Яков Зискинд

- 1 -

Многое в жизни начинается со случайности. И эта история началась так.

Двенадцатого мая Вадим Земляникин, студент второго курса медицинского института, был на Киевском вокзале Москвы. Он провожал сестру своей матери тетю Зину, которая приезжала в столицу в командировку из далекой солнечной Одессы. Тетя Зина привезла Вадиму письмо и подарки от его родителей и множество тех самых родительских советов, которыми мы в молодые годы почти не пользуемся.

Пробыла тетя Зина в Москве неделю и для Вадика это было нелегкое время. Если в первой половине дня он был в институте, а тетя Зина носилась по учрежденческим коридорам, то во второй половине дня она нуждалась в заботе и внимании любимого племянника. Как и большинство приезжающих в столицу, она, кроме командировочных заданий, интересовалась искусством, достопримечательностями и торговлей. В результате Вадим и его энергичная тетя посетили добрую дюжину торговых точек столицы, дважды ходили в театр, были на спектакле Райкина («Подумать только! Вся Одесса будет завидовать!») и на хорошей скорости пробежались по Третьяковской галерее.

И вот, несколько минут назад, скорый поезд увез тетю Зину в ее родную Одессу. Вадим долго махал ей вслед платком и, сугубо между нами, вздохнул с облегчением, когда последний вагон скрылся за поворотом.

После этого и произошла случайность, которая и является началом нашей истории.

Итак, Вадим, в отличном настроении, «красивый, двадцатидвухлетний, как облако в штанах», разумеется, не обыкновенных штанах, а голубых тесноватых джинсах, пестрой клетчатой безрукавке и противосолнечных очках неспеша шел по огромному залу Киевского вокзала.

Шел. Рослый, широкоплечий, синеглазый, со светлыми мягкими волосами, аккуратно причесанными на пробор. И вдруг услышал тихий плач. Вадим повернул голову и увидел — в слабо освещенном углу зала на чемодане сидела седенькая старушка в сером пальто и сбившемся на затылок платке.

Вадим, исполненный самых добрых чувств и намерений, подошел к старушке.

— Вы почему плачете, бабушка? — спросил он участливо.

Старушка перестала плакать, настороженно посмотрела на Вадима выцветшими глазами и на его вопрос не ответила.

— Может, вам помочь? Донести вещи? — предложил Вадим.

— Иди, иди! Нечего! — испуганно и в то же время воинственно произнесла старушка, подняла с пола стоящую рядом с чемоданом дорожную сумку, прижала ее к груди и плотнее уселась на чемодан.

— Да вы не бойтесь, бабушка, — улыбнулся Вадим.

— Я сказала — иди, значит иди! Не то так закричу, что вся милиция прибежит, — пригрозила старушка, глядя на Вадима немигающими круглыми глазами и сильно напоминая наседку, защищающую своих цыплят от дворового пса.

— Зря вы мне не доверяете, — обиделся Вадим. — Я студент, будущий медик...

— Так я тебе и поверила! Жулье ты, а не будущий медник!

— Не медник, бабушка, а медик! — рассмеялся Вадим. — Будущий врач. Доктор. Понимаете?

Старушка молча отвернулась.

— Ну, как вам угодно, — галантно поклонился Вадим. — Хотел помочь, а вы... Оривидерчи, бабушка! — И, приветливо помахав рукой, Вадим повернулся спиной к старушке.

— Постой, — остановила его старушка. — Ты правда этот... медик?

— Правда, — подтвердил Вадим.

— А студенческий билет у тебя есть?

— Конечно, есть. Вот, — и Вадим достал из верхнего кармашка своей пестрой рубашки студенческий билет.

— А билет твой? — подозрительно спросила старушка.

— Вот фотография.

Старушка близоруко посмотрела на фотографию, потом на Вадима и, подумав, спросила:

— И ты, честное слово, не жулик?

— Честное слово, не жулик, — приложил руку к груди Вадим и наклонился к старушке. — Что же все-таки случилось?

