2
БОЙНЯ В КАТАКОМБАХ
Сканер обнаружил присутствие живого. «Чужих» точек было много, почти на всех уровнях станции. Они хаотично метались по экрану, пока не сложилась строгая закономерность в их движении – чужие брали в кольцо майора Пронина и его прекрасную союзницу. Цианаррка, выросшая в перманентной борьбе за жизнь, поняла это быстрее, чем майор с его двухтысячелетним жизненным опытом. Нажав несколько кнопок на браслете, она спроецировала в центре комнаты объемное голографическое изображение какой-то языческой статуи. На троне восседал одноглазый мужчина в воинских доспехах, с потрясающе неинтеллигентным выражением лица. На его плечах удобно устроились два огромных ворона, у ног сидели два волка с оскаленными пастями и взъерошенными загривками. Глаза у всей пятерки горели недобрым рубиновым огнем.
- Ас Один из Трои, сын киммерийского конунга Мунона, мудрые вороны Хугин и Мугин, бесстрашные волки Гери и Фреки, я, Ассунта, дочь конунга Ингвера Беркхольмского с Цианарры, заклинаю вас именем Того, Кто Приходит – помогите мне!
Девушка произнесла это, обращаясь к странной группе. Потом она замерла, внимательно глядя на голограмму. Какое-то время в комнате царила тишина и неподвижность, но вот Один моргнул кровавым глазом и величественно кивнул. Сразу после этого вороны расправили крылья, а волки поднялись, приняв боевые стойки. Пронин вздрогнул от неожиданности. Изображение стало мерцать и вскоре исчезло в воздухе, словно растворилось в нем. Тотчас после этого за дверным люком в коридорах раздались дикие хриплые визги, прерываемые карканьем, рычанием и утробными, чавкающими ударами. Когда шум удалился, Ассунта выхватила свой бластер из кобуры и ринулась в лабиринт. Майор Пронин последовал ее примеру.
То, что он увидел в коридоре, было воплощением кошмарного сна наркомана. Повсюду валялись клочья растерзанных белесоватых животных, похожих на гигантских крыс. Глаз у них не было, но разинутые в агонии пасти демонстрировали смертоносный набор острейших зубов, заботливо предназначенных матушкой – природой для единственной цели – убийства. Сканер высвечивал мятущиеся в панике «чужие» точки, из которых лишь пять сохраняли мерное движение вперед. Те точки, кото-рые соприкасались с этой пятеркой, исчезали с экрана. Было нечто жуткое в спокойном шествии пяти точек, словно поршнем вытесняющих остальные, все ниже по уровням лабиринта станции. Иногда точки разделялись, чтобы очистить тупики и боковые коридоры, но потом снова воссоединялись. И шли все время вперед. Ассунта и майор Пронин следовали за ними так, чтобы между точками на дисплее сканера и людьми всегда был или поворот коридора, или переход на другой уровень. Наконец, станция была очищена. После того, как исчезла последняя из беснующихся точек, плавно погасла и великолепная пятерка. Майор Пронин бросился вперед, держа бластер наизготовку. Но тела Джеймса Бонда он не обнаружил, а сканер Ассунты показал, что ни один человек не был сожран ратенсами (так Ассунта назвала белесых тварей) по крайней мере в ближайшую прошедшую декаду. После обследования залитых кровью и забросанных ошметками тел хищников помещений, майор и Ассунта вернулись в комнату с пультами. Там Ассунта, сложив ладони перед собой, прошептала слова благодарности и начертала на том месте, где ею была вызвана голограмма, знак – завидя который, Пронин недовольно скривил рот. Как бывший советский человек, а теперь – гражданин РосКита и особо уполномоченное лицо Политбюро Компартии РКБ, Пронин испытывал регламентированную инструкциями ненависть к сварге (свастике). Скорее по привычке, чем по состоянию души. Разве что ненависть эта подпитывалась угро-финскими генами исконно русского человека, майора Пронина. Ассунта угадала движение мышц лица майора, но это было последнее, что она ощутила в этой жизни – бластер АК-РКБ-47 широким эллипсоидальным конусом энерголуча сжег ее тело. Согласно религиозным воззрениям цианаррцев, в этот момент душа Ассунты была подхвачена самой быстрой из валькирий, Геллой, и доставлена в Валгаллу, во дворец Одина. Но Пронин об этом не знал. Как не знал он и того, что в тот самый момент, когда тело Ассунты вспыхнуло в погребальном костре луча бластера, весть о ее смерти коснулась сердец всех ее кровных родственников…
Дозарядив батареи своего АК от генератора станции, майор Пронин отправился к выходу. Поверхность встретила его задорным стрекотанием похожих на колибри акромикриков, весело порхающих среди геморрокактусов и пожирающих всякую летучую мелочь. Останки сальвенции монструозы расплылись по грязному песку гнусной зеленой слизью, в которой копошились мириады падальщиков и их личинок.
- Быстро же ребятки работают!- восхитился вслух майор Пронин. Но то, что он увидел дальше (вернее – то, чего он НЕ увидел), лишило его дара речи. Флайер Ассунты, стоящий на знакомой Пронину полянке, был мастерски рассечен бластером пополам, а от флайера майора остались только следы опорных лыж. К песку, колючкой геморрокактуса, была пришпилена записка. Майор Пронин поднял ее и прочитал. И тут же окрестности оглохли от многоэтажного РосКитовского матерного диалекта, который перемежался нецензурными выражениями эпохи развитого социализма середины ХХ века земного летосчисления. Записка содержала одну лишь фразу, написанную местным руническим письмом:
- .
