Накануне своего 100-летия Дом Максимилиана Волошина просит о помощи
Наталья Алякринская
Плесень на акварели
«Коктебель»
в переводе с тюркского — «долина голубых гор». Горы здесь и правда
бывают голубыми — когда с моря на них опускается легкий туман и профиль
Волошина, изваянный природой в массиве потухшего вулкана Карадаг,
становится почти неразличим. Они создали друг друга: Максимилиан
Волошин — свой мистический Коктебель, а никому не известный поселок в
Восточном Крыму — очень глубокого и тонкого поэта начала ХХ века.
Дом
Волошина, построенный по проекту самого Макса в 1903 году, развернут на
все стороны света. Так было задумано: «Дверь отперта. Переступи порог.
Мой дом раскрыт навстречу всех дорог», — писал Волошин и не уставал
приглашать к себе всех, кому было дорого поэтическое братство. Этот
порог переступали сестры Цветаевы и Мандельштам, Белый и Брюсов,
Чуковский и Ходасевич, Булгаков и Толстой — всего до 500 человек в год.
В страшные годы гражданской войны хозяин Дома укрывал в нем беглых
белых и красных: «Когда дети единой матери убивают друг друга, надо
быть с матерью, а не с одним из братьев», — говорил Волошин.
Этот
Дом пережил многое и многих. В сентябре 2003 года ему исполняется
100 лет. За прошедшее столетие в Коктебеле произошло немало — но ничто
так разительно не изменило его облик и саму суть, как прошедшее
десятилетие. Сегодня Коктебель ничем не напоминает тихий уголок, где на
морском берегу легко можно было найти сердолик для любимой и куда позже
приезжали отдохнуть от столичной суеты московские и питерские писатели
и поэты. Коктебель образца лета 2003 года — это гремящий ночными
дискотеками курортный поселок, застроенный ресторанами и кафе. Парадокс
ситуации в том, что именно Макс стал косвенным виновником
произошедшего: не будь Поэта с его странноприимным Домом, мир, скорее
всего, и не узнал бы о затерянном в Восточном Крыму поселке.
Дом М.А. Волошина можно было узнать сразу. Он стоял одиноко, у самой морской черты, и бросался в глаза причудливостью своих архитектурных очертаний. Приземистая четырехугольная «вышка» венчала его обычную для крымских жилищ черепичную крышу. Легкие деревянные галерейки и внешние лестницы опоясывали это строение со всех сторон. От моря отделялось оно тощим сквозным садиком, с трудом выращенным на этой негостеприимной и скудной почве. Тяжелые волны подкатывали, казалось, к самому порогу этого странного жилища... Оно и стояло несколько в стороне от немногих домиков пустынного берега, гранича только с полынной степью. Из воспоминаний поэта В. Рождественского |
Приспособиться
к новой жизни Дому Поэта удается с большим трудом. Свои невзгоды он
пытается мужественно спрятать от посетителей. И только сотрудники музея
знают всю историю его болезни. О ней нам рассказала главный хранитель
Дома-музея М.А. Волошина Татьяна Серикова.
- Татьяна Ивановна, как переживает Дом изменения, происходящие в Коктебеле, меняется ли он вместе со временем?
Конечно,
меняется, и, к сожалению, изменения эти — в очень плохую сторону. Об
экологии речи не может идти: дом 100-летней постройки очень плохо
приспосабливается к тому, что происходит вовне. Даже то, что в
1984 году в нем был открыт музей, уже повлекло изменения в состоянии
дома. Приспособленный для жилья летом и почти необитаемый зимой, он
стал эксплуатироваться как музей — очень полнокровно работающий, с
большой нагрузкой. Раньше в день его посещало 10–15 групп, каждая по
30, 40, 50 и даже 60 человек. Поэтому вскоре дом дал трещины, вы видите
их сами. Сейчас групп стало меньше, но проблемы остаются. Реставраторы
из Киева, побывавшие у нас, осмотрели дом и пришли в состояние ужаса.
Мебель съедает шашель — жучок-древоточец. Акварели Волошина,
Богаевского, Бенуа поражены плесенью и находятся в очень плохом
состоянии. Плесень изменяет состав бумаги, бумага истончается, и вместе
с ней уходят краски. Всего в нашей коллекции 80 папок ценнейших
живописных работ. И дом, и коллекция нуждаются в помощи. Между тем,
коллекция Дома удивительна, уникальна. Это более 55 тысяч экспонатов —
не привнесенных, не типологических, а именно принадлежавших хозяевам
этого дома и всем его гостям.
- В феврале 2002 года ваш музей
включили в состав Коктебельского республиканского заповедника «Киммерия
М.А. Волошина». Это дало какие-то результаты?
Увы, в связи
с этим дом потерял свой юридический статус и очень много жизненно
важных, необходимых должностей. Штатная единица «главный хранитель
фондов», которую я занимала в течение 20 лет, была исключена из штата
музея, а появился «главный хранитель фондов заповедника». Пришлось два
года судиться, чтобы восстановиться в этой, уже новой, должности...