Вместо ответа она заплакала.

Сперва Вадим растерялся, но взял себя в руки и заговорил как врач с больным:

— Успокойтесь! Пожалуйста, успокойтесь, бабушка, и расскажите, что случилось.

— Не встретили меня, вот что случилось, — горько проговорила бабушка.

— Кто не встретил?

— Лиза не встретила.

— Дочка?

— Дочка. И зять тоже. — Старушка пошмыгала носом, но на этот раз не заплакала. — Я им телеграмму отбила. И дату указала. И номер поезда. И вагон. Все указала, а они не встретили.

— Ясно, — кивнул Вадим и выпрямился. — Поезд давно пришел?

— Час назад. Думала, опаздывают... Нет, не видать. А как быть дальше, не знаю, — пожала плечами старушка и всхлипнула.

— Их адрес помните? — спросил Вадим.

— А как же! Этот, как его?.. Сиреневый бульвар... А вот номер, дай бог памяти... Номер... — Она замолчала, а потом успокоила Вадима. — Ты не волнуйся, у меня записано.

Старушка поставила на пол дорожную сумку, расстегнула пальто и начала доставать из своих многочисленных карманов какие-то бумажки, носовой платок и металлический футлярчик с валидолом. Некоторые карманы были аккуратно застегнуты английскими булавками. Разворачивая бумажки и близоруко щурясь, она разглядывала их и сообщала:

— Не то... Это список, чего купить Прасковье Ильинишне в магазине «Тысяча мелочей». И это не то. Это — рецепт на очки для Катиной учительницы. У нас их не бывает. А это, — она развернула лист бумаги из школьной тетрадки в клетку, — ножка Мариночки.

Ей бареточки надо купить в «Детском мире» по этому следику. А это... Он и есть! Вот он адрес. — И старушка протянула Вадиму листок бумаги.

— «Сиреневый бульвар, 17», — прочитал Вадим большие округлые буквы.

— Правильно, семнадцать! — обрадованно подтвердила старушка. — Это я тебе с гарантией говорю.

Вадим посмотрел на просиявшее лицо бабушки, секунду подумал и решил:

— Поехали!

— Куда?

— На Сиреневый бульвар, семнадцать, — и добавил после паузы: — У меня восемь рублей, думаю, хватит...

А старушка, которая к этому времени прониклась полным доверием к Вадиму, поспешила его успокоить:

— Насчет денег ты не сомневайся. Деньги у меня в наличии. Хватит!

И они поехали на Сиреневый бульвар.

- 2 -

Вадим Земляникин жил в институтском общежитии в комнате № 23. Его соседями по комнате, да что соседями — друзьями, были Яцек Лукашка и Руслан Букреев.

Яцек — стройный и грациозный юноша, с тонким, почти девичьим лицом, темными вразлет бровями, серыми глазами и длинными ресницами, словом, очень красивый парень, приехал в Москву из Варшавы.

— Понимаете, — с мягким звеняще-шипящим польским акцентом объяснял он, — я к вам попался по культурному обмену.

— Наверно, не попался, а попал, — поправляли его собеседники.

— Да-да, извините, попал! — поспешно исправлял свою ошибку Яцек. — Попал. Ваша страна дала нам вашего хорошего парня, а за него вам дали, извините, меня. — И он лукаво улыбался.

Улыбались и слушатели и спешили успокоить Яцека, дескать, ничего, пройдет немного времени и из него тоже сделают хорошего парня.

— О, это большая работа! — качал головой Яцек.

— Ничего, — отвечали ему, — мы решали и не такие задачи.

Яцек, как и большинство поляков, отличался типично польской «ГЖЕЧНОСТЬЮ». Перевод этого слова на русский язык как «вежливость» мне кажется неточным, ибо «гжечность» включает в себя и галантность, и воспитанность, и рыцарство, и предельно благородное и предупредительное отношение к женщинам. Смею утверждать, что будущие медики женского пола оценили эти качества красивого и элегантного поляка и с нежностью поглядывали на него. Думаю, что не одно девичье сердце было готово раскрыться навстречу «гжечному» юноше, но к нашей истории это отношения не имеет.

