«Наши пять чувств суть верные слуги нашей Души».
«...Обычный
человек смотрит, но не видит, слушает, но не слышит, прикасается, но не
осязает, ест, но не ощущает вкуса, передвигается, но не чувствует
своего тела, вдыхает воздух, но не обоняет ни дурных запахов, ни
благовоний, и говорит не думая...»
«...Разве вы не видите, что
один лишь глаз способен охватить красоту целого мира? Он — искусный
астроном и он же — ловкий помощник и управитель всех художеств, которые
доступны человеку...»
«...Потому как подлинно велика любовь, суть порождение подлинно великого знания той вещи, которую любят».
«Точно
так же, как железо ржавеет от неупотребления и как застойная вода гниет
и разлагается, а на морозе превращается в лед, так и ум наш
растрачивается понапрасну, если мы не найдем ему должного применения».
«Самый жестокий обман, от которого страдают люди, — это обман, проистекающий из их собственных мнений».
«Кажется
мне, те науки тщетны и полны ошибок, которые не рождены опытом —
прародителем всякого подлинного знания; сей опыт должен быть получен из
первых рук и в своих истоках, или же в средине, или под конец должен
быть пропущен сквозь любое из пяти наших чувств».
«Опыт никогда
не заблуждается; заблуждается лишь твое суждение, коль скоро оно
обещает тебе обильные плоды, которые будут произрастать из одного
только разума и не будут корениться в твоих экспериментах».
«Хорошо
также часто вставать и немного развлекаться чем-нибудь другим, так как
при возвращении к вещи ты лучше о ней судишь, а если ты постоянно
находишься рядом с ней, то сильно обманываешься».
«Хорошо также
удалиться от нее [вещи] на некоторое расстояние, так как произведение
твое покажется меньшим, легче охватывается одним взглядом и лучше
распознаются несоответствия и диспропорции в членах тела и в цветах
предметов, чем вблизи».
«...Также я испытал на себе, что
получается немалая польза от того, чтобы, лежа в постели в темноте,
повторять в воображении поверхностные очертания форм, прежде изученные,
или же другие достойные внимания предметы — плоды утонченного домысла.
И на самом деле это очень похвально и полезно для того, чтобы
закреплять у себя в памяти всевозможные предметы...» Ребенком Леонардо
также был невероятно пытлив и со свойственной всем детям
любознательностью изучал окружающий мир. Его страстно увлекала природа,
он проявлял замечательные способности к рисованию и любил математику.
По свидетельству Вазари, юный Леонардо сплошь и рядом задавал своему
учителю математики столь неожиданные и каверзные вопросы, что «причинял
своему наставнику множество хлопот и зачастую ставил его в тупик».
В
душе Леонардо никогда не иссякала жадная любознательность и живое,
непосредственное, ребяческое ощущение чуда; взрослея, он ни на йоту не
утратил ни широты, ни глубины своих интересов, ни своей готовности
оспаривать любые общепринятые знания. На всем протяжении его взрослой
жизни Curiosita неизменно подпитывала неистощимый источник его гения.
«Я
целыми днями бродил по сельским окрестностям, ища ответа на свои
вопросы и пытаясь уразуметь вещи, которых я не понимал. Каким путем
морские раковины оказались на вершинах гор, наряду с отпечатками
кораллов и водорослей, обычно находимых в море? Почему гром
продолжается дольше, чем его причина, и почему молния без промедления
становится видимой глазу, тогда как грому нужно время, чтобы одолеть
расстояние? Каким образом вокруг того места на воде, в которое был
брошен камень, образуются водяные круги? Почему птица удерживается в
воздухе? Эти вопросы, а также и другие странные явления занимают мою
мысль на протяжении всей моей жизни».
Глубочайшее стремление
Леонардо постичь сущность вещей помогло ему выработать особую манеру
исследования: равно примечательную как глубиной проникновения в
предмет, так и широтой научных интересов. Но, пожалуй, самый
впечатляющий символ, который впитал в себя самую сущность его земной
жизни и творчества, это увлечение полетом, которое побуждало его
изучать атмосферу, движение ветров и особенно птиц. На одной из страниц
его записной книжки нарисована птица в клетке с многозначительной
подписью: «Поворот мыслей к надежде». Он оставил нам поэтический
рассказ о том, что будто бы самка щегла, увидев, что дети ее пойманы в
клетку, дает им в пищу листву и ягоды ядовитых растений: «Лучше смерть,
чем жизнь без свободы».
По свидетельству Джорджо Вазари, во
время своих ежедневных прогулок по флорентийским улицам Леонардо
нередко встречал торговцев, которые продавали птиц в клетках. Маэстро
по обыкновению останавливался, выплачивал за них требуемую цену, а
затем открывал дверцу клетки и выпускал пленников в бесконечную синеву
неба. Жажда знания открыла Леонардо дверь к свободе.
Леонардо да
Винчи всегда имел при себе записную книжку, чтобы можно было помечать в
ней текущие мысли, впечатления и наблюдения. Его записные книжки (до
нас дошло семь тысяч страниц) содержат:
Многие страницы заполнены великолепными эскизами, причудливыми закорючками и всевозможными иллюстрациями.
Несмотря
на то, что Леонардо не раз выражал намерение привести свои записки в
божеский вид и издать их, он так и не приступил к этой работе. Он был
слишком занят своими поисками истины и красоты. И, тем не менее, сам
процесс записи вопросов, мыслей и наблюдений имел для него большое
значение.
