Приближается 28 сентября 2005 года, когда культурная
общественность России отметит 105-летие ныне живущего старейшего
художника страны Бориса Ефимовича Ефимова — Народного художника СССР,
лауреата Государственных премий, Героя Социалистического труда СССР,
одного из ярчайших представителей печатной социальной и политической
сатиры. С его замечательным творчеством были знакомы многие поколения
советских людей. Сегодня же, и особенно молодежи, это имя мало известно.
Несмотря
на почтенный возраст Борис Ефимович обладает поразительной памятью — он
поделился с нами своими воспоминаниями, впечатлениями и наблюдениями о
минувшем веке, о ярких, героических и драматических событиях,
наложивших отпечаток и на его судьбу.
- Борис Ефимович, вас называют ровесником XX века. Это метафорическое определение. Но хронологически оно, кажется, неточно?
Да. Я старше, поскольку родился в позапрошлом, девятнадцатом веке и прожил в нем целых три месяца.
- Для каждого человека «точка отсчета» — раннее детство. Что помните вы о нем?
Город
моего рождения — красавец Киев, овеянный славой «матери городов
русских». Молодость моего отца прошла на Кавказе среди малочисленной
народности — татов. А в Киеве он встретил красивую дивчину с
Черниговщины. В нашей семье было двое детей: мой брат Михаил, ставший
впоследствии известным советским журналистом 20–30-х годов,
подписывавшийся псевдонимом «М. Кольцов», был немного старше меня.
Может показаться неправдоподобным, но я помню себя с двух лет.
- А когда у вас появились тяга и способности к рисованию?
Рисовать
я начал рано — с пяти-шести лет, и художественное творчество мое имело
своеобразный характер. Мне было неинтересно рисовать с натуры. Я не
любил изображать домики, деревья, кошек и собак. На бумаге возникали
фигуры и персонажи, рожденные моей фантазией, а ее питали впечатления о
прочитанных книгах, обрывки разговоров взрослых на различные темы,
затейливые рассказы брата. Со временем в толстой тетради появились
портреты Гарибальди, Дмитрия Донского и... Бога в образе бородатого
мужчины в камилавке. Но самое поразительное было то, что учитель
рисования по прозвищу Гришка часто ставил мне двойки. Он никак не мог
подавить во мне отвращение к скучнейшему перерисовыванию кувшинов и
яблок, которые выставлял на уроках рисования.
- Борис Ефимович, карикатура — особый жанр живописи. Случайно ли вы обратились к нему?
Думаю,
что закономерно. К третьему-четвертому классам за мной уже закрепилась
репутация карикатуриста. Я делал рисунки для рукописного школьного
журнала, редактором которого стал брат Миша. Он был живой и смелый
мальчик с богатой фантазией, неистощимый выдумщик и охотник до всяких
затей. Он оказывал на меня благотворное влияние всю свою жизнь.
- А когда ваши сатирические зарисовки сделались достоянием зрителей-читателей?
С
1915 года я жил самостоятельно в Харькове. Уже шла Первая мировая
война. Я часто просматривал в библиотеке журнал «Новый Сатирикон»,
знакомство с которым подтолкнуло меня вернуться к рисованию карикатур.
Я нарисовал несколько шаржей на популярных тогда депутатов
Государственной думы — Милюкова, Гучкова, на председателя Думы
Родзянко. Эти сатирические шаржи я отослал в Петроград брату, который
успешно начал выступать как молодой автор в журнале «Путь
студенчества». А вскоре в другом издании, в «Солнце России», благодаря
Михаилу поместили мою первую карикатуру.
- С 1915 года
вашей сатирической премьеры пролетело без малого девять десятилетий. С
какими печатными изданиями была связана ваша творческая жизнь?
Мне
довелось создавать свои карикатуры, образно говоря, «в трех цветах
времени»: до революции 1917 года, в годы советской власти и на пороге
новых перемен, связанных с крушением Советского Союза.
До
революции я отдавал свои рисунки в немногочисленные издания, такие как
упомянутые «Новый Сатирикон», «Солнце России». Затем году в
восемнадцатом опубликовал свой дружеский шарж на поэта Александра Блока
в журнале «Куранты». А летом 1919 года брат, работавший фельетонистом и
корреспондентом газеты «Красная Армия», уговорил меня нарисовать
карикатуру для газеты. Я выбрал мишенью генерала Деникина, прижатого
красноармейскими штыками и взывавшего к Антанте за помощью. Вообще
после Октябрьской революции я стал активно работать в политической
сатире. Она оказалась наиболее востребованной вождями большевистской
партии.
Так уж сложились наши судьбы — моя и брата, что он стал
одним из популярнейших публицистов 30-х годов Страны Советов, а я,
скажу без ложной скромности, известным художником политической сатиры.