Третьим обитателем комнаты № 23 был, как вам уже известно, Руслан Букреев, коренастый, черноволосый и черноглазый крепыш из Семипалатинска. Его отец был врачом, мать — медицинской сестрой, и Руслан, еще в третьем классе неполной средней школы, когда писал свое первое в жизни сочинение на тему: «Кем я хочу быть, когда вырасту?» — сообщил, что мечтает быть врачом и помогать людям, когда они больны или ранены.

Беру на себя смелость утверждать, что свою мечту, которую в возрасте десяти лет он изложил в школьной тетрадке, Руслан настойчиво и уверенно проводил в жизнь уже много лет, особенно последние два года в институте.

Учился Руслан отлично и вскоре заслужил прозвище «Скорая помощь». Это было гордое прозвище! Если у кого-нибудь из студентов случалась неприятность, беда или обнаруживался «хвост» по какому-нибудь предмету, Руслан немедленно спешил на помощь пострадавшему, делясь не только знаниями, но и остатками стипендии в конце месяца.

Вот и сейчас, в отсутствие Вадима, Руслан занимался с Яцеком анатомией. Они стояли перед большим учебным плакатом, на котором в натуральную величину был изображен силуэт прозрачного человека со схемами скелета, мышц, нервной и кровеносной систем. Плакат висел на швабре, привязанной к спинке стула.

— Еще вопросы у тебя есть? — спросил Руслан у Яцека, который, наморщив лоб и шевеля губами, старался запомнить названия бесчисленных костей человеческого скелета.

— Нет, — помотал головой Яцек и благодарно улыбнулся. — Могу сказать одно: очень неправильно, что ты поступил в медицинский институт.

— Почему неправильно?

— Какой ты будешь доктор, еще неизвестно, а учитель ты уже — люкс! Профессор объяснял — ничего не понял, ты объяснил — все ясно.

Естественно, Руслану был весьма приятен подобный лестный отзыв, но он тактично переменил тему разговора.

— Где же Вадим? Давно пора ему вернуться... Не знаю, как ты, Яцек, а я умираю от голода. Он обещал купить хлеб...

Яцек вздохнул:

— По-моему, человек устроен очень неграмотно. Проходит три-четыре часа, и он опять хочет кушать.

— А ты бы хотел, чтоб человек ничего не ел? — поинтересовался Руслан.

— Нет, это уже слишком! — возразил Яцек. — Я читал у нас в польском журнале, что ученые вот-вот изобретут не то пилюли, не то таблетки: проглотил, запил водой и аппетита как не бывало.

— А зачем пилюли или таблетки? Космонавты уже питаются продуктами повышенной калорийности из туб.

— Я так понимаю, — мягко сказал Яцек, — студенческая стипендия рассчитана не на тубы, а на сосиски, пельмени и выпущенную специально для нас докторскую колбасу. И калорийные булочки.

Руслан охотно согласился с Яцеком, а потом, после недолгого размышления, задумчиво произнес:

— Знаешь, Яцек, если бы сейчас явился волшебник и спросил: «Скажи, Руслан, чего ты больше всего хочешь?» — я бы ему ответил: «Товарищ волшебник, я хочу узбекский суп «лагман» и плов из барашка...

— А я бы этому волшебнику заказал жареные грибы, у нас они называются «печарки». Матка боска, Руслан, это не еда, а... Даже не могу найти сравнения! А потом я бы заказал...

Однако договорить, что бы Яцек заказал волшебнику, ему не удалось, так как дверь их комнаты распахнулась и на пороге появилась незнакомая старушка с дорожной сумкой в руках, а вслед за нею возник Вадим с тяжеленным древним чемоданом.

— Входите, входите, бабушка! Смелее! — пригласил старушку Вадим.

