цзы: «Жизнь — это
разделение без отделения» — неслиянное и нераздельное единство. Недаром
высокие умы предрекали: в раздвоении источник всех бед. Плотин видел в
«двоице» причину распадения Единого на множество; а раз ум отпал от
Единого, отпала от ума и душа.
Лишенный души интеллект попадает в
зависимость от самого себя, в замкнутый круг, из которого не стремится
освободиться, а без свободы человек состояться не может. Этим озабочены
философы XX века. «Пафос нового человека — избавиться от всякой
реальности, чтобы Чхочу“ законодательствовало вновь строящейся
действительностью, фантасмагоричной, хотя и заключенной в разграфленные
клетки... Стараясь выскребсти с человеческой души письмена истории,
продырявливает самую душу», — писал Павел Флоренский в «Обратной
перспективе». (Очень актуально для наших дней.)
Русские философы
противопоставили отвлеченности идей, схематизму западной мысли учение о
Всеединстве (понимаемой Вл. Соловьевым как «индивидуализация любви»).
Достоевский говорил, что «вселенская церковь» живет в глубине русской
души. Говорил о живой связи нашей с миром иным, горним. Корни наших
мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. И если уничтожается в
человеке это чувство соприкосновения иным мирам, то он становится
равнодушен к жизни и даже ненавидит ее. О том же мысль Вл. Соловьева:
«Идея нации есть не то, что она думает о себе во времени, но то, что
Бог думает о ней в вечности».
Чувство сопричастности высшим мирам
порождает русский космизм и учение о Ноосфере — сфере духовного разума.
«Ни один атом Вселенной не избегнет ощущений высшей разумной жизни...
Если космос имеет причину, то и причине этой мы должны приписать такие
же свойства — всеобщей любви... Причина создала Вселенную, чтобы
доставить атомам ничем не помраченное счастье. Она поэтому добра». Это,
конечно, Циолковский.
Что уж говорить о Бердяеве, верившем в
высшее назначение человека, если он ощутит в себе неизреченную тайну
свободного творчества. «Всякое знание абсолютного бытия есть акт
самоотречения отпавшего индивидуального разума во имя Разума
универсальногоѕ Мы познаем абсолютную действительность, лишь приобщаясь
к абсолютному Разуму», — писал он в «Философии свободы». И вряд ли кто
из буддистов не согласился бы с ним. Это и есть «вечные ценности»,
поверх барьеров, воздвигнутых теми, кто отошел от собственных корней,
забыл себя — откуда он. Сказано: «Возвратись, душа моя, в покой твой»
(Псал. 114:7). И не говорил ли Апостол Павел: «Видимое временно, а
невидимое вечно» (2 Кор. 4:18), призывая: «Не сообразуйтесь с веком
сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего» (Рим. 12:2), а «И цзин»
уверяет: «Все Пути ведут к Одному».
Что уж говорить о Бердяеве,
верившем в высшее назначение человека, если он ощутит в себе
неизреченную тайну свободного творчества. «Всякое знание абсолютного
бытия есть акт самоотречения отпавшего индивидуального разума во имя
Разума универсальногоѕ Мы познаем абсолютную действительность, лишь
приобщаясь к абсолютному Разуму», — писал он в «Философии свободы». И
вряд ли кто из буддистов не согласился бы с ним. Это и есть «вечные
ценности», поверх барьеров, воздвигнутых теми, кто отошел от
собственных корней, забыл себя — откуда он. Сказано: «Возвратись, душа
моя, в покой твой» (Псал. 114:7). И не говорил ли Апостол Павел:
«Видимое временно, а невидимое вечно» (2 Кор. 4:18), призывая: «Не
сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего»
(Рим. 12:2), а «И цзин» уверяет: «Все Пути ведут к Одному».
