Антон Мусулин
руководитель «Нового
Акрополя» Украины
Отношение
человека к трансцендентной реальности во все времена выражалось в его
желании возвыситься, подняться в ту область, которая превосходит
обычное физическое существование, и — с другой стороны — в его
способности воздвигать храмы, склонять голову и преклонять колено перед
величием того, что открывалось его внутреннему взору.
У нас нет
права утверждать, что храмы какой-либо одной эпохи или культуры лучше,
чем остальные. Алтари и стены, воздвигнутые десять тысяч лет назад, не
менее ценны, чем возведенные сегодня. Мы также не можем утверждать, что
одна религия лучше другой. Просто каждая религия является особой формой
выражения религиозно-философского Эроса — интимного чувства единства со
всем, что нас окружает. Религиозность — это потребность не в физическом
хлебе, а в насущном хлебе духовности, это любовь к Вечности, к Тайне, с
которой можно встретиться лишь в своем сердце и которая, подобно земной
любви, может быть более глубокой или менее глубокой.
Интуитивное
восприятие бесконечности, преломляясь через призму той или иной религии
и приобретая форму и облик символического характера, превращается в
храм — образ присутствия вневременного во временном, бесконечного в
конечном.
Каждый народ, каждая эпоха открывали и подчеркивали
одну из граней трансцендентности, одну из множества форм проявления и
выражения Слова-Логоса, который во времени-пространстве символов
превращается в священные предания, объясняющие происхождение
макрокосмоса и микрокосмоса, и в путь, соединяющий человеческое и
божественное.
В индуизме храм подчеркивает идею многообразия и
пышности жизни, танцующей над водами материи; в эллинском мире он
воплощает идею гармонии и соразмерности, присущих Космосу; в
христианстве храм призывает к любви и смирению; в исламе он говорит о
невозможности выразить беспредельность посредством форм, созданных
природой; египетский храм свидетельствует о монументальности
непреходящей реальности.
Храм говорит о Космосе и о пути, он — образ того и другого, их земное отображение.
Подобно
тому как в платоновском мифе о пещере узники пещеры принимают тени,
отбрасываемые реальными объектами на ее стены, за саму реальность, мы
часто принимаем символы — знамения трансцендентности и беспредельности
— за саму беспредельность, забывая, что они являются лишь отражениями,
которые напоминают о существовании иного и открывают к нему дорогу.
Между
символами и тем, что за ними скрывается, существует путь напряжения и
роста, ведущий от образа к его причине, от мифа о солнечном герое к
реальности солнечной дороги, от наблюдения неба к самому небу, от храма
снаружи к храму внутри.
Дорога воспоминаний
Итак,
храм говорит о том, как люди представляют божественное, и одновременно
является напоминанием о нем. В древнегреческой мифологии Музы, дочери
Мнемосины — богини воспоминаний, олицетворяют все то, что позволяет
человеку вспомнить забытое, возобновить свои воспоминания о Вечности, о
существенно важном и подлинном. Вид храма, изображения внутри него,
слова молитвы и безмолвие, запах ладана — все это, как линза,
фокусирует наше сознание и направляет течение наших мыслей и чувств,
ведя к самоуглублению, к созерцанию того, что выходит за пределы
обычного и преходящего. В душе, хотя бы на мгновение, вспыхивает искра
внутреннего света; душа просыпается и отождествляет себя с иным. Из ее
поля зрения исчезают образы мирских, внешних вещей, их место занимают
знамения зова. Вспомнить — значит возвыситься, оживить и задействовать
спящие способности души, вернуться к самому себе. Стремление ввысь и
вглубь — это сущность религиозности, это основная доминанта храма,
небом которого является его свод, а дорогой к небу — путь, ведущий от
входа к святилищу, в святая святых, в скрытое сердце храма.
В
этом аспекте храм напоминает о некой другой жизни, напоминает о небе —
внешнем и внутреннем, потому что душа каждого человека имеет свое небо
и свою звезду спасения на нем. Символическое пространство-время храма
позволяет человеку воссоздать внутри себя пространство-время общения с
божественным, встречи с сильной, возобновляющей и поддерживающей жизнь
мощью.
Иное пространство
Согласно
неоплатоникам, в человеческой душе присутствуют два Эроса, два типа
стремлений: один ведет к удалению души от Блага и погружению в
материальный мир, другой возвышает ее к Благу и очищает от всего
преходящего. Соответственно, пространство-время с точки зрения
религиозности может быть удаленным от Бога или близким к Богу — мирским
или священным.
