Накануне Иванова дня, 3 июля, в два часа после обеда
в церкви св. Николая проходил обряд крещения. Когда пастор взял ребенка
на руки, чтобы облить, трехдневный мальчик, к удивлению всех, внезапно
поднял головку, вытянул шейку и принял крещение с открытыми,
устремленными ввысь глазами.
Фридрих Лейбниц был потрясен
происшедшим во время крещения сына и дрожащей рукой начертал в журнале
домашней хроники следующие слова: «Я того желаю и пророчу, что это
служит признаком веры и лучшим знамением того, что этот сын пройдет
свой жизненный путь с очами, поднятыми к Богу, будет пламенеть любовью
к нему и в этой любви совершит великое к славе Всевышнего…».
Сам
Готфрид Вильгельм Лейбниц подтвердил отцовское предчувствие, став
выдающимся философом, математиком, изобретателем, дипломатом и юристом.
Можно было на этом и закончить, если бы не мучительный вопрос: «Каким
образом из одаренных детей получаются гении???»
Вундеркинд
Конечно,
Готфрид Лейбниц родился в необычной семье: его отец — профессор морали
и ведущий частную практику юрист — последние 12 лет своей жизни был
также и университетским секретарем философского факультета. Жажда к
научной работе уживалась в нем с практической деятельностью, которую он
вел в связи с управленческими и административными делами. Матерью
Лейбница была дочь известного в то время юриста и университетского
профессора официального, то есть римского, права, женщина
замечательного ума и сердца.
Конечно, Готфрид Лейбниц родился в
необычном месте — городе Лейпциге. Этот город целиком состоял из
зеленого юношества: примерно на 20 000 жителей города приходилось 3000
студентов, которые обучались в Лейпцигском университете. «Хвалю наш
Лейпциг! Он у нас маленький Париж и людей воспитывать умеет!» —
восклицал герой гетевского «Фауста». Хотя отец умер, когда Готфриду
исполнилось всего шесть лет, вопроса, что делать дальше, не возникало.
Любовь к наукам в этой семье передавалась по наследству и была
естественна. Итак, с шестилетнего возраста — самая лучшая в Лейпциге
школа, с пятнадцатилетнего — университет.
Помните знаменитое
пушкинское: «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь»? Так
вот, во времена Лейбница учились «помногу», и еще как! Его биографы до
сих пор спорят, кто внес наибольший вклад в воспитание юного гения, но,
в конце концов, сходятся на том, что своим характером и знаниями он
обязан в первую очередь самому себе. Он был самоучкой или, как сам
называл себя, «автодиктатом». В школе вместо игр он нашел наслаждение в
истории, в поэзии. Жажда к чтениям привела его к древним авторам.
Предложите современным родителям и их детям выучить латынь по подписям
к картинкам в книжке — вас поднимут на смех. А восьмилетний Готфрид
выучил! За этим последовало то, что легко можно представить и сейчас.
Его сверстники, узнав о самостоятельном штудировании латинского,
немедля донесли учителю о новом методе, и учитель повелел запретить
читать и отобрать книги, сложные для ребенка (так как считал, что для
ребенка Ливий годится только как котурн для пигмея). Но судьба
распорядилась по-своему. Свидетелем этого разговора оказался живший по
соседству с Готфридом ученый и много путешествующий дворянин, который
убедил учителя и наставников, что неразумно все мерить одной меркой.
Этот ученый муж доказал нелепость и неуместность подавления проблесков
развивающегося гения суровостью и грубостью учителей. И юный Лейбниц
был допущен в отцовскую библиотеку! «Чудо учености», Лейбниц потрясал
тем, что чтение многочисленных и разнообразных сочинений не порождало
хаоса в его голове, а, напротив, развивало природную склонность ко
всякому изучению. И Лейбниц учился всю жизнь.
Гениальность — не знак ли это Провидения?
Во
времена Лейбница студенты университета, прежде чем заняться, например,
юриспруденцией, о которой мечтал Лейбниц, обязательно должны были
получить общее образование на философском факультете (где изучали
математику, физику, географию, историю, этику). И когда к 20 годам
Готфрид Вильгельм прошел все необходимые ступени для защиты степени
доктора юриспруденции в своем родном Лейпцигском университете, он
обнаружил, что существует очередь из гораздо более родовитых и старших
по возрасту соискателей. В результате ему было отказано в защите сразу
после получения права на нее. Причем здесь тоже не обошлось без
забавной истории: Лейбницу предлагалось сначала «отрастить бороду», а
затем помышлять об ученой степени. Ждать своей очереди означало
«скопировать» отца и навсегда остаться частичкой университетского
целого.
