60 ЛЕТ НАЗАД НАЧАЛАСЬ БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА
Ирина Белая
Серебряная нить воспоминаний
8
сентября 1941 года... Более полувека пронеслось с тех пор.
Стремительность времени покрыла забвением многие дни. А этот — не в
состоянии.
Это было 60 лет назад... А по-прежнему больно.
Шрам
на левой руке... Наталья Борисовна Войновская смущенно улыбается: хлеб
резала, руки дрожали. Первый хлеб на большой земле... Восьмилетней
девчонкой встретила она блокадный сорок первый. То время помнится
фрагментами, обрывками военного детства, которое вместило в себя так не
по-детски много боли, отчаянья, потрясений и ужасающего чувства
голода...
Воспоминания... Что это? Зачем даны они человеку? Нужна
ли потомкам душераздирающая хроника страшных событий, летопись
беспримерных страданий?
О блокаде рассказано много. Но все не будет сказано никогда. Ведь мертвые не заговорят...
Нам
не понять той жестокости, той бесчеловечности, с которой фашизм пытался
задушить город в петле блокады. Я часто задавалась вопросом: как же
нужно было ненавидеть врага, чтобы выстоять, чтобы выжить?
Ненавидеть... А воспоминания поседевших, но не утративших внешней
красоты блокадников наполнены любовью и потрясающим чувством
благородства. «Посмотрите, какая она красивая...» — Наталья Борисовна
показывает фотографию Ады Владимировны Ашик (тоже коренной ленинградки,
блокадницы), опубликованную в районной газете...
Любовь,
сострадание, верность, долг, порядочность, честь, альтруизм... Эти
понятия открываются заново благодаря тем самым воспоминаниям.
Вслушайтесь,
прикоснитесь к той боли, которую никогда не испытаете, и к тому
благородству, с которым эти люди перенесли выпавшее на их долю...
В блокадных днях мы так и не узнали,
Меж юностью и детством где черта?
Нам в сорок третьем выдали медали
И только в сорок пятом паспорта.
Ю. Воронов
Мировая
история помнит три жесточайшие блокады городов. Мы знаем, чем
закончилась осада Карфагена и Трои — города были разрушены до
основания. Их участь, по всем объективным данным, должен был разделить
Ленинград.
Было приказано: «Тесно блокировать город и путем
обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбардировки с
воздуха сравнять его с землей». Но город выстоял. Ценой величайших
жертв. Ценой мужества и стойкости ленинградцев.
Прошло 60 лет со
дня начала блокады. 60 лет — как кончилось веселое беззаботное детство,
озорная юность и начались страшные голодные и холодные 900 дней,
прожитых под грохот снарядов и артобстрелов. На 79-й день войны —
кольцо блокады вокруг города, в котором оставалось два с половиной
миллиона жителей, в том числе 400 тысяч детей... И страшный холод зимы
41-го...
И тридцать лет, и сорок лет пройдет,
А нам от той зимы не отогреться.
Нас от нее ничто не оторвет.
Мы с ней всегда — и памятью, и сердцем.
Эти
слова поэта Юрия Воронова, четырнадцатилетним мальчишкой встретившего
блокаду города, как нельзя более точно говорят о том времени. Судьба
распорядилась так, что более 70 бывших ленинградцев живут сейчас в
московском районе Орехово-Борисово Северное. «Серебряная нить» — так
называется их клуб. Серебряной нитью тянутся воспоминания... О детстве,
о юности... Когда-то чуть ли не все газеты мира обошел дневник
ленинградской девочки Тани Савичевой. Такой же дневник могли вести и
многие из тех, кто живет сейчас в Орехово-Борисово.
«Невыносимый
холодный, голодный декабрь 1941 года. Холод под 40 градусов. Подушка
примерзает к постели. Нет света, тепла, воды. 125 грамм хлеба — и все.
Очень медленно иду на Неву за водою. Налет. Воздушной волной ударило о
стену дома — контузия. Заталкивают в бомбоубежище. Опять обстрел. Бомба
попадает в здание. Взрослые вытаскивают детей наружу. Я оказалась
последней спасшейся», — вспоминает Кира Александровна, тогда ей было 10
лет.
А Антонина Андреевна (ей тогда было 15 лет) вспоминает, как
горели Бадаевские склады — закрома города. Сгорели все
продовольственные запасы, которые были в городе. Это у всех
ленинградцев в памяти осталось — 8 сентября. Этот день и считается
датой начала блокады Ленинграда. Перерезаны были все дороги, въехать и
выехать из города было нельзя. Постепенно начали уменьшать нормы
питания. Вместо крупы давали муку.
«Завариваешь кипятком эту муку
— получается пол-литровая банка на 10 дней. Больше ничего не было.
Взрослые получали 250 грамм хлеба, дети 125 грамм. А что это был за
хлеб — целлюлоза и дровяные опилки, клейкий», — вспоминает Антонина
Андреевна.
«От голода отупение какое-то наступило: ничего не
страшно, ничего не хочется, есть только хочется, а потом и острое
желание есть пропало», — вспоминает Анатолий Павлович. Вез на санках
ведро с водой, набранной на Неве. У своего дома взял ведро в руки — и
на первой же ступеньке, на которой кем-то пролитая уже вода льдом
стала, упал и разлил воду. И заплакал мальчишка горючими слезами,
впервые заплакал, потому что снова надо было проделать двухчасовой
маршрут на Неву, а сил нет...
А тогда пятилетняя Юля вспоминает,
как какая-то женщина отломила кусочек от своего хлеба и дала ее брату:
«Бери, мальчик, ты еще маленький, вся жизнь у тебя впереди, тебе еще
жить нужно».
Нужно жить! Значит верила эта женщина, что этот
кошмар когда-то кончится... В самое трудное время люди верили в победу.
Знали, что все пройдет, что вернутся сыновья и мужья с фронта и все
опять будет хорошо.
«Пришел семнадцатилетний мой дядька и хотел
взять костюм папы, чтобы обменять его на хлеб, а бабушка ему и говорит:
„Не надо, оставь костюм, вернется Боря с фронта, у него же нет больше
гражданского костюма...“»
Вера помогала выжить. Даже в самые
тяжелые месяцы работали театры, артисты филармонии выступали в цехах
заводов, где люди не только работали, но и жили — сил дойти до дома не
было.
Первый военный концерт в большом зале филармонии прошел 14 сентября 1941 (подумайте — на шестой день блокады!).
Клавдия
Ивановна Шульженко пела в госпиталях, цехах, воинских частях, под
артобстрелом... Однажды перед выступлением на заводе ее предупредили:
«Не удивляйтесь, что плохо аплодируют, — сил уже нет, голод».
В
это время «Ленинградская правда» сообщает о работе Шостаковича над
Седьмой симфонией. Вера Инбер вспоминает: «Меня взволновало, что в эти
дни в осажденном городе, под бомбами Шостакович пишет симфонию...
Значит искусство не умерло, оно живет, сияет, греет сердце». Город не
сдавался. Он жил, он верил, он выстоял. Ведь уже в марте 1942 город
начал поход за чистоту — убирали трупы, чистили дворы от снега. А с
середины марта появился первый трамвай! Такой волшебной музыкой
раздавались его звонки!
И вспоминают, вспоминают...
И пришла победа, город освободили, полностью была снята блокада 27 января 1944 года.
Мой город больше не в бою!
Он горд победой и бессмертьем.
Но боль свою и скорбь свою
Ему не выплакать столетья!