Мирское пространство — это «обычное», однородное и
монотонное пространство горизонтальных движений, где места и сооружения
не отличаются одни от других, одинаково чужие и близкие, в равной
степени человеческие, земные. Мирское пространство подобно лесу, в
котором легко потеряться и откуда трудно выйти. Если, идя по жизни,
смотреть только под ноги, не поднимая головы к небу, то лес обыденного
для нас, путешественников, становится дремучим лесом. И в этом лесу в
один «прекрасный» день мы можем превратиться в неподвижных полуспящих
существ, подобных растениям, в существ, которые отмеряют течение
времени лишь появлением новых колец, все сильнее отделяющих внутреннее
от внешнего, кору жизни от ее сердцевины; существ, у которых стремление
расти в ширину преобладает над стремлением вертикализировать,
облагородить свое существование.
В отличие от обычного
пространства — пространства повседневных мирских забот, которым не
видно начала и конца, где каждый занят своими делами, не имеющими
ничего общего с идеей универсального и космического, где человек
является мерой вещей, — священное пространство можно определить как
сильное, заряженное смыслом. Кроме того, оно является центром эманации
смысла. Роща, река, гора, храм, город и даже страна, получая статус
священного места, обретают и то, что отличает их от слабого
пространства: способность притягивать и объединять мысли и чувства
людей вокруг сердца священного пространства — идеи присутствия иного в
обыкновенном.
За порогом обыкновенного
Священное
и мирское отделены друг от друга. Одно является владением Бога, другое
— территорией человека; одно — пространство стремления возвыситься
духовно, другое — пространство преходящих стремлений и желаний.
Идея
границы присутствует в словах «templum» и «temenos». Оба эти понятия
произошли от индоевропейского корня «tem» («отсечь, ограничить,
разделить»).
Первоначально слово «templum» означало ту часть
неба, которую жрец очерчивал своим жезлом, изучая явления природы и
полет птиц, а позже так стали называть и то священное пространство, в
котором происходил ритуал наблюдения. Греческое слово «temenos»
означает участок земли, посвященный божеству, священную рощу или
какое-либо другое ограниченное священное пространство, которое нельзя
осквернить.
Переступая порог храма, линию, которая и разделяет, и
соединяет мирскую и священную реальности, верующий совершает переход из
одной плоскости бытия в другую. Входя в храм, мы всегда входим в другое
время и пространство, сбрасываем с себя груз повседневности и малых
человеческих забот, ожидающих нас за порогом храма.
Вступив в
храм, в вечно юное, возобновляющее и очищающее душу пространство
символов, мы вступаем на внутреннюю дорогу, дорогу молитвы и
созерцания. Храм не только место диалога и встречи с божественным, он
место переосмысления и «взвешивания» души, узнавания своих грехов — но
не искупления их: грехи искупаются в том пространстве, в котором они
совершены.
Выйти из храма значит снова вернуться в «страну
заката», в темное и грешное пространство. В Кирилловской церкви (в
Киеве) об этом говорят сцены, изображающие грехи и соответствующие им
страдания, которые душа испытывает в аду. Во Владимирском соборе это
сцена Страшного суда, которая находится над дверями внутри храма. На
ней доминирует фигура Черного ангела, наводящая на размышления о смерти
физической и смерти духовной, о возможности исчезнуть для Вечности,
которая не вмещает в себя ничего, что не обладает ее природой.
Мирское
пространство, находящееся по другую сторону порога, олицетворяет Хаос,
или Бездну, которая существовала, когда еще ничего не было. В начале
«земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился
над водами» (Быт.), и потом в течение шести дней Бог создал мир,
который является его владением. В результате творческого акта внутри
хаоса — безвидного и текущего пространства изначальных вод — появляется
свет, который Бог отделяет от тьмы, твердь, разделяющая верхние и
нижние воды, и суша — опора жизни. Таким образом, сотворение является
одновременно разделением пустоты и полноты, возможного и
осуществившегося. На человеческом уровне творческий акт самосотворения
есть переход от пустой, лишенной света и опоры жизни к жизни
осмысленной, созидающей новую жизнь. Мудрость порождает новую мудрость,
а любовь преумножает саму себя. Лишь дух, парящий над водами преходящей
жизни, может создать внутри нее первый остров стабильности, остров
огня, который в египетской мифологии символизировал творца вселенной и
ее метафизическую опору.
