Луч света прорезает темноту и выделяет балерину в белом воздушном наряде. Она приподнимается на пальцы, и...
Таким
мы видим балет, таким он предстает в нашем воображении каждый раз,
когда мы слышим это слово. Образ балета нерасторжимо связан в нашем
сознании с белоснежным тюником танцовщицы. Кажется, что так было
всегда. Но так ли это на самом деле? Какой была одежда танцоров в те
времена, когда балет только рождался, и когда, собственно, появился тот
костюм, который мы знаем сегодня?
Если мы обратимся к истории
танца, то увидим, что становление балета и преображение балетного
костюма происходили одновременно. Первые зерна того действенного танца,
который мы видим сегодня, были заложены в эпоху Возрождения. Развиваясь
и меняя формы, балет надевал маски и снимал их. Обычный бытовой костюм
менялся, чтобы отчетливее стали видны движения танцующих, менялась
обувь. Но одежда танцовщиков, как бы причудлива она ни была, всегда
тяготела к одежде своего времени. Интересно, что костюм всегда отражает
характер и умонастроения эпохи — от естественной свободы и элегантности
раннего Возрождения до причудливого нагромождения форм барокко.
К
XVIII веку балет достиг высокой степени виртуозности. Но если мужской
танец был призван поражать своим блеском, то балерина должна была
пленять и очаровывать зрителей одним своим видом. Этой цели служил и
костюм — красивый, изящный, открытый, украшенный розочками и оборочками.
Но
вот в начале XIX века распространяется новое художественное течение —
романтизм. Разочаровавшись в реалиях окружающего его мира, человек
устремляет свой взгляд в мир идеальный; мир, населенный героями и
фантастическими существами; мир, где живут благородство, любовь, мечта;
мир, который дремлет в глубине каждого из нас.
И не случайно
именно романтизм дал балету новое дыхание, превратив его из
развлекательного зрелища в самостоятельный вид искусства. Сцена
становится окном в этот таинственный мир, танец пытается показать все,
чем полна человеческая душа. Именно в это время балерина поднимается на
пуанты и облекается в белый невесомый наряд.
Переворот в сознании
зрителя совершила Мария Тальони. Отказавшись от всех кокетливых ужимок,
изгнав женщину из своего танца и призвав в него даму, Тальони ввела
новый костюм, создавший ее неповторимый стиль. Длинные, легкие, широкие
белые юбки, скромный белый корсаж и, самое большее, букет цветов или
веночек вместо всякой мишуры — все было направлено на то, чтобы
подчеркнуть широкие, плавные линии, полет, отрешенность от трюка.
Современники сравнивали танцовщицу с видением, вызванным чарами
волшебства.
...Костюм в театре имеет свой язык, он говорит о
персонаже в первые минуты его появления на сцене, рождает наши
бессознательные ассоциативные связи.
Белый тюник балерины
исключает ее из общей цветовой динамики и сосредотачивает внимание на
пластике самих движений, отражающих внутреннюю жизнь. Ибо это сама душа
парит на сцене, едва касаясь земли, а ей, чтобы заговорить, не нужно
красок и блеска.
Романтический балет одел своих героинь,
наделенных особой внутренней жизнью, в белый цвет — цвет чистоты, цвет
абсолюта, цвет совершенства. Когда среди пестро одетых крестьян
появлялась Сильфида в белоснежном наряде, она уже одним этим
отчуждалась от остальных персонажей, рождая ощущение нематериальности
героини. А когда к ней присоединялся рой таких же одетых в белое
существ, уже крестьянин Джеймс противостоит им — как человек, попавший
в другой мир, так же как принц Зигфрид в «Лебедином озере» или Солор в
сцене теней Баядерки. Цвет отделяет мир сокровенный от мира
материального.
Позднее, в начале XX века, дягилевские Русские
сезоны и реформы Фокина рождают новый целостный подход к спектаклю,
соединяя хореографию, сценографию и костюм воедино. Это стало возможным
благодаря творчеству таких больших художников, как Бакст, Бенуа, Рерих.
Сценический
костюм делается многообразным, для него больше нет границ. Он может
отражать историческую эпоху, а может — настроение спектакля, характер
персонажей, поддерживая и раскрывая их образы. Но белая, взметнувшаяся
на пальцы фигура балерины навсегда становится символом балета, как
воспоминание о том времени, когда танец поднял человека над землей.
Ольга Климова