Я впервые увидел её без косметики, и обалдел. Так не бывает.
Вопрос: “Зачем?” “Зачем она это делала с собой до этого?…”
Вопрос, как гвоздём вбили в голову. Я слегка поёжился и улыбнулся ей в
ответ. От неё исходило тепло. Она выгуливала собаку. Предложила
подняться к ней на чай. Я кивнул головой. Мной овладело странное
чувство, я подумал: Слава Богу секса у нас не будет. Мне не хочется
этого и ей
наверное тоже … просто я поднимусь к ней пить чай.
Джек Рассел Терьер бежал впереди нас вверх по лестнице, а я всё смотрел
на неё, на правильные черты лица, на бледные губы, на глаза, в конце
концов, просто на глаза, обычные не обозначенные не чем глаза на родном лице.
Мы зашли в квартиру. Я помнил это место.
Когда-то года два назад я тут был на безумном фрик-пати: размалеванные
девицы с сумасшедшим макияжем, в рваных чулках, каких-то безумных
корсетах, абсент, танцы на столах, стробоскоп, мишура по полу, сиськи –
их было много, на них писали что-то фломастерами. Я помню, думал про
соседей, но мне сказали они уже привыкли. Девочка блюющая в раковину в
ванной. Кто-то занимался сексом прямо на полу, и танцующие наступали на
них. Под конец помню я сидел совершенно обалдевший на кухне и травил
байки каким-то чувакам, которые кажется, вообще ничего не понимали.
Кошмарная девка плакала на подоконнике. Яркость сложилась кадрами, я
потом смотрел в контакте фотографии с этого безумства их было около 60
штук, яркий карнавал совпадал с картинками из моей памяти, и ничего из
того что не было на этих фотках я не помнил. Вот так вот просто.
У меня не было неприязни к этим молодым людям и девушкам, я не видел,
различая между ними и скажем пэтэушниками в спортивных трико, которые
по
своему выстраивают эстетическую картинку общих попоек. Для меня
совершенно очевидным было наличия и там, и там и ещё много где своего
Кода.
Этот Код, каждый из участников социума нёс в себе, бережно хранил,
подчёркивал одеждой, сленгом, увлечениями. Жизненные ценности – отдых,
достижения, поиск любви, прозябание в удовольствиях, самолюбование,
пижонство - совпадали и там и там и в более гламурных и в ещё глубже
андеграундных тусовках. Различие было только в Коде, потому Код так и
оберегался, шутками и подколками на тему иных социальных групп, в
которых
читалось только одно единственное: Мы не такие, конечно же мы лучше!
Хотя повторюсь никаких различий кроме совсем уж видимых – не было. По
крайней мере, для меня, человека равно удаленного от всех этих тейпов.
Итак, её звали Маша и когда-то она была королевой всех этих
ню-рейверских дискотек, развратная и яркая как цветовая палитра. Я
встретил её во
дворе на Черкасова, бесцельно гулял в выходной ,сочиняя в голове
какие-то очередные фантасмагории. Я не сразу её узнал без косметики, в
обычной
одежде, с симпатичной собачкой на поводке. Она улыбалась мне, и я улыбался ей, обалдевший от её вида.
Мы сидели на её кухне и она готовила мне чай. Раньше здесь всё было
какое-то разноцветное, какие-то коллажи из журналов, принты на всю
стену,
граффити. Теперь только несколько рисунков осталось, белые стены, аскетизм, простота.
- Здорово всё изменилось! Как и ты!
- Говорю же, так лучше!
- Ну конечно лучше, уж я то не сомневаюсь, просто … я тебе уже сказал,
ты просто потрясающе выглядишь без косметики, я в небольшом шоке, ты же
видишь, давай рассказывай что произошло.
За окном был пасмурный, серый день. Накрапывал дождик. Она налила из
заварного чайника мне в чашку, предложила печенья. И начала
рассказывать.
У Грифель отчаянно ехала крыша. С похмелья он просыпался и уходил на
кухню записывать чужое творчество, которое когда-то услышал. Он на
полном
серьезе считал, что написал это сам. В начале все думали, что это он
так прикалывается, когда он приходил и начинал зачитывать старые тексты
из
Мумий Тролля или какие-то репаки начала 2000-ных и спрашивал: Ну как?
Все ржали, а он недоуменно смотрел. Ему говорили , что это написали до
него, а он искренне недоумевал как так? Грифель с Андрюхой играли в
группе свою 8-битную музыку с выкриками из старых пупсовых текстов, или
рока 90-х, или рекламных слоганов, в общем, под незатейливый бит и
синтезаторы в ход шёл весь тот мусор, который так дорог поколению
20-летних.