Обращаясь к божественному, человек
творит во имя божественного и подражает ему. Создание храма есть
создание собственного мира, отделение космоса от чужого, «пустого»
пространства.
Пространство чистое и стабильное
В
отличие от мирского, священное пространство, каковым является храм и
прилегающая к нему территория, — это чистое пространство. Поэтому
вхождение в храм всегда сопровождается обрядом очищения, который с
обретением права продвижения вглубь храма становится все более строгим.
Священные предметы, все то, что хранится внутри святая святых, доступно
лишь жрецам — тем, кто ведет чистый образ жизни. Согласно Геродоту,
египетские жрецы совершали обряд очищения четыре раза в сутки в прудах
или в реке, независимо от погоды и времени года, и таким образом
ежедневно подтверждали свое право войти в храм.
Осквернение храма — одно из самых страшных преступлений, которые может совершить смертный.
И
с другой стороны, храм — это место, где не действуют законы,
установленные человеком. Это территория, находящаяся во владении и под
покровительством Бога. Быть гостем божества всегда означало находиться
под его покровительством, как это и полагается согласно законам
гостеприимства.
Алтарь, священные писания, статуи, иконы,
изображения, символизирующие присутствие божественного, обряды очищения
и жертвоприношения, форма самого храма и его ориентация — все это
отделяет и ограждает храм от мирского, нестабильного пространства,
делает его иным.
Будучи территорией иного порядка, пространство
храма устойчиво, в определенном смысле неизменно. Хотя с течением
истории его форма и некоторые внутренние элементы могут
трансформироваться в зависимости от изменения второстепенных
религиозных представлений и идей, в храме есть то, что остается
неизменным на протяжении всей истории той или иной религии и без чего
ее невозможно мыслить как таковую.
Необыкновенное
Храм
трудно назвать обыкновенным местом. Он может быть построен из обычных
материалов, быть большим или маленьким, находиться вне селения или в
его центре, иметь или не иметь исторического значения, представлять
предмет интереса для ученых и искусствоведов или же нет, — все это не
определяет его важность и необыкновенность для религиозного человека.
На
земном шаре есть места, в которых мы всегда можем чувствовать себя как
дома. Есть сооружения, где двери всегда открыты и где мы, не стесняясь,
открываем двери своего сердца, чтобы там, в своей душе, найти
необыкновенное и встретиться с ним. Быть может, так происходит потому,
что все то, что олицетворяет храм, мы изначально и всегда несем внутри
себя, хотя лишь изредка заглядываем в тот уголок нашего существа, где
нет богатых и бедных, рабочих и врачей, выбирающих и избранных, нет
национальностей и вероисповеданий. Там нет ничего, кроме напоминания о
Боге и гуманности, о зове и поиске. Там, глубоко внутри нас, живет
частица Вечности, частица Бесконечности. Входя в храм, мы переступаем
порог, который во внешнем и во внутреннем пространстве разделяет
преходящее и трансцендентное. Мы создаем коридор, соединяющий внешнее
пространство храма с внутренним жилищем Бога.
Центр мира
Человек
традиционных обществ всегда стремился жить в сильном пространстве, в
пространстве иерофании — присутствия священного. Оно было для него
точкой отсчета, символом истоков, начала времени, местом, откуда
начинаются и куда ведут все дороги.
Сакральное пространство-время связано с идеей восхождения, проникновения в центр, возвращения к истокам.
Все
дороги ведут к храму, сходятся в центре — в точке, оправдывающей
существование окружающего ее пространства. Подобно тому как Создатель
является центром всех центров, точкой эманации света и жизни, храм
эманирует сакральность и притягивает, концентрирует вокруг себя
стремление людей к святости. После обычных, мирских дней во время
праздников, дающих возможность внутреннего возобновления, очищения от
исторического времени, потоки людей устремлялись к месту встречи
преходящего и непреходящего, человеческого и божественного — к храму.
Будучи
центром, храм является местом совпадения противоположностей: жизни и
смерти, видимого и невидимого, слова и безмолвия, ощущения ущербности и
чувства наполненности души смирением и благоговением.