Руслан и Яцек переглянулись. И если Яцек скрыл удивление за широкой гостеприимной улыбкой («гжечность!»), то Руслан так и застыл с немым вопросом в глазах.

— Знакомьтесь, ребята, это бабушка Наталья Степановна, — отдуваясь произнес Вадим, поставил на пол тяжеленный чемодан и сел на него, утирая взмокший лоб.

— Очень приятно, Яцек! — поспешил навстречу бабушке галантный поляк, забрал у нее дорожную сумку и, поцеловав руку растерявшейся старушке, сообщил: — Я — товарищ вашего внука, и я счастлив встрече с вами.

— Подожди, Яцек. Это не моя бабушка. Это чужая бабушка! — продолжая отдуваться, сказал Вадим. — Раздевайтесь, бабушка.

И, помогая бабушке снять платок и пальто, он обратился к ребятам:

— Объясняю ситуацию в двух словах: — Наталья Степановна приехала к дочери. Дала телеграмму, чтоб ее встретили, но телеграмма, судя по всем данным, не дошла, и никто ее не встретил.

— Почта! — усмехнулся Руслан.

— Тогда мы наняли такси, — продолжал рассказывать Вадим, — и поехали по адресу, который был у бабушки, на Сиреневый бульвар, но адрес оказался неверным...

— Почему неверным? — обиделась Наталья Степановна.— Я и телеграмму по этому адресу дала.

— Так она потому и не дошла, — резонно объяснил Руслан.

— Вот я и решил: пусть бабушка переночует у нас, а утром, как говорится, с новыми силами и с помощью справочного бюро...

— Ты правильно решил! — воскликнул Яцек. — Я уступлю бабушке мою койку... Прошу пани, она очень удобная...

— Нет, товарищи, прежде всего нашу гостью надо накормить, — решил Руслан. — Короче, я иду варить пельмени.

— Не беспокойся, миленький! Ничего варить не надо — засуетилась Наталья Степановна. — У меня с собой...

-— Ах, бабушка, он собирается кормить не только вас, а всех. И себя в первую очередь, — пояснил Яцек.

Руслан смерил Яцека уничтожающим взглядом и промолчал.

— Ты напрасно так смотришь на меня, — упрекнул его Яцек. — Я варю пельмени лучше, чем ты. И вообще, — добавил он со вздохом, — если бы экзамен по анатомии мне заменили приготовлением обеда, у меня была бы пятерка.

В разговор вмешался Вадим:

— Хорошо, я поговорю с деканом, чтоб тебя перевели на кухню.

— Прекрасная мысль! — подхватил Руслан. — Пройдет немного времени, и ты будешь не врачом, а поваром с незаконченным медицинским образованием.

Яцек обиделся:

— Большое спасибо! Зипун тебе на язык! Вадим и Руслан дружно рассмеялись.

— Яцек, дорогой, — отсмеявшись, сказал Вадим, — не ЗИПУН, а ТИПУН! Зипун — это, как бы тебе объяснить? Это древняя дубленка...

— А что такое типун?

— Типун — это такое образование на кончике языка, — начал объяснять Руслан.

— Образование? — изумился Яцек. — Я знаю, что образование — это то, что мы сейчас учимся...

— Нет, Яцек, образование не в смысле, так сказать, приобретения знаний, — пояснил Вадим, — а опухоль.

— По-латыни — атерома. Понял? — добавил Руслан.

Яцек кивнул:

— Понял. Понял, что медицинское образование сильно отличается от обыкновенного, которое образуется на языке...

Наталья Степановна, скромно сидящая на стуле, с интересом следила за спорящими ребятами. За два с лишним часа, которые она провела в обществе Вадима, она успела его просто полюбить. Вот это парень: бросил все свои дела и поехал с ней на другой конец Москвы, и еще сам хотел оплатить такси.

