Любовь кружила головы киевлянам, невзирая на возраст, род занятий и семейное
положение
Общепризнанная красота и романтичность нашего города нередко пробуждает в его
обитателях обостренную чувственность. При этом порой образовывались любовные
треугольники, квадраты, а то и еще более сложные «геометрические фигуры». Их
участниками, наряду с «простыми смертными», оказывались и известные киевляне,
имена которых памятны нынешним историкам.
«Киевлянин» на троих
Весьма известную в старом Киеве
газету, носившую название «Киевлянин», основал в 1864 году профессор Виталий
Яковлевич Шульгин. К тому времени его хорошо знали в городе как видного ученого
и педагога, не один год возглавлявшего в университете кафедру всеобщей истории,
как блестящего лектора, который умел заставить аудиторию буквально переживать
вместе с ним рассматриваемую эпоху.
В издании газеты Шульгина
участвовала и его жена Мария Константиновна. История их брака своеобразна.
Молодая институтка была очарована красноречием профессора-вдовца, который
годился ей в отцы и к тому же после детской травмы был горбат. Известный
государственный деятель и мемуарист Сергей Витте вспоминал, что «в это время,
можно сказать, он был стариком, а она – совершенной девочкой. Но, конечно, это
увлечение как к профессору и лектору прошло, когда она сделалась его женой и
узнала тайны жизни».
Впрочем, после разочарования в девическом идеале
пришло и утешение – в газету пришел новый сотрудник – молодой, статный,
энергичный Дмитрий Пихно. Не будем утверждать, будто Мария Шульгина оказалась в
его объятиях еще при жизни мужа, – свечку, как говорится, не держали. Однако
после кончины профессора Шульгина его вдова, едва сняв траур, приняла фамилию
Пихно.
А когда ее не стало, Дмитрий Иванович унаследовал газету и
издавал ее еще много лет. Любопытно, что Мария Константиновна посмертно как бы
вернулась к первому мужу: ее могила на Байковом кладбище рядом с могилой Виталия
Шульгина.
Смертельное увлечение
Одним из лучших актеров на сцене
киевского драматического театра Соловцова по праву считался Николай
Рощин-Инсаров (Пашенный). Особенно великолепен он был в роли Чацкого в
грибоедовском «Горе от ума». Выступая в амплуа «героя-любовника», Рощин и в
жизни был влюбчивым и увлекающимся. Каждая встреча с симпатичной женщиной
побуждала его ухаживать за ней, всеми силами привлекать ее внимание. И нередко
ему отвечали взаимностью.
Но вот в киевском театре появилась новая
актриса – Анна Пасхалова. Она уже была известна публике, выступала на столичной
сцене. К тому же аристократка – урожденная княжна Чагадаева. Рощин-Инсаров сразу
был покорен ею. А Пасхалова, хоть не отвергала своего сценического партнера, но
и никак не проявляла ответных чувств. Это еще больше подстегивало Рощина.
Супруг актрисы Александр Малов работал художником-сценографом. Судя по
описаниям его внешности, это был статный мужчина, обладавший благородной
красотой. Он без памяти любил свою жену – любовью преданной и ревнивой. С
Рощиным они были ровесниками и сдружились, даже перешли на «ты» (тогда так
поступали только близкие друзья). Однако «доброжелатели» нашептывали мужу
подробности ухаживаний Рощина за его женой. Капля за каплей этот яд проникал в
его душу. И вот в январе 1899 года наступила трагическая развязка.
После
тяжелого объяснения с Пасхаловой Малов отправился в дешевую гостиницу у Золотых
ворот, где жил Рощин-Инсаров. По дороге он зашел в оружейную лавку и купил
револьвер. Оставшись наедине с Рощиным, Малов горячо заговорил о своих
оскорбленных чувствах, просил актера оставить в покое Пасхалову, не пятнать
честь семьи. Артист в это время отвернулся к умывальнику в передней. «Какая там
честь...», – начал было он. И тут Малов почти в упор выстрелил Рощину в голову.
Смерть наступила мгновенно.
Убийца сам сдался полиции. Судебная
экспертиза признала его на момент преступления невменяемым, так что Малова
отпустили (через несколько лет он умер в Ялте). А Пасхалова, на время уйдя с
киевской сцены, потом вернулась в соловцовскую труппу и стала там признанной
премьершей. А ее красота, сгубившая бедного Рощина-Инсарова, вскоре
потускнела...