Я
храню о брате самую благодарную память. Мой друг Зураб Церетели,
президент Академии художеств, замечательный скульптор и художник, в
2003 году преподнес мне очень трогательный подарок. Он изваял две
скульптуры и установил их рядышком в одном из залов академии. Одна
изображает моего родного брата Михаила Кольцова — молодым, полным
жизненных сил. В другой удачно схвачен мой образ — человека на склоне
лет. Я держу в левой руке бронзовый букет цветов, с правой свисает
листок, на котором, помнится, написано: «Мои года — мое богатство». Не
знаю, каким таинственным силам обязан я своему долголетию. Ведь годы
жизни брата присоединены к моим, а он ушел из жизни в 40 лет как жертва
репрессий 30-х годов.
- Удивительно, что власти пощадили вас после ареста брата как врага народа. Что, по вашему мнению, уберегло вас от ГУЛАГа?
Убежден, что своим спасением я был обязан лично самому «вождю всех народов» — Иосифу Сталину.
- Но ведь в стране тогда работало немало ярких художников в жанре политической и социальной карикатуры!
Расскажу
вам такой случай. В 1924 году я сделал удачный дружеский шарж на
Сталина. Его хотели опубликовать в журнале «Прожектор», выходившем как
приложение к газете «Правда». Курировала издание сестра Ленина — Мария
Ильинична Ульянова. Она ознакомилась с рисунком и сказала: «У Сталина
тут какая-то лисья рожа. Отдайте шарж зав. секретариатом Сталина
Товстухе». А тот наложил резолюцию: «Не печатать!»
Казалось, этот
незначительный эпизод мог отложиться в злопамятном сознании вождя. Но
вот что удивительно! После ареста в декабре 1938 года Михаила я
готовился к неизбежному этапированию в тюрьму вслед за ним как брат
врага народа. Позже мне стало известно, что на подготовленном на меня в
НКВД деле «Хозяин», как звали Сталина люди из его ближнего окружения,
наложил резолюцию: «Нэ трогать!»
- И вам по-прежнему дозволялось работать в советских изданиях?
Ничего
подобного! От меня отшатнулись многие мои приятели, а издатели газет и
журналов прекратили давать мне заказы на карикатуры.
- Как долго продолжался этот бойкот?
До
1940 года. Только благодаря поддержке истинных друзей, таких как И.С.
Зильберштейн, я получал какую-то работу. Занимался оформительской
деятельностью, подписываясь чужой фамилией под всякими рисунками и
плакатиками, разрисовывал детские кубики. Но обо мне вспомнил сам
«Хозяин». А было так. В марте 40-го года мне позвонили из редакции
газеты «Труд» с предложением снова начать работать там. Я с готовностью
принял это предложение. А «Труд» был фактически органом Народного
комиссариата по иностранным делам, руководимым соратником вождя В.М.
Молотовым. Я стал давать карикатуры, но подписывался инициалами «ВБ».
Когда меня спрашивали, что сие значит, я отвечал — «Временно Борисов».
Но однажды на собрание сотрудников газеты пришел Молотов. Перелистывая
подшивку газеты, делая те или иные замечания, он задал редактору
неожиданный вопрос: «А кто рисует эти карикатуры? Не Ефимов ли?»
Редактор перепугался, но назвал мою фамилию. «А почему же не
подписывается? Между прочим, это заметил товарищ Сталин. Он сказал:
ЧЕсли причина в том, что его брат наказан за свои деяния, то это
какой-то биологический подход к вопросу!“». После этого я смело стал
подписывать свои карикатуры привычным факсимиле «Бор. Ефимов».
- Значит, покровительство вождя обеспечило вам статус «персоны грата»! Вам не доводилось встречаться со Сталиным лично?
Личных
встреч не было, но его, если так можно выразиться, заинтересованное
участие ко мне как художнику я почувствовал. Расскажу об одном случае.
В
один из весенних дней 1947 года мне позвонил тогдашний главный редактор
«Известий» Л.Ф. Ильичев. «Вам надо, Ефимов, завтра к 10 часам утра быть
в ЦК Партии. Там будет проходить дискуссия по книгам Г. Александрова о
западно-европейской философии». Я удивился, так как не имел отношения к
подобной дискуссии, но поехал в ЦК. А там меня приметили и прямехонько
направили в кабинет к А.А. Жданову — члену Политбюро, главному тогда
идеологу партии. Он мне сразу задал такой вопрос: «Вы читали в газетах
сообщение о военном проникновении американцев в Арктику под предлогом
имеющейся якобы там Чрусской опасности“? Товарищ Сталин сказал, что это
дело надо бить смехом. Товарищ Сталин вспомнил о вас и просил вас
нарисовать карикатуру на эту тему — высмеять генерала Эйзенхауера с его
войском». Я спросил, когда надо подготовить рисунок. «Ну, мы вас не
торопим, но и затягивать не стоит», — ответил Жданов.