Что же делает этот юный гений? Он оставляет Лейпциг.
Диссертацию он, конечно, защитил, причем блистательно, в менее
знаменитом университете Альтдорфа. Но судя по тому, что он отказался от
предоставленной в Альтдорфе кафедры и позиции профессора, Готфрид уже
принял решение, и не в пользу академической карьеры. Великолепно
образованный молодой Лейбниц целенаправленно ищет просвещенного
монарха, который бы руководствовался в своей деятельности советами и
чаяниями философа. В двадцатитрехлетнем возрасте Лейбниц занял видное
положение при майнском дворе. Он был приглашен составлять свод новых
законов и выполнять дипломатическую миссию. Затем последовал Ганновер и
предложенное ему герцогом место библиотекаря, на котором он служил
почти до конца своей жизни. В 1714 году курфюрст Ганновера был
приглашен на английский престол, но предупрежден, чтобы не брал с собой
Лейбница (сказался конфликт с Ньютоном). Новоявленный король Георг I
согласился, и Лейбниц доживал свой век в немецкой провинции.
…Как
часто мы, стоя на распутье жизненных дорог, обращаемся в своих мыслях к
кому-то более могущественному, прося только об одном: подскажи, что
выбрать, куда направить свои усилия!.. А жизнь говорит с нами на языке
событий, который бывает трудно понять. Что стояло за решением Лейбница
оставить Лейпциг? Возможно, и юношеский максимализм, и жажда
путешествовать, а не сидеть «пришпиленным» к одному месту. А возможно,
он просто «нужные книги в детстве читал»?.. Во всяком случае, провидцем
можно назвать Фридриха Лейбница, нарекшего своего сына Готфридом, что
означает «бог» и «мир». Готфрид Вильгельм Лейбниц действительно
направил мощь своих природных способностей на служение Богу и человеку:
«Я сочту за величайшую честь, удовольствие и славу, если буду в
состоянии послужить в деле столь похвальном… Я имею в виду пользу всего
человеческого рода, ибо считаю небо своим отечеством и всех
благонамеренных людей его согражданами» (из переписки с российским
государем Петром Великим). Ему удалось в течение всей жизни удержать
эту невидимую нить, связывающую каждого человека с его предназначением,
миссией. Может, такие люди и становятся гениями, рождаясь вундеркиндами?
Гений или герой?
Историкам
и биографам, исследующим жизни замечательных людей, трудно удержаться
от соблазна изучить и «другую сторону медали» — их слабости. Лейбница
не смогли назвать ни «теоретиком», ни «практиком», ни «рационалистом»,
ни «сенсуалистом» и нередко упрекали за то, что он «разбрасывался».
«Слабость» Готфрида Вильгельма Лейбница — в самом его величии. Он
представлял собой целую академию и не помещался ни в одной из названных
«клеток».
Сохранился дневник, который Лейбниц вел в свой
ганноверский период. День из его жизни не похож на дни обычных, даже
деловых, людей. С утра, еще в постели, Лейбниц обдумывает какую-то
математическую проблему. Потом отвечает на сделанный ему запрос: каково
различие между живой и мертвой силой в динамике. Придумывает железные
ящики для обжарки и варки мяса. Сообщает свое мнение об одном
юридическом вопросе. Читает депеши ганноверского посла при
Регенсбургском сейме по делу о курфюрстском сане герцога. Занимается
вопросом, как белить холст посредством воска. Из Ганновера с
голландскими купцами едет в Герренсгаузен, чтобы осмотреть водопады и
фонтаны, в создании которых сам принимал участие. Курфюрст показывает
ему письмо герцогини Орлеанской о бессмертии и просит составить ответ
на него. Канцлер посылает ему какую-то хронику, тайно напечатанную, и
просит совета, как поступить с ней…
Скажете, что он
разбрасывался? А мне кажется, что он самый целостный человек из всех,
кого мне приходилось встречать. Его вели не конкретные дела, а идеи. Те
самые, популярные сейчас, идеи о том, как обустроить мир, чтобы он стал
таким, каким должен быть по Божественному замыслу. Конечно, он
осознавал, что одной жизни не хватит, чтобы осуществить все задуманное,
и не раз давал себе слово, например, так: «Если смерть позволит мне
осуществить все планы, которые я уже составил, я готов обещать, что не
придумаю никаких других, я буду только прилежно работать над прежними».
Но он был щедр, и делиться своими идеями и мечтами было для него так же
естественно, как дышать. К тому же, быть щедрым не противоречило его
миссии — служить Небу и людям. Может, поэтому он так легко разбрасывал
семена, плоды которых должны были вкушать другие.