Андрюха увлекался сатанизмом, наделал себе инфернальных татуировок и
когда Грифель сошёл с ума, когда он начал бросаться с кулаками на тех
кто
говорил, что “Владивосток-2000” не его текст, когда все уже откровенно
потешались над ним, Андрюха кинул его, распустил группу и ушёл делать
какие-то жуткие электронные вещи на основе грейн-кора
Грифель был Машкиным парнем. Тусовка не просыхала. Машка говорит, что в
какой-то момент панк стал настолько зашкаливать, что все эти холеные
пижоны-хипстеры, в сущности, перестали чем-то отличаться от бомжей.
Таня, лучшая Машкина подружка, говорила о том, что надо испробовать все
пороки, пока молодой, обычная песня, жить на всю катушку ради
удовольствия. Блядство приобрело просто чудовищные размеры. В этом
блядстве было
смешно слушать сплетни, одни шлюхи жаловались на других, делали круглые
глаза, говорили о том, кто совсем опустился, хотя сами только что
выбрались из говна, и всё ещё воняли.
Чем дальше дело уходило в грязь, тем больше цеплялись люди за внешние
атрибуты. Девочки сами себе шили шмотки или покупали за большие деньги
в
магазинах для своих, какие-то безумные платья. Днём все постоянно
устраивали фотосессии. Это было вершиной творческой активности. Ездили
на
заброшенные заводы, забирались на крыши, и там фоткались, фоткались,
фоткались…Придумывали разные сюжеты, выискивали образы, раздевались,
демонстрировали татуировки, вечером сливали всё на комп, обрабатывали в
фотошопе, вываливали в контакт, нажирались, шли на концерты, жизнь была
насыщена, и даже Грифель с его всамделешним помешательством был просто ярким пятном в этом пёстром коллаже,
В Мае Грифель упал с крыши. Было неясно самоубийство это или несчастный случай.
Маша заплакала. Чистые слезы потекли по её щекам и я положил ей руку на плечо, и тяжело выдохнул, выражая сочувствие…
- Ничего не осталось от человека – неожиданно серьезно сказала она,
успокоившись – ничего… Удивительно, через две недели о нём и не
вспоминали,
хотя он был модным персонажем, рок-звездой можно сказать. Как будто это
было логично! Его смерть, как будто она была закономерностью! Тусовки
продолжались. В его честь даже устроили какое-то гавно, где все как
всегда нажрались … даже Андрюхе было пофиг, он всё говорил что Грифель
горит в Аду…
Мне почему то не хотелось продолжать этот разговор. Комом Маша вывалила
на меня все свои чувства от прежней жизни, и я ощутил какую-то ужасную
тяжесть от её рассказа на душе.
Чтобы прогнать эту тяжесть, я почему-то представил Машу монахиней, с
этими её удивительно красивыми глазами, христовой невестой, где-то на
краю
земли, грустную и просветленную …
Мне не надо было больше выяснять причин её отречения от тусовки, не
надо было вдаваться в детали преображения, я понял, что совершенно зря
спросил её о всём этом, потому что наверное мне надо было просто наслаждаться её красотой.
Я помнил, что в прошлой жизни, она часто придумывала оправдания своему
существованию типа участия в перформансах в защиту животных или что-то
вроде этого. На самом деле все эти акции были такой же ярмаркой тщеславия, как дискотека фриков или модная фотосессия.
Маша что-то рассказывала о себе новой, но я думал совсем о другом.
Я сидел на кухне, где сидел когда-то утром на жутком балу, сидел теперь
абсолютно трезвый, и чувствовал дежа-вю. Ощущения совпали. У меня было
какое-то тихое умиротворение и счастье. Только тогда для этого
состояния нужна была вечеринка, веселье, голые девушки, мишура, танцы
на столе,
алкоголь. А теперь для точно таково же состояния, только правдивого, не
иллюзорного, нужен был только пасмурный день, и не накрашенная,
трогательная изменившаяся девушка рядом, чистота и преодоление боли,
осознание своей неправоты в прошлом и продолжение движение. Продолжение
жизни.
Два состояния совпали, только там, на тусовке, я не мог взвесить это
счастье подержать в руках, а сейчас мог. Я наслаждался моментом и
улыбался
накрапывающему дождику.
Я дослушал машин рассказ до конца, выразил ей ещё раз свой восторг по
поводу её нового образа, чем немного смутил её. Я сказал, что она на
правильном пути, и наверное всё хорошо что так получилось, пригласил её
к нам домой, сказал что мы с моей девушкой вкусно накормим её ,а потом
поедем за город и устроим нормальный пикник на даче.
Мы обнялись, и я пошёл одеваться в коридор. Уже темнело.
В маршрутке играла песня Михаила Круга “Тишина”: “ Тишина, наши свечи
зажжены вновь, как приятно и мило без лишних слов, хоть печально, но
эта
печаль красива…”
Тот самый Круг, от которого так ворочает нос продвинутая молодёжь и
которого так любят гопники. Песня очень ложилась на моё ……………
В пустой маршрутке я смотрел в окно, мелькала моя любимая Гражданка, светофоры отражались на мокром асфальте яркими пятнами.
Хотелось их выключить.
