Он и Она

Он. Проснулся, как всегда, ровно в восемь. Пошел в туалет, затем на кухню — долил воды в чайник, ровно столько, чтобы тот закипел минут через пять-семь, поставил на плиту и направился в ванную — чистить зубы и мыть голову. В ту самую минуту, когда он выходил из ванной, чайник закипел.

Она. Вскочила, как ужаленная, и схватила часы. Полдевятого! Опять проспала! Кинулась в ванную, наскоро умылась, выдернула какие-то вещи из шкафа, стала торопливо натягивать. Долго не могла найти вторую туфлю. Когда нашла, передумала вообще надевать эти туфли, зашвырнула в угол, прыгнула в легкие босоножки, схватила сумочку и выбежала на улицу.

Он. Размеренным шагом зашагал к метро. Бросил взгляд последовательно: на соседские гаражи, крышу дома напротив, синее небо, дорожку, ведущую в парк. Эта комбинация образов всегда повышала ему настроение. Подойдя к пешеходному переходу, посмотрел налево, потом направо, пропустил пару машин и направился дальше.

Она. Автобус ушел перед носом, пришлось ловить машину. Вспомнила, что забыла причесаться — черт с ним, не до красоты! Вытянула руку. Пока ждала, вспомнила, что оставила дома документы, ради которых, собственно, уже тридцать минут назад должна была быть в офисе. Возвращаться было некогда, и она решила ехать как есть, надеясь, что в нужный момент вспомнит их содержание — ведь честно пыталась все запомнить, сидела до полтретьего ночи.

Он. Зашел в метро, купил проездной и пошел вниз по эскалатору, чтобы размять сонные мышцы. Он не спешил — время было рассчитано до минуты. Поезда еще не было, и он пошел вперед, к седьмой от начала колонне, чтобы, выйдя из поезда, оказаться на кратчайшем расстоянии до лестницы пересадки.

Она. Влетела на платформу как сумасшедшая, чуть не сшибла какую-то бабульку с тюками и под возгласы: «Совсем одурела, смотреть надо, куда прешь!» в последний момент сумела протиснуться в закрывающиеся двери поезда. Отдышалась. Посмотрела на свое отражение, попыталась пригладить взъерошенные волосы, но махнула рукой и постаралась сосредоточиться на предстоящей презентации. Сосредоточиться не получилось. Какой-то тип с неприлично спокойным выражением лица глядел в ее сторону. Мимолетного женского взгляда было достаточно, чтобы понять, что такие, как он, никогда никуда не опаздывают. Зануда... Небось, даже зонт не забыл — с утра накрапывало... Точно, вон он, зонт в левой руке. Этот зонт почему-то начал ее раздражать.

Он. Отвлекся от мыслей, когда какая-то растрепанная девушка стремительно влетела в вагон, чудом протиснувшись в закрывающиеся двери. Он недоуменно посмотрел на нее, подумав, какое удовольствие в том, чтобы лететь куда-то сломя голову — неужели нельзя будильник на полчаса раньше поставить? Эти взбалмошные создания — вечно спотыкаются о препятствия, которые сами себе и создают. «Без царя в голове» — точно сказано. И он стал наблюдать за ней из скуки, как следят за маневрами пинбольного шарика. Впрочем, занимался этим недолго: на следующей станции она выскочила из вагона и стремглав понеслась к эскалатору. Он не спеша пошел следом, вежливо пропустив вперед какую-то бабульку с тюками.

Она. Вылетела вверх по ступенькам эскалатора и устремилась к выходу. На бегу она вспомнила, наконец, как ни странно, свою речь и была неописуемо рада этому — как гора с плеч свалилась. Растолкав идущих навстречу людей и врезавшись с разбегу в стеклянные двери с надписью «выхода нет», она выскочила было на улицу, но тут же отпрянула назад и всплеснула руками в отчаянии: «Ну почему всегда все не так!» Шел дождь. Дождь лил сплошной серой стеной, лил так, что даже машины останавливались у обочин, не решаясь продолжать движение.

Он. Увидел толпу на выходе из метро и смекнул, в чем дело: видимо, дождь. Он надел перекинутый на левую руку плащ, протиснулся к выходу, раскрыл зонт и... увидел ее глаза. Он на мгновение замер, глядя на нее, вжавшуюся под козырек, чтобы не намокнуть, и спросил вполголоса: «Вас проводить?»

Они. Шли по улице, и дождь гулко барабанил по раскрытому зонту. Зонт был большой, черный и надежный. И он подумал, что вот так, под зонтом, он и ходил всю свою жизнь, а она — всегда вымокала до нитки и стучала зубами от холода, как сейчас. Он снял плащ и накинул ей на плечи, пресекая попытки сопротивления успокаивающим взглядом. Ей стало как будто теплее, и он снова задумался о ней. Что заставляет ее все время отказываться от элементарного житейского комфорта? К чему так мучить себя, рисковать здоровьем? Ради чего?

Она завернулась в плащ и хотела сказать «спасибо», но от холода зуб на зуб не попадал. Поэтому она лишь посмотрела на него с благодарностью и слегка пожала локоть, за который держалась. Он безошибочно распознавал глубокие лужи и аккуратно обходил их, следя за тем, чтобы она не поскользнулась на мокром асфальте. Рядом с ним было как-то необычайно спокойно. Она так редко чувствовала себя спокойно, что сейчас тихо наслаждалась этим ощущением. Нет работы. Нет сумасшедшей гонки. Нет вообще никаких забот. А есть только он, его зонт и маленькое пространство под зонтом — крошечная вселенная, где остановилось время.

А ночью они занимались любовью. Неистово, словно дрались дикие звери, дрались не на жизнь, а на смерть. Они не помнили себя, и мир не помнил их. Они лишь выли, кусали, рвали и терзали друг друга, то вылетая на поверхность, то погружаясь снова на невероятную глубину — пока не выбились из сил и не упали оба с головокружительной высоты на дно ущелья, и волна, швыряющая их о скалы, не отхлынула, оставив почти бездыханные тела на мокром, безумно горячем песке.

Утром он должен был лететь в другой город по делам. Приехав в аэропорт, он обнаружил, что посадка на рейс уже закончилась. Он опоздал. Выбежав из аэропорта, он налетел на тележку с чемоданами и долго извинялся перед каким-то пожилым мужчиной, а, поймав такси, вдруг обнаружил, что карманы пусты — бумажник остался дома. Тогда он все понял, сел на траву, обхватил голову руками и... рассмеялся. Он смеялся так громко и заразительно, что проходящие мимо люди начинали невольно улыбаться.