Жизнь Леонардо да Винчи представляла собой неустанное
упражнение в творческом решении проблем самого высокого порядка. Ему
недостаточно было простого описания того как функционирует та или иная
вещь: он непременно хотел выяснить, ПОЧЕМУ так происходит. Одним из
любимых мыслительных методов Леонардо был поиск аналогий и
иллюстративных метафор в природе. К примеру, когда он проектировал
великолепную спиральную лестницу для замка французского короля в Блуа,
он черпал вдохновение из замысловатых извивов морских раковин, которые
он собирал на северо-западном побережье Италии много лет назад.
Разрабатывая
конструкцию духового музыкального инструмента наподобие блок-флейты, он
опирался на изученное им строение человеческой гортани. В более близкую
к нам эпоху Александр Грейам Белл, пытаясь создать действующую модель
человеческого уха, изобрел телефон.
Леонардо извлек все, что
можно было извлечь из бесценного опыта, который он получил в мастерской
живописца и скульптора Андреа дель Верроккьо. Недаром же Серж Брамли
(видный биограф Леонардо да Винчи), называл Верроккьо «университетом
искусств в одном лице». Обучение, через которое прошел юный Леонардо,
будучи подмастерьем в студии Верроккьо, было ориентировано не столько
на теорию, сколько на практический опыт. Леонардо учился грунтовать
холсты и смешивать краски, а также познакомился с оптическими
закономерностями перспективы. Неотъемлемой частью учебного плана были
технологические секреты скульптуры, бронзового литья и ювелирного дела.
Путем непосредственных наблюдений будущий маэстро постигал строение
растений, анатомию животных и людей. Таким образом, он с младых ногтей
усвоил практический взгляд на вещи.
Леонардо тесно общался со
многими выдающимися умами своего времени, в том числе с Браманте,
Макиавелли, Лука Пачоли и Маркантонио делла Торре. Он всегда
воспринимал чужие произведения как своего рода «опосредованный опыт»,
который надо прилежно и критически изучить, а затем в обязательном
порядке проверить на собственном опыте. Леонардо завоевал повсеместное
признание как величайший гений всех времен и народов; и тем не менее,
он сделал много колоссальных ошибок и порой допускал поразительно
грубые промахи.
Тут можно назвать:
катастрофические попытки повернуть реку Арно: сей проект, горячо
одобренный флорентийской Синьорией, обернулся колоссальной тратой
муниципальных денег и принес с собой неисчислимые бедствия;
Несмотря
на то, что Леонардо порой жестоко страдал от неуверенности в себе и
питал немалые сомнения насчет истинной ценности своих произведений, он
никогда не сдавался. Мужественная отвага Леонардо и его стойкость перед
лицом житейских невзгод может послужить чрезвычайно вдохновляющим
примером для каждого из нас. Он подкреплял свою волю к работе с помощью
позитивных утверждений, записывая их себе в книжку. Вот лишь некоторые
образцы этого рода:
«Я ни на миг не перестаю пахать свою борозду».
«Никакие препятствия не в силах меня сломить».
«Твердостью можно одолеть любые преграды».
«Я буду продолжать свой труд во что бы то ни стало».
«Я никогда не устану приносить пользу».
Свой
визуальный дар он лелеял с мальчишеских лет, восторженно созерцая
природные красоты сельской Тосканы. Затем, благодаря неустанной заботе
своего учителя Верроккьо (по прозванию «верный глаз»), он развил в себе
поразительную силу зрения, граничащую с рентгеновским взглядом
супергероя из комиксов. К примеру, в «Рукописи о полете птиц» ему
удалось зарисовать столь мелкие детали движений перьев и крыльев во
время полета, что вплоть до появления замедленной киносъемки наука была
не в силах ни подтвердить, ни опровергнуть его наблюдения.
Пристальный
взор Леонардо да Винчи помогал ему схватывать и с невиданным доселе
совершенством запечатлевать в своих картинах тончайшие нюансы выражения
человеческих лиц. Глаз для маэстро был самым настоящим окном души и,
как он неоднократно подчеркивал, «главнейшим средством, благодаря
которому разум может со всей полнотой и щедростью оценить и осмыслить
бессчетные творения природы».
В числе многих экстраординарных
дарований Леонардо был и его талант блестящего музыканта. Своей
популярностью при дворах своих покровителей он во многом обязан
искусной игре на флейте, лире и других музыкальных инструментах. По
свидетельству Вазари, «он божественно пел безо всякого к этому
предуготовления». Впервые явившись на аудиенцию к своему новому
покровителю, Лодовико Сфорца Миланскому, он принес ему в подарок
собственноручно изготовленную лиру с серебряной рукояткой в форме
головы лошади.
Помимо того, что Леонардо сочинял музыку, играл
на всевозможных инструментах и пел, всякий раз, когда он брался за
живопись, он искал для себя музыкального сопровождения. Для маэстро
музыка была сенсорной, духовной пищей. Хотя на верхних ступенях
сенсорной иерархии Леонардо были зрение и слух, он высоко ценил все
прочие чувства, настойчиво их совершенствовал и требовал этого же от
своих учеников. Он весьма заботился о том, чтобы носить самую лучшую
одежду, которую он только мог себе позволить, упиваясь прикосновениями
роскошного бархата и шелков.
Его мастерская всегда благоухала
ароматами свежих цветов и духов. Он был страстно увлечен кулинарным
искусством — для него это был еще один источник воспитания чувств.
Именно Леонардо первому в Европе пришла в голову столь популярная ныне
идея порционного блюда — маленького, изысканно украшенного и
аппетитного, — такие блюда чаще всего подают на банкетах.