Я приехал
домой и решил, что за пару-тройку дней закончу работу. На следующий
день утром я сделал эскиз и до обеда решил отдохнуть. И вдруг зазвонил
телефон. «Это товарищ Ефимов? Ждите у телефона. С вами будет говорить
товарищ Сталин!» Я невольно вытянулся по струнке перед трубкой. «С вами
вчера говорил товарищ Жданов об одной сатире? Понимаете, о чем я
говорю?» — «Понимаю, товарищ Сталин». — «Вы там изображаете одну
персону. Вы понимаете о, ком я говорю?» — «Понимаю, товарищ Сталин». —
«Личность эта должна быть вооружена до зубов. Понятно? Когда мы можем
получить эту штуку?» — «Товарищ Сталин, мне товарищ Жданов говорил,
чтобы я не торо...» Сталин прервал меня: «Мы хотим получить рисунок
сегодня. К шести часам».
Я взглянул на часы. Мне предстояло за
два с половиной часа выполнить работу целого дня! И я, представляете,
успел нарисовать карикатуру вовремя, хотя в голове проносились мрачные
мысли о возможности наказания ведомством НКВД, если я не выполню заказ
вождя в срок.
- Характер вашего жанра, несомненно,
вынуждает вас быть в гуще событий, встречаться со множеством людей,
зорко следить за внутренней и зарубежной жизнью. Многое ли сохранила
ваша память из увиденного и пережитого?
Благодаря
немногочисленным оставшимся в живых моим друзьям, родным и, пожалуй
главное, под настойчивым напором моего любимого внука от второго брака
— Виктора Александровича и его очаровательной жены — моей бессменной
помощницы Верочки Анатольевны, бывшей актрисы театра имени Пушкина,
которую я тоже считаю своей внучкой, я в 2000 году в издательстве
«Вагриус» выпустил книгу своих воспоминаний «Десять десятилетий» — о
том, что видел, пережил, запомнил. За мою долгую жизнь мне довелось
видеть много разных стран на различных меридианах и параллелях нашей
планеты. В своей книге я описываю встречи со многими знаменитостями XX
столетия. На одних я рисовал дружеские шаржи — как, например, на В.
Маяковского, М. Горького, А. Блока, Л. Троцкого, Ф. Дзержинского;
другие стали объектами язвительной, уничтожающей сатиры, как Адольф
Гитлер. Я увидел его в Германии в сентябре 1933 года, и он, как и его
фашистская клика, стал ключевым персонажем моих военных карикатур.
Недаром фюрер угрожал повесить меня, Кукрыниксов и знаменитого диктора
всесоюзного радио Юрия Левитана в случае захвата Москвы.
Борис Ефимович, в наше непростое время, при обилии изданий
периодической печати, возросла ли роль, по вашему мнению, печатной
сатиры? Ведь поводов для появления ее в СМИ более чем достаточно!
К
сожалению, я отошел от участия в любимом жанре карикатуры. И дело не
только в моем солидном возрасте: рука еще держит карандаш и кисть. Но
на гласность, пришедшую к нам с Перестройкой, постепенно перестали
обращать внимание власть имущие. Пренебрежение в последние годы
законами новой России, широко распространенная коррумпированность
чиновников всех рангов, которых правоохранительным органам уже очень
трудно контролировать, как в минувшие времена советского строя,
безучастие к любой, даже самой жесткой критике СМИ лишают карикатуру
некогда присущей ей воспитательно-осуждающей силы.
- Но
вы, как известно, по натуре подвижный, деятельный человек, ценящий
жизненные впечатления. Неужели вы поддались затворничеству?
Я
никогда не отойду от живой, общественной работы. Вот уже более 70 лет я
принимаю активное участие в работе Правления Центрального дома
работников искусств. Сколько яркого, интересного связано у меня лично с
этим творческим домом — пристанищем прекрасных артистов театра, кино,
эстрады, цирка, вообще талантливых людей, связанных с музыкой и другими
видами искусства. Какие замечательные вечера устраиваются здесь!
Я
люблю посещать вернисажи. В выставочных залах Москвы устраиваются
экспозиции моих рисунков. Так, в зале «Тушино» несколько лет назад
проходила моя выставка «Сатирическая летопись века», на которой
демонстрировалось около 350 моих карикатур.
По инициативе Зураба
Константиновича Церетели я продолжаю заниматься подготовкой материалов
для создания отделения в Академии художеств — а возможно, это будет
музей — «Искусство карикатуры».
Я уверовал в мудрость латинской поговорки: «Путь искусства долог, хотя жизнь коротка».
Напрашивается и такой вопрос. При скоротечности жизни каждому важно
осознать ее смысл, свое предназначение во благо самого себя и
отечества. Есть ли у вас жизненный девиз, который помогает преодолевать
трудности Бытия?
В юности я прочитал и полюбил
приключенческий роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо». Книга во
многом поучительна, ибо рассказывает о сильном, честном и стойком
человеке. Но самые замечательные — заключительные слова этого романа. Я
лично считаю их самыми значительными в истории человечества. Вот они:
ЖДАТЬ И НАДЕЯТЬСЯ!
Беседовал Станислав Глушнев