А она, вот глупая баба! приняла его за жулика. А потом, когда они на Сиреневом бульваре не нашли ее дочери — не бросил, как говорится, на произвол судьбы, а повез к себе в общежитие! Еще она полностью убедилась, что он действительно будущий медик. Наталья Степановна ему пожаловалась, что ее частенько донимает радикулит, и он ей посоветовал, как его лечить, не хуже, чем их врач в районной поликлинике.

И товарищи у него хорошие. Как ее приняли гостеприимно, собираются угощать пельменями, до которых она большая охотница. А этот поляк — до чего же красивый парень, глаз не оторвешь.

— Так я пошел варить пельмени, — сказал Яцек, взял две пачки пельменей и направился к двери, ведущей в коридор.

— Слушай, Вадик, а наша прекрасная Анаконда вас не видела? — поинтересовался Руслан.

— Нет. Мы проскочили через черный ход.

— Кто это — Анаконда? — спросила Наталья Степановна.

— Анаконда, бабушка, это такая южноамериканская змея. Некоторые экземпляры достигают длины до пятнадцать метров, — охотно объяснил Яцек.

— Батюшки, — вскочила со стула Наталья Степановна. — И в вашем доме живет такая змея?

— Нет, бабушка, — успокоил старушку Вадим, — у нас комендант в общежитии Анна Кондратьевна. Сокращенно — Ана-конда!

— Такое придумаете, что даже слушать страшно, — ответно улыбнулась Наталья Степановна. — Она, что же, нехорошая женщина, если вы ее змеей окрестили?

— Да нет, женщина она хорошая, — сказал Руслан. — У нее только один недостаток — любит чистоту и порядок.

— Так это хорошо, если человек любит чистоту и порядок.

— Конечно, хорошо, — согласился Вадим. — Только не всегда.

— Она, например, не любит, если в общежитии после десяти посторонние,— внес полную ясность Яцек.

Наталья Степановна вновь вскочила со стула и даже всплеснула руками:

— Что же ты, миленький, раньше не сказал? — обратилась она к Вадиму.

— Отвез бы меня обратно на вокзал или в дом колхозника.

— Не волнуйтесь, бабушка, она нас не видела, — заверил старушку Вадим. — Все обойдется лучшим образом!

После этого Вадим повернулся к Яцеку:

— Знаешь, очень хорошо, что ты будешь врачом, а не дипломатом.

— Да, это я, как это говорится?.. брякнул, — согласился Яцек и поспешил переменить тему разговора: — Если мне память не изменяет, ты обещал купить хлеб...

— Забыл! — огорченно сказал Вадим. — Честное слово, забыл!

Но Наталья Степановна успокоила ребят, сообщив, что у нее есть пирожки с капустой, оставшиеся после дороги. В доказательство своих слов она поспешила к стоящей рядом с ее чемоданом дорожной сумке. И в тот самый момент, когда она наклонилась над своей сумкой, в дверь комнаты № 23 постучали.

— Анаконда! Ее стук! — зловещим шепотом произнес Руслан.

— Все! Пропали! — заявил Яцек и положил пельмени на стол.

Стук повторился.

И Вадим, посмотрев на молчащих ребят и испуганную Наталью Степановну, громко крикнул:

— Войдите!

Дверь комнаты № 23 сразу же распахнулась, и на пороге возникла строгая женщина лет за пятьдесят, с длинным, узким лицом и короткой, почти мужской стрижкой. На женщине был темно-зеленый жакет, обтягивающий ее плоскую фигуру, словно офицерский китель. Это была Анна Кондратьевна. Она молча оглядела четыре неподвижные фигуры и, глядя на Наталью Степановну, удовлетворенно констатировала:

— Так и есть. Мне сказали, что в двадцать третью комнату прошла посторонняя женщина, и, как говорится, факт подтвердился.

Ребята молчали, и тогда Наталья Степановна шагнула вперед:

— Я, уважаемая гражданка, не женщина, а бабушка!

Анна Кондратьевна на мгновение растерялась, но сразу же взяла себя в руки:

— А чья вы бабушка?