«Покорно благодарю Вас за предоставленное мне транспортное средство - Бонд» - примерно так переводился манускрипт, вызвавший у Пронина столь бурный приступ бессильной ярости и мутный поток сквернословия.
Вернувшись под купол станции, майор сумел вскрыть бластером ангар, в котором нашел вполне при-годный к употреблению краулер. Энергетическая зарядка аккумуляторов двигателя и разрядников лучемета была полной, поэтому Пронин без колебаний сел в водительское кресло машины и двинулся на восток от базальтобетонных куполов станции. Хотя уже и опускались кровавые Сумерки, но Пронин не мог ночевать внутри станции, даже в недоступном ничему и никому краулере после того, что он видел в коридорах нижних уровней. Как только исчезли последние лучи Синего Q, майор остановил машину и устроился на ночлег в ее спальном отсеке. Гипносон окутал его мягкой паутиной, нежно массируя воспаленный событиями прошедшего дня усталый мозг чекиста. А вокруг краулера уже вовсю кишела сумеречная жизнь. Кто-то кого-то поедал, с кем-то спаривался, кого-то рожал… А майор Пронин спал в это время тихим сном невинно убиенного младенца. Снилось ему детство – глухая деревенька, затерянная среди болот и лесов; мерянские скулы матери; тощий длинноногий соседский поросенок; закопченный чугунок со щами из кислой капусты; отчая изба; крысы, тараканы и клопы из отчей избы… Снился также его бывший друг и соратник, подполковник НКВД Вовка Немцев, которого принципиальный майор Пронин (тогда еще – старлей) собственноручно пристрелил за кражи во время обысков. Вовка парил в голубом тумане, лениво помахивая крылышками и под стройные звуки арфы пел «Интернационал». Хитон его украшали отделанные нежным бледно-голубым кружевом генеральские погоны. «И тут обогнал, сука!»- подумал майор Пронин и от огорчения проснулся.
Синий Q уже выглянул из-за горизонта. Будильник спального отсека, настроенный на альфа-ритм Пронина, победно изрыгал гениальный гимн дебилов в квадрафоническом исполнении сводного оркестра балалаечников Хинганского уезда. На откидном подносе синтеза-тора пищи дымилась чашечка псевдокофе и – в такт балалаечному звону – мелко вибрировал кубик протеино-масляного желе, положенный на солидный кусок хлеба, традиционного для местной кухни. Совершив положенное количество движений челюстями, при котором пища наилучшим образом обрабатывалась слюной и измельчалась (что улучшало пищеварение), майор Пронин проглотил завтрак и вальяжно развалился в кресле с чашечкой псевдокофе, изучая сводку последних известий на дисплее бортового компьютера. Как и следовало ожидать, ничего интересного не случилось ни в вечерние Сумерки, ни ночью. Но когда побежали строчки утренней информации, майор вздрогнул так, что горячая жидкость из чашки вылилась ему на ширинку. К сожалению, гермозастежка оказалась распахнутой, и Пронин взвыл от боли. Потом вернул строчки информации на дисплей и задумался. Информцентр Цианарры восторженно сообщал, что на плантации по выращиванию циклоголов – кристаллов растительного происхождения – прибыл известный земной ученый, академик Антарктической Геолого-Ботанической Мафии, лауреат премии Южного Креста, Пу Сунван. Не вызывало сомнений, что под этим именем на суперсекретных цианаррских объектах пребывал треклятый Джеймс Бонд, изменивший во время полета на флайере свою внешность на внешность Пронина при помощи портативного пластотрансформатора. Вне себя от ярости, майор Пронин ударил могучим кулаком по панели управления. Краулер издал омерзительное кваканье и устремился сквозь дремучие заросли лапидофагии в заданном еще вчера направлении. Естественно, что цианаррцы ничего не дадут отснять Джеймсу Бонду из того, что касается выращивания циклоголов. Но ясно и то, что супершпион сумеет выкрасть технологию. А, имея свои плантации кристаллов, которые использовались во всех накопителях энергии военной техники и разрядниках бластеров, Кон-федерация сможет достичь военного превосходства даже над РосКитом. Ведь пока что производство циклоголов было абсолютной монополией Цианарры. А майор Пронин, собственно, и прилетел сюда для изъятия копии файла с полной информацией о разведении столь необходимого для Родины и Партии растения. Пока не пришел этот идиотский приказ обезвредить и захватить Джеймса Бонда. Подумать только – если бы Пронин не погнался за этим гадом, то на плантациях циклоголов сейчас был бы не Джеймс Бонд в облике майора Пронина, а сам Пронин с документами Пу Сунвана! Было отчего негодовать майору Пронину! Но его холодный мозг аналитика уже усиленно работал, разрабатывая планы выполнения задач, поставленных партией. И, наконец, он довольно улыбнулся. Все встало на места, когда все варианты были разложены, отпрепарированы и «размещены по полочкам». Довольный, как слон после купания, Пронин во все разведческое горло запел арию Красного Партизана из оперы «Не забуду мать родную» времен Великой Ядерной Войны.
