Юзер дает ссылку на психолога, который вел в тюрьме группу осужденных за инцест мужчин.
"Я
хотел, чтобы эти мужчины как можно сильнее отличались от меня. В то же
самое время, когда я слышал, как они рассказывают о своем детстве и
раннем подростковом возрасте, мне было все труднее и труднее отрицать,
что у меня с ними много общего. Мы росли, выучив одни и те же вещи о
том, что значит быть мужчинами... Нас учили, что у нас есть привилегии
по праву рождения, что наша природа – это агрессия, и мы учились брать,
но не отдавать. Мы учились получать любовь и выражать ее главным
образом с помощью секса. Мы ожидали, что мы женимся на женщине, которая
будет ухаживать за нами, как наша мать, но будет подчиняться нам, как
наша дочь. И нас научили, что женщины и дети принадлежат мужчинам, и
что ничто не мешает нам использовать их труд для нашей выгоды и
использовать их тела для нашего удовольствия и злости...
Я
узнал, что 95-99% насильников являются мужчинами, и мне пришлось
признать, что инцест – это проблема гендера, мужская проблема, которую
мы навязываем женщинам и детям. Мне пришлось признать, что это вовсе не
преступление, совершаемое «несколькими больными посторонними людьми»,
как я думал большую часть своей жизни. Когда я говорил с Люси Берлинер,
экспертом по защите прав жертв в больнице Сиэтла, то она рассказала
мне, что каждая четвертая девочка хотя бы раз будет изнасилована пока
не станет взрослой, а Дэвид Финклехор, автор книги «Дети – жертвы
сексуальных преступлений», сказал мне, что то же самое относится к
одному из одиннадцати мальчиков. Удивительно, но оба они считали, что
это самые заниженные оценки. Оба они говорили, что в 75-80% случаев
насильником был тот, кого ребенок знал и часто доверял.
Психотерапевты
часто сообщают, что насильники, совершающие инцест, не являются
угрожающими мужчинами, что они очаровательные люди, и что их действия –
это лишь «искаженная любовь» или «неправильно направленные чувства». Я
внимательно слушал эти описания и не знал, что о них и думать, пока
однажды вечером на группе я не обнаружил, что достаточно немного
поскрести их поверхность, чтобы открыть правду о них. Я начал обсуждать
вопрос судебных запретов, и тут внезапно я увидел напряжение мышц,
скрежет зубов и сжатые кулаки, весь их вид говорил, что им всем
маскулинности более чем хватает.
Я, взрослый мужчина, сидел
посреди этой озлобленной группы, и мне было страшно. Внутри меня все
замерло. Я перестал слышать эхо голосов вокруг меня. Единственное, о
чем я мог думать, так это ребенок, который оставался наедине с таким
мужчиной. Какой же ужас она должна была испытывать. Эта бездонная
ярость, которую она должна была чувствовать, даже если он использовал
ее тело вежливо, нежно говоря ей комплименты. Даже если он говорил ей о
своих потребностях как попрошайка, она была вынуждена ему повиноваться,
или же ее ждала его ярость. Я мог думать только о ребенке, которой
пришлось переживать изнасилование в одиночестве, и которой, в отличие
от меня, было некуда бежать, у нее не было собственного дома, куда она
отправится в десять вечера после завершения группы.
Насильники,
совершающие инцест, - это просто мужчины, у которых была власть, чтобы
взять то, что им хочется, и которые ею воспользовались...
Лолита
– это первое из описаний, которое каждый из них дает своей дочери.
Сценарий обычно один и тот же, хотя каждый мужчина добавляет к нему
личные подробности. Джэк: «Она вечно разгуливала полуголая, крутила
задом, так что мне пришлось с этим что-то сделать». Захари: «Она
типичная маленькая Брук Шилдс, так она одевается. Маленькие девочки
сейчас растут очень быстро. Они совсем как женщины. Они все этого
хотят». Томас: «Она все приходила ко мне, клала на меня свои руки,
садилась на колени. Она все хотела, чтобы я был с ней ласковым. Одно
привело к другому. Она говорила «нет», когда доходило до секса, но я ей
не верил. Потому что, почему тогда она хотела всего остального?».
Фрэнк: «Моя дочь – дьявол. И это не метафора. Я имею в виду именно это».
Второе
заблуждение, которое используют насильники – это Злая Ведьма, на
которой, по их утверждению, женился каждый из них. «Моя жена заставила
меня это сделать, это ее вина», - таково явное или скрытое послание
насильников. Это оправдание очень заразно. Как только один мужчина в
группе цепляется за него, оно распространяется как эпидемия. В то же
время однажды вечером, когда я напомнил Квентину, что он не может
пропустить ни одной сессии, если это не экстренная ситуация, он
закричал на меня: «Не смей говорить мне, что делать. Никто не может
заставить меня сделать то, что я не хочу». Он не мог бы выразить свою
мысль более ясно. Ни женщина, ни ребенок не может заставить мужчину
совершить сексуальное насилие.