Строительство
храма равноценно воссозданию собственного мира — мира, в котором
невозможно потеряться, ибо в нем есть ориентиры и всегда известно, куда
идти и как вернуться домой. По сути, движение в освященном пространстве
всегда является уходом из храма или возвращением в храм. Храм всегда
находится в центре города, в самой высокой его точке.
Идея центра
— это основная идея храма. В разные времена эта идея выражалась
по-разному: ее могли олицетворять колона, столб, лестница, гора, дерево
и, конечно, храм.
Палестина, Иерусалим, Голгофа — это страна,
город и мировая гора, являющиеся центром христианского мира. Согласно
мифам, под Голгофой погребен Адам, на ней был распят Христос. В этом
аспекте она соединяет первородный грех и искупление, начало
человеческого пути и его конец. Качества центра присущи и Иерусалиму —
городу, который, согласно традиции, не был и не мог быть разрушен
водами Потопа, ибо сохранение центра равноценно спасению мира.
Существует
легенда, согласно которой Киев погибнет тогда, когда разрушится мозаика
Софийского собора. Всякое разрушение храма является, в каком-то смысле,
и разрушением, концом мира. Уничтожение храмов после 1917 года
знаменовало конец сакральности. Это были времена потопа, эпоха, когда
воды иррациональной и анимальной природы человека унесли не только
многие жизни, но, прежде всего, чувство чести и религиозность, во все
времена являющиеся опорой нравственности.
То, что не обладает
центром, с точки зрения трансцендентности не существует. Оно подобно
изначальному Хаосу, бесконечному морскому пространству, где все
направления равноценны и все движения одинаково ведут в никуда.
Эпоха
без храмов и без стремления к возвышенному рушится и дробится под своим
собственным весом, ибо нет того, что могло бы собрать и соединить в
единое целое разрубленное на части тело бога Осириса — тело живой
духовности. Жизнь, в которой нет стремления к центру, растекается как
вода, как туман, как мрак, который поглощает все и делает все
одинаковым. Мрак неведения не имеет источника, во мраке все равны и все
в одинаковой мере окружены темнотой. В мире без духовности, без точки
отсчета, неизменной и неподвижной, как Полярная звезда, доминирует
мораль личной выгоды и личной власти.
Сегодня наступили времена
реставрации, переосмысления истории и искупления грехов наших предков.
Мы находимся на дороге воспоминаний и возвращения к истокам. Хотелось
бы, чтобы этот путь стал и возвращением к сердцу: к способности
выбирать сердцем, отдавать от сердца, общаться сердцем и смотреть на
мир глазами сердца, — а не переходом от одной формы материализма,
агрессивной и открытой, к другой, более тонкой, растворяющей душу.
Изначальность храма
Относительно
центра, символа Первопричины, все существующее является светлым или
темным, сильным или слабым — близким или удаленным от центра. Таким
образом, центр создает иерархию сил внутри миропорядка, определяет
взаимосвязь и взаимоотношения его частей. Центр мира является центром
не только с точки зрения пространственных координат — он также
находится у истоков времени. Центр делает нечто более или менее древним.
В
христианстве рай и Небесный Иерусалим созданы одновременно, и каждый
христианский храм представляет и воплощает на земле Небесный Город.
Внутреннее пространство храма олицетворяет Эдем с четырьмя реками,
определяющими структуру и границы Эдемского сада, в котором Господь Бог
сотворил Адама, первого человека. В Эдеме произошло падение человека,
там растут древо Познания добра и зла и древо Вечной Жизни. Рай, врата
которого охраняет ангел с огненным мечом, олицетворяющий тайны Божьи, —
это начало пути и конец пути. Возвращаясь в храм, верующий возвращается
в чистое, не знающее греха пространство-время, чтобы вкушать там плоды
с древа Познания и древа Вечной Жизни, чтобы лицезреть тайны. Уходя из
храма, человек повторяет падение Адама, ибо мирское пространство
является пространством падений и испытаний. Человек покидает центр мира
— и рай, и Иерусалим, место Тайной Вечери, место смерти и воскресения
Христа. И не только, ибо храм есть тело Христово.
Согласно
традиции, Кааба — главное святилище ислама, а в древности языческий
храм, посвященный Венере, — была создана на небесах до начала мира. Ее
земное отражение построил Адам, но во времена Потопа оно было
разрушено, и затем его воссоздал Авраам. Таким образом, Кааба — первое
святилище, созданное на земле до Потопа и после Потопа, в первом случае
— родоначальником всего человечества, во втором — отцом арабов и
евреев, основателем единобожия.