И трое студентов, стиснувший зубы Руслан, гордо улыбающийся и бесстрашный Вадим и встрепанный, как боевой петух, Яцек сделали шаг вперед и нестройным хором сказали:

— Моя!

Анна Кондратьевна не дрогнула:

— Я спрашиваю, чья это бабушка?

— Понимаете, пани Анна, то моя бабуся, — быстро заговорил Яцек, который, когда волновался, говорил с сильным акцентом. — Она час назад прибыл з Польши, з Варшавы и плохо понимает по-русскому... Она — иностранка!

— Ты не слушай их, Анаконда Ивановна, — снова шагнула вперед Наталья Степановна. — Я понимаю по-русскому. Я не из Варшавы, а из города Нежина. Есть такой на Украине.

— Анна Кондратьевна, дорогая, — вступил Вадим, — я — из Одессы, а это моя бабушка из Нежина. Моя и только моя! Она в Москве проездом и завтра на рассвете...

Но Наталья Степановна остановила его плавным жестом правой руки:

— Ты их, Анна Кондратьевна, не слушай. Я не ихняя бабушка, а посторонняя. А как и почему я здесь, я тебе сейчас сообщу.

— Не надо мне ничего сообщать, — сухо проговорила Анна Кондратьевна. — А вас, уважаемые товарищи студенты, я категорически спрашиваю: почему в общежитии в ночное время, я подчеркиваю — НОЧНОЕ ВРЕМЯ! — посторонние?

Уважаемые товарищи студенты собирались это объяснить, но Наталья Степановна опередила их:

— Да ты выслушай, Анна Кондратьевна. Выслушай! Я тебе все сообщу в подробностях...

Но Анна Кондратьевна властным жестом остановила бабушку:

— Я ничего не хочу слушать! Порядок есть порядок! — Потом она повернулась к Вадиму: — Это ваши штучки, Земляникин? Мне стыдно за вас!

И тут Наталья Степановна укоризненно покачала головой:

— Стыдно? Да ты гордиться должна таким парнем! Сидит на вокзале одинокая старуха, плачет, другие мимо пробегают, а он: «Чего плачете? Что случилось? Как вам помочь?» А я, дура старая, его еще за жулика приняла. Это тебе должно быть стыдно!..

— Какая старуха, какой жулик? — не поняла Анна Кондратьевна.

— А ты сядь, я тебе разъясню, — указала на стул Наталья Степановна. — Шуметь, не разобравшись, каждый может.

— Действительно, садитесь, Анна Кондратьевна,— поддержал бабушку Руслан и переставил стул поближе к столу.

— Как это — садитесь?— возмутилась Анна Кондратьевна. — Творится безобразие, а вы — садитесь...

Но милый, «гжечный» Яцек подошел к Анне Кондратьевне, любезно взял ее под руку и буквально проворковал:

— Анна Кондратьевна! А может, поужинаете с нами? У нас пельмени — две пачки и докторская колбаса. Вы сами говорили, что вам ее можно...

И от яцековского доброжелательного воркования Анна Кондратьевна оттаяла:

— Ну, села. Но прежде всего меня интересует, как и почему сюда попала, так сказать, посторонняя бабушка.

— А ты, Анна Кондратьевна, не их спрашивай, а меня, и я тебе все расскажу, как на духу, — ответила Наталья Степановна.

- 3 -

Примерно через час, после скромного студенческого ужина и щедро заваренного крепкого чая с домашними пирожками Натальи Степановны и клубничным вареньем Анны Кондратьевны, за столом установились самые добрые отношения.

Пока ребята обегали соседние комнаты и добыли для ужина хлеб, так как булочные уже были закрыты, а Вадим хлеба не купил, Наталья Степановна успела довольно подробно изложить строгому коменданту общежития свою биографию. Это было жизнеописание скромной и трудолюбивой женщины, которая родилась в 1913 году, незадолго до войны вышла замуж, родила, воспитала и поставила на ноги троих детей, так как ее муж погиб на войне.