Лейбниц не
совершал ратных подвигов. Он просто жил с превышением обычной нормы
человеческих сил и усилий. Судьба большую часть жизни хранила его от
физических болезней. Только последние 20 лет его мучила подагра, с
которой он боролся, зажимая больные ноги в специально сконструированные
тиски. Когда боль отступала, он продолжал свой день. Ведь гений — это
никогда не останавливающийся герой.
Одиночество гения
Несмотря
на удивительную способность быть дипломатом, Лейбниц всю жизнь прожил
один. Но в своих путешествиях он не упускает возможности навестить всех
замечательных людей. И все замечательные люди состояли с ним в
переписке. И даже если к нему обращались менее известные люди, он
всегда отвечал им на вопросы. В XVII веке сочинение письма представляло
собой настоящую ученую работу, продвигающуюся медленно. В четырехтомной
переписке Лейбница собраны 15 300 писем. Письма Лейбниц писал сначала
начерно, переделывал их по два, три, четыре раза. Иногда он писал или
диктовал письмо без черновика, записывая у себя только отрывок. Большая
часть его респондентов, около 340 человек, были связаны с политикой:
князья, дипломаты, государственные министры, придворные, послы,
секретари, агенты. Кроме того, он переписывался примерно со 120
представителями духовного сословия, в число которых входили и
миссионеры. Среди его корреспондентов было также 70 придворных врачей,
пользовавшихся большим влиянием. Примерно 60 лиц переписывались с
Лейбницем о проблемах физики, географии, геологии, астрономии и химии.
Такое же число составляли математики. Этот список можно продолжить
антикварами, нумизматами, специалистами по геральдике и генеалогии. И
при этом Лейбниц занимал должность простого библиотекаря при дворе
курфюрста Ганноверского!
Дамы в этом обзоре скорее исключение,
чем правило. И здесь Лейбниц снова восхищает своим выбором. 25 лет он
был учителем, а затем и близким, добрым, тонким другом первой королевы
Пруссии Софии Шарлотты, дочери ганноверской герцогини. Возможно, эта
чистая любовь королевы, вполне достойной Лейбница по уму, как
божественный свет, направляла философа в его размышлениях, отражаясь в
его знаменитых трудах «Теодицеи» и «Монадологии».
С именем другой
дамы, принцессы Каролины, дочери Софии Шарлотты, связана печально
известная переписка Лейбница с последователем Ньютона Кларком. Почти
одновременно Лейбниц и Ньютон предъявляют на суд ученых свои методы
дифференциального и интегрального исчисления, которыми мы пользуемся и
поныне. Лейбница обвиняют в плагиате, и он оказывается втянутым в
переписку, в которой ему приходится то защищаться, то оправдываться. «С
настоящим прискорбием вижу, что люди такой ученой величины, как Ваша и
Ньютона, не можете помириться. Мир бесконечно мог бы выиграть, если бы
можно было вас сблизить, но великие люди подобны женщинам, которые
ссорятся из-за любовников. Вот мое суждение о вашем споре, господа…
Удивляюсь, неужели если Вы или Ньютон открыли одно и то же одновременно
или один раньше, другой позднее, то из этого следует, что вы растерзали
друг друга…» — пишет в своем письме Лейбницу принцесса Каролина. Может
быть, это было единственное досадное «темное пятно» на солнце Лейбница,
которое поставил не сам гений, а скорее его «последователи».
«Мы живем в наилучшем
из возможных миров». Г.Ф. Лейбниц
Многие
пытались поспорить с ним по поводу этого красивого вывода, к которому
пришел Лейбниц в своих натурфилософских рассуждениях. Но как раз в нем
весь ЛЕЙБНИЦ: «Если я ошибаюсь, то ошибаюсь охотнее в пользу людей, чем
во вред им. Таков я и при чтении. Я ищу в книгах не то, что я мог бы
осудить, а то, что достойно одобрения и что для меня полезно. Это не
самое модное, но справедливое». И если он постиг то, о чем писал в
«Теодицее»: «Духовные удовольствия — суть самые чистые и наиболее
полезные в отношении к продолжению своей радости», — то можно назвать
его счастливчиком.
Готфрид Лейбниц и философский камень
Magnum
Opus (Великое Творение) — субстанция, способная превращать любой металл
в золото. Для алхимиков это была цель, к которой они стремились любой
ценой.
Лейбниц искал свой философский камень, с помощью которого
человек мог бы пробудить в себе высшую, то есть божественную природу.
Может быть, это и есть путь превращения одаренных детей в гениев. Гении
пламенеют любовью к Всевышнему и творят во славу его и на пользу
человечества.
