Татьяна Чамова
Мценск |
«Если
у вас есть атлас, — отыщите на нем карту России и проведите пальцем от
Москвы по направлению к Черному морю; на Вашем пути немного севернее
Орла — Вы обнаружите город Мценск. Так вот! Моя деревня находится в 10
километрах от этого места с довольно труднопроизносимым, как видите,
названием. Это совершенная глушь — тихая, зеленая, печальная…» Это
строки из письма Ивана Сергеевича Тургенева к своему собрату по перу
Эмилю Золя. Ко времени написания этого письма о мценском крае и его
жителях в парижских литературных кругах знали, пожалуй, даже больше,
чем сейчас мы, живущие в России.
Тургенев, изъездивший весь мир,
знавший всех великих людей своего века, прочитавший все, что только
может прочитать человек, и говоривший на всех языках Европы так же
свободно, как на русском, всю жизнь был влюблен в свои родные края. И,
словно в благодарность, они стали для него неиссякаемым источником
творческого вдохновения.
«Кто мне растолкует то отрадное чувство,
которое всякий раз овладевает мною, когда я с высоты Висельной горы
открываю Мценск? В этом зрелище нет ничего особенно пленительного, а
мне весело. Это и есть чувство Родины».
То были раздольные, просторные, поемные, травянистые луга, со множеством небольших лужаек, озерец, ручейков, заводей, заросших по краям ивняком и лозами, прямо русские, русским людом любимые места, подобные тем, куда езживали богатыри наших древних былин стрелять белых лебедей и серых уток. Иван Тургенев. «Стучит» |
Как
когда-то высокое искусство музыки родилось из звуков пастушеской
свирели, так и русская литература рождалась на живописных холмистых
берегах рек Зуши, Красивой Мечи, Черни, Снежеди, в березовых рощах и
старых садах дворянских гнезд. После «Записок охотника», написанных в
Париже и переведенных на европейские языки и даже на японский, в
Тургеневе сразу признали Мастера. Через образы мценской глуши, образы
простых людей европейцы открывали «русским людом любимые места», душу и
язык нашего народа. Неудивительно поэтому, что в мыслях Тургенев снова
и снова возвращался в свое Спасское, и в письмах и разговорах рождались
все новые, сильные и глубокие признания в любви к родной земле…
Давным-давно,
в начале XII века, Мценск, как и Москва, начался с небольшой крепости
на окраине Киевской Руси. Река Зуша, так же как и Москва-река, служила
естественным путем, пролегавшим через непроходимые леса. Впервые в
летописях Мценск упоминается даже на год раньше, чем Москва, — в 1146
году: в то время там находился князь Святослав Ольгович.
Легенды
рассказывают о древних вятичах, живших здесь. Многие названия мценского
края имеют вятичское происхождение, так же как и наименование самого
города. Владимир Иванович Даль считал, что название Мценск идет от
слова Мцена, по-вятически «пчела», отсюда и мчельник, то есть
«пчельник» (во мценском крае и сейчас много пасек и самый душистый
мед). Некоторые ученые считают, что название Мценск (или Меченск,
Мченеск, Мченск), созвучное названиям рек Меч, Мцена, Мценя, восходит к
финскому metsan, «лесной», и означает «город, расположенный в лесной
местности». По другим версиям, название города означает «меч» или
«мечта». Но если связать все эти версии с историей города, то каждая из
них будет подходящей.
Во времена расцвета Московского государства мценская крепость защищала его рубежи, а по реке шла торговля зерном.
Вам хотелось бы представить вид моего жилища?.. Это деревянный дом, очень старый, обшитый тесом, выкрашенный клеевой краской в светло-лиловый цвет; спереди к дому пристроена веранда, увитая плющом; обе крыши… железные и выкрашены в зеленый цвет… И. Тургенев — Г. Флоберу, 1876 |
Земли
вокруг Мценска, Орла, Белёва, Тулы государи отдавали дворянам,
отличившимся на службе Отечеству. Так возникали поместья. Во времена
Екатерины II через Мценск пролегала дорога на юг, в Крым, дорога
славных Побед. Просвещенной императрице нужны были и просвещенные
подданные, и многие русские дворяне создавали в своих родовых поместьях
центры культуры и образцового хозяйства. Таким усадьбам Тургенев дал
романтическое название — «дворянские гнезда». Дворянским гнездом стало
любимое сердцу Ивана Сергеевича Спасское-Лутовиново, имение его матери,
а вокруг были дворянские гнезда Толстых, Тургеневых, Шиншиных (к их
роду принадлежал Афанасий Фет), Шереметевых…
Недалеко от Мценска, в белёвской усадьбе Мишинское, Василий Жуковский написал свои первые романтические стихи:
Я Музу юную, бывало,
Встречал в подлунной стороне,
И Вдохновение летало
С небес, незваное, ко мне;
На все земное наводило
Животворящий луч оно —
И для меня в то время было
Жизнь и Поэзия одно…
Случайно
ли, что через полвека после Жуковского та же Муза соединила здесь трех
величайших гениев — Тургенева, Толстого и Фета? «Вы говорите, что часто
мечтаете о нашем общении в деревне… — писал Тургенев Фету из Рима. — Я
мечтаю о нем даже здесь, среди величавых развалин, в длинных мраморных
залах Ватикана. Недаром же судьба поселила нас всех — Вас, Толстого,
меня в таком недальнем расстоянии друг от друга!»
Липовая аллея в старинном парке Спасского |
Пишется хорошо только живя в русской деревне. Там и воздух-то как будто «полон мыслей»!.. Мысли напрашиваются сами. И. Тургенев — Е. Львовой |
Сын
Толстого Илья вспоминал: «Фет жил на своем хуторе Степановка, Мценского
уезда, недалеко от имения Тургенева Спасское-Лутовиново, и в одно время
к нему съезжались в гости мой отец со старшим братом Николаем и Иван
Сергеевич. Там они охотились за тетеревами и часто перекочевывали
оттуда в Спасское и из Спасского в Никольское-Вяземское к моему дяде
Николаю Николаевичу».
В один из майских вечеров у Толстых в
Никольском царило особенное музыкальное и поэтическое настроение.
Звучал рояль, и Татьяна Кузьминская, сестра Софьи Андреевны, пела, а из
открытого в сад окна ей вторили соловьи. Фет написал прекрасные стихи,
которые до сих пор доносят аромат того «эдемского» вечера:
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
Дуб в Никольском-Вяземском |
В
Никольском как-то особенно уютно и тихо. На крутых берегах реки Чернь
раскинулся усадебный яблоневый сад. В парке, недалеко от дома, растет
знаменитый дуб — дуб Андрея Болконского. «Старый дуб, весь
преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млея, чуть
колыхался в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни
старого горя и недоверия — ничего не было видно. Сквозь столетнюю
жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листы, так что верить
нельзя было, что этот старик произвел их».
В этом месте
потрясающе сильно звучат слова Льва Николаевича: «Неужели тесно жить
людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом?
Неужели
может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство
злобы, лицемерия или страсти истреблять себе подобных?
Все
недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в
прикосновении с природой — этим непосредственнейшим выражением красоты
и добра».
Есть еще одна «случайность». В двух парках — у Толстого
и у Тургенева — мы можем видеть два дуба: два дерева, два могучих
великана, с которыми соединяли свои судьбы две могучие личности —
Толстой и Тургенев.
Возлюбленная мценская земля, земля России, на
которой и мы с вами живем, питает эти корни, в то время как ветви
возносятся к единому небу.