Двое сыновей, слава богу, живы-здоровы и живут вместе с матерью в Нежине. У нее пятеро внуков — один другого умнее и талантливей и невестки тоже вполне хорошие. Но вот младшая дочь Лиза ее, честно говоря, беспокоит.

— Понимаешь, Анна Кондратьевна, — доверительно сообщала она коменданту общежития, — приехала я в Москву, если хочешь знать, с большой опаской. Лиза, видишь ли, недавно вышла замуж вторично. Причем с двумя детьми от первого брака. Зятя я не знаю. Как он меня примет — одному богу известно. А тут еще, видишь ли, не встретили. Если бы не твой Земляникин, я бы на вокзале заночевала, а утром домой укатила. А теперь хоть и продолжаю волноваться, но от сердца отлегло. Куда спокойнее волнуюсь...

Анна Кондратьевна сочувственно покивала головой и, усмехнувшись, с горечью произнесла:

— И я мужа своей дочери не знаю. Мода теперь такая — родители последние узнают, за кого их дети вышли и куда ехать собираются.

— А Земляникин твой, правда, молодец! Очень чувствительный.

— У нас, Наталья Степановна, — с гордостью сказала Анна Кондратьевна, — все ребята такие. Мы их так воспитываем! Если человек в беде — мимо никогда не пройдут. Ну, и при поступлении в наш институт, как будущие доктора, клятву Гиппократа давали.

— Это кто — Гиппократ? — поинтересовалась Наталья Степановна.

— Был такой доктор... на заре цивилизации.

— Когда?

— Ну, тысяча, а может, и больше лет тому назад. Он клятву дал помогать людям, и с тех пор все медицинские работники дают.

Помолчали. И после некоторого раздумья Наталья Степановна решила:

— Хорошо вы ребят воспитываете. Спасибо, Анна Кондратьевна.

— А как же! — громко сказала Анна Кондратьевна. — Ну, и надо еще учитывать, что они москвичи!

Последнюю, громко сказанную реплику, услышал Вадим:

— Не все москвичи, Анна Кондратьевна. Я, например, из Одессы.

— Ну и что? Все москвичи откуда-нибудь приехали — возразила Анна Кондратьевна.

— Неужели? Значит, хотя я из Варшавы, — удивился Яцек, — я тоже москвич?

— А как же! Живешь второй год, имеешь московскую прописку.

— Хо-хо, — обрадовался Яцек. — Меня спросят: «Кто ты, Яцек?» — я скажу: «Москвич из Варшавы» Хо-хо!

Анна Кондратьевна взглянула на часы — уже был двенадцатый час. Отбой в общежитии в одиннадцать, и Анна Кондратьевна встала:

— А ночевать вы, Наталья Степановна, будете в сорок восьмой комнате. Там у меня прыгуны живут.

— Прыгуны? — удивилась старушка.

— Да. Гордость нашего института. Один — рекордсмен Универсиады. Они как раз на соревнования уехали к Яцеку в Варшаву.

— Счастливые люди! — вздохнул Яцек. — Очень жаль, что я не прыгун.

- 4 -

На следующий день, в воскресенье, часов в десять утра, в лифте одного из новых домов на Сиреневом бульваре поднимались старушка в темном платье в цветочек, трое молодых людей, чемодан и дорожная сумка.

Вряд ли нужно объяснять, кто эти люди и чьи чемодан и сумка. На пятом этаже лифт остановился, все вышли на лестничную площадку и позвонили в дверь одной из квартир.

Все четверо молчали. Наконец дверь квартиры распахнулась, и в дверном проеме появилась женщина средних лет.

— Лиза, — вскричала старушка, поднимавшаяся в лифте.

— Мама! Мамочка! — обрадовалась Лиза и бросилась обнимать и целовать старушку.

