Квартал между Софийским собором и
Золотыми воротами сегодня застроен настолько плотно, что даже трудно поверить,
что относительно недавно здесь гуляли ветры и росли дикие кустарники. На
литографии Василия Тимма "Вид Старого города с Ярославового вала" (1854) мы
имеем возможность созерцать дивный пейзаж: одноэтажные хатки, затерявшиеся в
деревьях, из труб вьется дымок, группа обывателей мирно беседует на поляне... И
над всей этой тихой "заводью", словно паруса сказочной каравеллы, величаво
врезаются в небо белокаменные ансамбли киевских храмов! Но чтобы пройти от Софии
к Золотым воротам, надо было преодолеть множество препятствий. "Старый Киев, —
вспоминал протоиерей Софийского собора Лебединцев, — представлял собой тогда
(1833. — Авт.) не город, а село с кривыми и тесными улицами, без мостовых и
тротуаров и какого-либо освещения, с тынами вместо заборов, с усадьбами, в
которых стояли меленькие домики..."
После нашествия Батыя и
последующих набегов крымских ханов местность представляла собой сплошные
развалины древних храмов и дворцов. Некоторые путешественники даже сравнивали
Киев той поры с руинами Трои. Но время стерло следы разрушений... О Киеве
середины ХIХ века киевлянин Богатинов вспоминал так: " На моих глазах
пробивалась улица Владимирская сквозь холмы, которые окружали город, и сквозь
руины храма Святой Ирины..." На рисунке Тимма этих руин не видно, зато хорошо
просматривается фасад Георгиевской церкви (на первом плане в центре),
построенной в 1752 году на древнем фундаменте одноименного храма. И храм Св.
Ирины, и церковь Св. Георгия вместе с Золотыми воротами во времена Ярослава
Мудрого составляли единый архитектурный ансамбль, о котором следует рассказать
подробнее.
Главный въезд в Киев с надвратной церковью Благовещения имел
внушительные размеры: высота проезжей части — 12 м, ширина — 6,4 м. Чтобы
попасть на подворье Софийского монастыря, надо было сначала проехать мимо двух
упомянутых выше церквей, которые представляли собой трехнефные храмы, увенчанные
пятью куполами. Заморские гости, странствующие "из варяг в греки", с трепетом
проезжали эту часть пути. Ведь и в славном Константинополе, тоже существовали и
Злотые ворота, и храм Святой Софии, и златоглавая церковь в честь Святой
Ирины.
Что побудило киевского князя повторить на седых кручах Борисфена
"царьградский вариант"? Государственный престиж или имя любимой супруги?
Шведская царевна Ингигерда, выйдя за Ярослава, подарила князю-русичу шестерых
наследников и троих девочек, которые, повзрослев, тоже стали королевами
европейских держав. Да и сама дочь короля Олафа была женщиной властной и подчас
перебирала бразды правления государством на себя. Нравилось ли это Ярославу?
История умалчивает. Во всяком случае, его в народе не зря нарекли
Мудрым.
"И хотя я не был на Босфоре, но тебе придумаю о нем, я в твоих
глазах увидел море, полыхающее голубым огнем..." Сказал ли князь эти хорошо
знакомые нашему времени слова своей жене, неизвестно, но Ирининский собор вышел
на славу: под каменными полукружьями размещались три алтаря, фрески чередовались
с мозаиками. Получив этот драгоценный дар, княгиня открыла при храме один из
первых на Руси женских монастырей.
А напротив вырос не менее
величественных храм в честь Святого Георгия. Почему Георгия? "Повесть временных
лет" ограничивается лишь констатацией факта: "Заложил Ярослав монастырь Святого
Георгия..." А вот в "Киевском синопсисе" записано: "И создал Ярослав церковь
Святого Великомученика Георгия в камне во имя свое от святого крещения данное