Миссис Историография
Наташа Меньшова – дочь видного
офицера Киевского военного округа (позже генерала, начальника артиллерийского
склада) – вышла замуж за молодого поручика Полонского. Казалось бы, банальная
коллизия: поручик будет теперь делать карьеру при помощи тестя, его симпатичная
жена – блистать в офицерских собраниях... Но характер Натальи, теперь уже
Полонской, был не таков, чтобы довольствоваться банальностями. И увлекали ее не
балы и наряды, а ветхие рукописи в архивной пыли...
Полонская
«загорелась» историческими исследованиями, в особенности на темы прошлого
Украины. Училась на Высших женских курсах. Ее научным руководителем стал
известный профессор-историк Митрофан Довнар-Запольский. Он был доволен толковой,
энергичной ученицей, давал ей все более серьезные задания, организовывал
совместные публикации... Муж, служивший в другом городе, уже мало интересовал
Полонскую.
Ей было хорошо и с Довнаром. Неважно, что ученый был на 17
лет старше ее, что уже сменил двух жен и имел троих детей. В сложившихся
условиях им сложно было бы оформить брак, однако они обходились и без этого –
лучше всяких обрядов и бумаг их соединила общая страсть к науке.
В 1916
году 32-летняя историк стала уже авторитетным специалистом, едва ли не первой из
женщин получила звание приват-доцента Киевского университета. Но последующие
бурные события разделили ее с любимым человеком. Довнар-Запольский уехал из
Киева. В начале двадцатых годов, работая в Баку, он пытался вызвать туда и
Полонскую. Однако Наталья Дмитриевна уже сделала другой выбор.
Еще до
революции ей доводилось иметь дело с историком и правоведом Николаем Василенко.
Этот ученый в период украинской революции занимал высокие посты – был
попечителем учебного округа, а при гетмане Скоропадском министром просвещения.
Потом, в 1920-м, его избрали академиком, несколько месяцев он даже возглавлял
Украинскую академию наук. Василенко также заведовал кафедрой истории Украины в
университете.
А вот Полонскую, которая очень хотела работать на этой же
кафедре, он туда не пустил: усомнился в ее профессиональной пригодности. Наталья
Дмитриевна, впрочем, не опускала рук, продолжала исследования. И... почтенный
академик (на год старше Довнара) был покорен ею. Уже в 1923-м Полонская стала
Полонской-Василенко.
Правда, в том же году «молодоженов» ждали суровые
испытания. Николаю Василенко припомнили службу «контрреволюционному режиму», его
арестовали, судили и посадили на 10 лет. Жена не оставила мужа в беде. Больше
года она настойчиво хлопотала, подавала заявления, встречалась с высшим
украинским руководством – и добилась для Василенко амнистии. Хоть власти не
сняли с него подозрения, но умер он в своей постели.
А вдова, пережив в
Киеве нацистскую оккупацию, потом эмигрировала. Украинской историей профессор
Наталья Полонская-Василенко продолжала заниматься в Западной Германии – до самой
смерти в 1973 году. Подготовленная в это время ею двухтомная «История Украины»
теперь известна любому студенту.
Нехороший Лева
В творчестве
Михаила Булгакова то и дело возникает образ Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст».
Известно и то, что еще в молодые годы сам будущий писатель мечтал стать оперным
певцом. Этими чаяниями он, очевидно, поделился со знаменитым в свое время басом
Львом Сибиряковым, одним из лучших Мефистофелей отечественной сцены. И тот
написал Михаилу на своем фото: «Мечты иногда претворяются в действительность».
Потом Булгаков держал этот снимок у себя на столе.
В моей коллекции есть
несколько открыток с изображением Сибирякова. И одна из них, 1908 года, как мне
кажется, сохранила след любовного треугольничка, одной из сторон которого был
певец. На открытке он запечатлен в роли старика Собакина из оперы
Римского-Корсакова «Царская невеста» – загримированный до неузнаваемости, в
парике, с длинной прицепной бородой. Отправлена открытка лет сто назад в Киев,
адресована солисту здешнего Оперного театра Михаилу Энгель-Крону. А текст ее
таков:
«Дорогой Миша! Только теперь я осознал, как я был неправ по
отношению к тебе и к твоей супруге. Забудем все и будем друзьями. Привет
супруге, а тебя крепко целую и жду на дачу в Териоки со всей семьей. Твой верный
друг Лева».
Фамилия не подписана. Конечно, то, что автором открытки с
портретом Льва Сибирякова стал другой Лева, может оказаться и совпадением.
Однако не исключено, что сам певец написал киевскому коллеге. Чем же он
провинился? Объяснение напрашивается самое простое. Похоже, в какой-то момент
38-летний преуспевающий бас произвел на жену Энгель-Крона более эффектное
впечатление, нежели ее собственный муж (и тогда не слишком-то известный, а
теперь вовсе забытый) – со всеми вытекающими последствиями...