Сейчас каждому, даже мало наблюдательному человеку, с первого взгляда было ясно, что это мать и дочь, и лет сорок тому назад мать была точно такой, как дочь сейчас, а лет сорок спустя дочь будет такой, как нынче ее мать. Удивительное сходство матери и дочери заметили и трое молодых людей, которые сдержанно и, пожалуй, с некоторой гордостью улыбались.

— Ты когда приехала? — спросила Лиза у матери.

— Вчера.

— Вчера? — удивилась Лиза. — А почему ты не дала телеграммы?

— Дала.

— Мы ее не получили... — проговорила Лиза и позвала: — Сеня! Сеня! Скорее! Мама приехала.

Тут же в дверях квартиры появился лысый мужчина в полосатой пижаме и комнатных туфлях.

— Знакомься, мамочка, это — Сеня! Ты его знаешь только по фотографиям.

— Очень приятно, — прожурчал Сеня и пожал Наталье Степановне руку.

Наталья Степановна оглядела Сеню быстрым и несколько разочарованным взглядом, после чего сказала, что ей тоже очень приятно, и вновь заговорила о телеграмме:

— Как же так? Я дала телеграмму за сутки. Все указала — и дату, и номер поезда...

— Наталья Степановна, — тихо сказал Вадим, — вы ведь дали по неверному адресу.

Но на его слова никто не обратил внимания.

— Где же ты была, если вчера приехала? — спросила Лиза у матери.

И Наталья Степановна, волнуясь, рассказала, что эти прекрасные студенты, будущие медики, ее спасли! Да-да! Один из них, вот он — Вадим, подобрал ее на вокзале и чуть не весь вечер проискал с нею Лизин дом, и сам еще хотел платить за такси. Потом повез ее в общежитие, а там прекрасная, очень добрая и милая комендантша. В общежитии ее накормили, напоили и она спала в комнате прыгунов, один из которых чемпион Универсиады.

Во время рассказа Натальи Степановны Лиза и ее муж познакомились с ребятами и пригласили их в квартиру.

— Входите, входите! — гостеприимно суетилась Лиза. — Чайку выпьем!

— Да что там чайку! Пообедаем вместе! — поддержал свою жену лысый Сеня в пижаме. — У нас сегодня такие голубцы...

Ребята, конечно, вежливо отказывались, однако долго упрашивать их все же не пришлось, и все направились в квартиру.

Но их остановил женский голос:

— Минуточку, граждане, кто из вас будет Зуева?

Этот вопрос задала появившаяся из лифта девушка-почтальон в форменном кителе и лихо сбитом набок беретике.

— Я! — испуганно ответила Лиза.

— Вам телеграмма. Распишитесь, пожалуйста. — Девушка вручила Лизе, кроме телеграммы, квитанцию.

— Пожалуйста, — поспешно расписалась Лиза на квитанции, а ее муж распечатал телеграмму. Лиза забрала у него телеграмму и начала читать: «БУДУ ДВЕНАДЦАТОГО ПОЕЗД НОМЕР...»

— Это ж моя телеграмма! — воскликнула Наталья Степновна.

— Ваша?! — удивленно округлила глаза девушка-почтальон.

— Ну да! И не стыдно? Я раньше ее прибыла.

— Скажите, пани, — спросил Яцек, — вы можете объяснить, почему вы ее доставляете сегодня, а не вчера?

— Скажите спасибо, что мы ее вообще доставили! — обиженно проговорила девушка. — Тут адрес какой? «Сиреневый бульвар, 17», так? А где живет гражданка Зуева? Сиреневый бульвар, 47! Понятно? — И, смягчившись, добавила: — Еле нашли.

И девушка, смерив Яцека гордым взглядом, хотела направиться к лифту, но «гжечный» Яцек ее остановил:

— Тогда, пани, действительно, бардзо дзенькуем! — сказал Яцек, который, волнуясь, забывал некоторые русские слова.

А Лиза укоризненно посмотрела на Наталью Степановну.

— Как же ты, мама, напутала? Наталья Степановна покачала головой:

— Знаешь, доченька, напутать каждый может. А вот помочь распутать могут только хорошие люди!