В Древнем Египте план, единый для
всех храмов, своими корнями восходит к небесной модели, разработанной в
начале мира Богом-Творцом. Надпись на храме в Эдфу гласит, что дом
божества, владыки этого города, был построен по правилам «Книги
основания храмов первой энеады», как и все другие, построенные до него.
Кроме того, каждый храм имеет своих предков, предшественников, которые
до него стояли на том же месте, и каждый свою генеалогию прослеживает
до начала сотворения мира, к временам возникновения изначального холма.
Этот холм и есть первый храм, первое жилище бога Татенена —
«Поднимающейся земли», создателя и первой суши, и первого храма.
Образ мира
Если
жилище души и символ ее деяний — это сердце, то жилище Бога и образ
созданного им мира — это храм. Он является копией небесной модели —
первого храма, первого священного пространства, и его возведение
соответствует сотворению Космоса. Архитектор, мастер, создающий храм, в
каком-то смысле имитирует деяния Бога, сам превращается в демиурга.
Строительный материал: камень, дерево, обожженная глина — эквиваленты
хаоса — под воздействием его инструментов приобретают форму, а само
строительство становится актом жертвоприношения и самосотворения. И
поэтому строительство храмов всегда требовало не только знания основных
наук, которые изучались еще в Академии Платона — арифметики и
геометрии, музыки и астрономии, — но и обладания глубоким мистическим
чувством, тем, что позволяло вдохнуть душу в тело храма.
Если при
строительстве мастер повторяет деяние Бога, то человек, участвующий в
литургии, символически делает то же самое по-другому — он воссоздает
храм внутри себя.
Храм как образ макрокосма и микрокосма, мира и
человека должен существовать в трех плоскостях. Он имеет свое небо,
свою землю и свой подземный мир — свои дух, душу и тело. Свод и алтарь
представляют духовный мир — мир архетипов и первопричин; вечное и
непреходящее начало в человеке и в природе; неизменное и необъятное
пространство неба — такое же неизменное и необъятное, какой является
трансцендентная, духовная реальность.
Между духовным и телесным
существует мир движений и перемен, соединяющий эти две плоскости; в
храме он представлен пространством, ведущим от входа к алтарю. В
человеке это душа с ее радостями и страданиями, победами и падениями, а
в природе — земля, горизонтальная плоскость, где существует и
развивается жизнь во всем ее многообразии.
Фундамент, вход в храм, его внешний облик олицетворяют тело храма.
В
этих трех мирах существует и живет не только храм, но и город. Он имеет
свой Акрополь — верхний город, свою Агору — место, где происходит
бытовая и политическая жизнь общества, и свой Некрополь — мир
подземный. В этих мирах движется и человеческая душа — она нисходит с
неба на землю и восходит с земли на небо. В течение ее земной жизни
аналогом этого процесса является движение из храма в мирское
пространство и обратно в храм, в центр мира и место встречи любящих
друг друга Бога и Человека.
Когда мы влюбляемся, нам трудно
объяснить, откуда и почему возникают эти глубокие чувства,
облагораживающие душу. Мы влюблены, и, поглощенные необыкновенным,
прекрасным, мы готовы преодолеть все моря и горы, чтобы встретиться,
дотронуться до руки любимого человека. В этом состоянии мы забываем
себя и свои маленькие желания, отрываемся от земли, испытывая и
счастье, и боль.
Подобные чувства возникают у нас не только по
отношению к видимой и осязаемой реальности. Даже в видимом мы любим
невидимое — внутреннюю красоту, которая, открываясь нашей душе, делает
и нас самих внутренне более красивыми. Как говорит Платон, любовь есть
не что иное, как любовь к вечному обладанию Богом; это стремление к
бессмертию, способность «забеременеть» духовностью, произвести на свет
прекрасное, истинную добродетель, все те блага, которые несет в своем
лоне человеческая душа. Беременный божественным человек на протяжении
всей истории создавал то, что несло внутри себя воспоминание и
напоминание о божественном. Такими напоминаниями являются в первую
очередь творения, относящиеся к сфере сакрального, — все то, что
воплощает идею зова и восхождения смертного к бессмертному, ущербного —
к целостности и полноте, бедного светом — к исполненности сиянием света.