Идея заповедника, может быть, и хороша, но необходимо создать и
охранные зоны, чтобы в музейное пространство варварски не вмешивались,
как это произошло с домом матери Волошина. Ведь усадьба Волошиных
состояла из двух домов. Сегодня дом Елены Оттобальдовны, находящийся на
территории Дома творчества писателей «Коктебель», сдан в аренду Союзу
писателей Украины. Сейчас в нем делается евроремонт, и скоро он станет
обычной гостиницей. Все наши обращения в Союз писателей ни к чему не
привели. Хотя экспонатов нашего дома хватило бы еще и на дом Елены
Оттобальдовны, и на музей сестер Цветаевых, который тоже входит в
состав заповедника и будет создан в Феодосии. А пока остается просить
помощи Господа Бога, который обратит наконец-то внимание на наши беды.
- Зная историю Дома Волошина, поневоле задумаешься о том, каким чудом он жив до сих пор. Есть ли у дома свой ангел-хранитель?
С
течением времени убеждаюсь, что он действительно есть. Физически дом
хранили сначала Елена Оттобальдовна и сам Волошин, потом Мария
Степановна Волошина, вторая жена поэта. 10 лет она была его супругой, а
после смерти поэта долгих 44 года хранила все, что было им оставлено.
Во время войны она спасла дом, предотвратив его взрыв, — наши,
отступая, жгли, взрывали. И сейчас в доме происходят необъяснимые вещи.
Бывает, как по наитию, чувствую, что нужно войти в одну из комнат.
Захожу — и вижу, что там потоп. В начале 90-х, 17-го декабря, в день
смерти Марии Степановны, в доме неожиданно появилась ее старая
знакомая, Мария Николаевна Изергина. Шел дождь, она промокла, и мы
хотели ее обогреть, напоить чаем. А она: «Нет, хочу в Марусину
комнату». Входим туда — оказывается, протекла крыша и дала течь на
близлежащую комнату. И тут гостья говорит: «Ну, все, теперь я могу
уходить». Именно это не давало ей покоя и позвало в дом в тот ненастный
декабрьский день, чтобы предупредить. Мы говорим о том, что это дух
Волошина и Марии Степановны не оставляет этот дом, этих мест. Их
мистическую заряженность чувствуешь всегда, даже на фоне перемен.
Максимилиан Александрович с развевающимися волосами большими шагами спешил нам навстречу. Его лучистые голубые глаза приветливо сияли... Макс, посмеиваясь, нам говорил: «Ну, вот, как я рад! Как хорошо, что Вы приехали! Отдыхайте...» Из воспоминаний художницы А.П. Остроумовой-Лебедевой |
- Как Вы сами воспринимаете новый Коктебель?
Я
выросла в Коктебеле и всю свою сознательную жизнь провела здесь, вижу
эти изменения в худшую сторону и очень сожалею о них. Потому что мне
когда-то довелось видеть волошинский Коктебель, этот одиноко стоящий на
берегу дом, эти полынные, звенящие цикадами холмы, поляны и овраги.
Помню в этом доме сидящую на веранде Марию Степановну в своих роговых
очках. Мы называли ее «старуха Волошина» и прятались от нее в кустах.
Но уже тогда, не зная Волошина, мы всегда относились к этому дому с
большим уважением, к его раскрытым настежь окнам, когда открывали
ставни и окна для проветривания. Тянуло сюда, и вот посчастливилось
работать здесь. Хотя, возможно, лучше бы этого и не случилось, потому
что постоянно чувствуешь какую-то вину и неспособность вмешаться в
процесс, который идет уже сам по себе. Мария Степановна однажды, стоя
на вышке этого дома, сказала Анастасии Цветаевой: «Макс, открыв
Коктебель, навсегда его погубил». И это действительно так. Но виноваты
в том, что происходит, конечно, мы...
| Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог. В прохладных кельях, беленных известкой, Вздыхает ветр, живет глухой раскат Волны, взмывающей на берег плоский, Полынный дух и жесткий треск цикад. (...) Войди, мой гость, стряхни житейский прах И плесень дум у моего порога... Со дна веков тебя приветит строго Огромный лик царицы Таиах. Мой кров — убог. И времена — суровы. Но полки книг возносятся стеной. Тут по ночам беседуют со мной Историки, поэты, богословы, И здесь их голос, властный, как орган, Глухую речь и самый тихий шепот Не заглушит ни зимний ураган, Ни грохот волн, ни Понта мрачный ропот. Мои ж уста давно замкнуты... Пусть! Почетней быть твердимым наизусть И списываться тайно и украдкой, При жизни быть не книгой, а тетрадкой. И ты, и я — мы все имели честь «Мир посетить в минуты роковые» И стать грустней и зорче, чем мы есть. Из стихотворения М. Волошина «Дом Поэта» |
