Город который нельзя разлюбить...

Трудно нам было расстаться.

Вижу сквозь время-пространство

ложь, предрассудки, лукавство,

слышу молчанье глухих.

Годы приходят и тают, –

к горлу комок подступает.

Мысленно я возвращаюсь

в город истоков своих.

Снится мне вновь этот город,

узеньких улиц узоры,

знаю, увижу не скоро

я переулки твои.

Образы душу наполнят,

годы далёкие вспомню

с жизнью, что вырвана с корнем

из не остывшей земли.

Где ещё храмы такие,

узеньких улиц стихия,

в камне следы вековые,

отблеск брусчатки в ночи?

Парков зелёные крылья

молодость нашу укрыли.

Мы не больны ностальгией, –

Львов просто неизлечим.

Ступая молча по камням,

шагаю по твоей брусчатке,

где тень преследует меня

воспоминаний горько-сладких.

Я вспомню каждый поворот

дорог и улиц по соседству

и перейду ту реку вброд,

которая впадает в детство.

А вечером покину дом

в тот час, когда садится солнце.

Фонарщик мне качнёт шестом,

и газовый фонарь зажжётся.

Пройдусь с расклейщиком афиш

по улицам и переулкам

в часы, когда ещё ты спишь,

а звук шагов глухой и гулкий.

На площадь с Ратушей войду,

как в многомерное пространство,

и с молодостью встречусь тут,

вернувшись из далёких странствий.

Вольюсь в студенческий поток

помолодевшим многократно.

В конспекте мелкий бисер строк

нас в юность окунёт обратно.

Под сводом арки в парк войду,

в его тенистые аллеи

и непременно встречусь тут

с Любовью первою своею.

Я на скамейку сяду с ней

под сенью старого каштана

и во влюблённость первых дней

вернусь, от поцелуев пьяный.

Здесь – оттиск прошлого в камнях,

следы судьбы и предков тени...

Мой город, примешь ли меня

под сень надежды на спасенье?

Не примириться, не принять

ни сердцем, ни рассудком,

что с городом расстались мы,

где с юности своей

нам каждый камень был знаком,

где мы внимали чутко

биению родных сердец

и чаяньям друзей.

* * *

Ведёт нас память в молодость с тобою

по улицам, знакомым с юных лет

и озарённым первою любовью,

оставившей в душе свой след и свет.

Мы вспоминаем имена и лица,

отмеченные дружбы волшебством...

Дай Бог с собой и с прошлым примириться

и не дай Бог забыть своё родство.

* * *

Обращаемся к памяти мы,

когда нужно согреться,

а реальность сурова,

безжалостна и холодна.

И как манит к огню,

мы душой устремляемся в детство,

в чистоту и беспечность,

в прозрачность до самого дна.

Шпилями и куполами

над суетой, над домами

из волшебства панорамы

всплыли старинные храмы.

Жаль, что пути и дороги

редко идут к их порогу.

Во всех концах большой Земли

Творца давно уж поделили,

святыни чьи-то погребли,

своих немало возвели,

вот только Бога позабыли.

По улицам походим

не спеша,

пытаясь вспомнить,

в чём-то разобраться:

ведь в каждом доме

есть своя душа,

чтобы с моей душой

соприкасаться.

Архитектурою Львова

бредить легко и дышать:

в памятниках, как и в слове,

скрыты и мысль, и душа.

Не описать их словами

с тесными рамками строк,

в камне застывшую память,

окаменелость эпох.

Уже растаяли вдали

огни и контуры земли,

где появились мы на свет

и где давно нам места нет.

Остались судьбы позади,

не склеить их и не спасти.

Осколки дружбы и любви

не оживут, как не зови.

А тут другие небеса,

звучат чужие голоса,

иные ценности в ходу,

не так деревья здесь растут.

И снятся нам, порой до слёз,

колени девичьи берёз

с листвою, как копна волос,

и в белом платье в полный рост,

каштана веер – лист резной,

парк Стрыйский, пахнущий весной,

где память юности живёт,

где наш исток и наш исход.

С последним листом

золотой свой налёт

осень стряхнула вчера.

Я знал наперёд,

что скоро придёт

печальная эта пора.

И всё ж не хочу

ни понять, ни принять,

что снег мой засыплет путь,

что сердце опять

начнёт тосковать

о том, что нельзя вернуть.

Мой друг, не могу

я закрыть эту дверь,

Тебе ничего не сказав.

И.Л.

Так больно, поверь,

мне видеть теперь

слезу на Твоих глазах.

Не Ты виновата,

что я, сам не свой,

иду сквозь осенний мрак.

Я знаю: порой

так трудно со мной,

так горько и больно так.

А песни летят

от меня в облака,

меня не желая знать.

На сердце пока

печаль и тоска...

Но снится ему весна.

1957

Чтоб ненависть не остывала,

в стране рекою лилась кровь,

отыскивали где попало

воображаемых врагов.

Безостановочно крутились

кровавых мельниц жернова,

а безымянные могилы

покрыла сорная трава.

* * *

К надгробиям в печальной их красе

в Лычаков мы ходили, как в музей

без крыши, прямо под открытым небом.

Итогом устремлений и страстей

две даты смотрят с серых плоскостей,

хранящих в камне имена людей,

наш город без которых просто б не был.

Пусть я за тридевять морей

заброшен, но живу в надежде,

что в сердце и в душе моей

мой город будет, как и прежде.

Из рифмы, погружённой в грусть

воспоминаний, прежней жизни,

мой город, я к тебе вернусь

сюда в своих стихах и мыслях.